Одна девушка и тысяча влюбленных

Лачи схватила еще один камень, но машина была уже далеко. Она взглянула на опустевшую улицу, на камень в своей руке и с силой швырнула его на мостовую. Она вся дрожала от злости, и слезы бежали по ее щекам. Так вот он какой, Мадху! А она-то считала его за человека…

Лачи взглянула на телефонную будку. А почему бы ей не войти в эту будку и не позвонить богу? Может быть, он пошлет ей триста пятьдесят рупий? Или по телефону нельзя говорить с богом? Но почему нельзя? И отчего бы богу не помочь ей? Ведь триста пятьдесят рупий не такие уж большие деньги! Неужели в целом мире некому вступиться за честь бедной девушки?

— Дарлинг [8]! Ты кому это хочешь звонить? Поди-ка лучше сюда, сядь ко мне в машину!

Оглянувшись, Лачи увидела молодого человека, сидящего за рулем в красивом голубом «Плимуте».

Она нагнулась и схватила камень. Машина мигом отъехала, оставив после себя только клубы дыма и пыли.

ГЛАВА 6

Когда вечером Лачи возвращалась в табор, Риги уже поджидал ее, сидя на берегу. Как обычно, он молча протянул руку. Она пристально взглянула на него, отвернулась и прошла мимо. Он вскочил и схватил ее за руку.

— Куда же ты? А мои деньги?

Резким движением Лачи вырвала свою руку и влепила ему оплеуху. На губах Риги выступила кровь. Он остолбенел. Потом медленно отер губы и уставился на свою руку, наблюдая, как струйка алой крови растекается по линиям, глубоко прочерченным на его ладони.

— Если верно, что ты мне отец, то ты не должен просить у меня ни одной пайсы, пока я не выплачу долг Дамару.

Продолжая смотреть на свою ладонь, Риги ответил:

— Разве можешь ты одна собрать триста пятьдесят рупий?

— Увидим!

— Ты женщина, а сердце у тебя как у мужчины. В этом твоя беда! — вздохнул он.

— Почему?

— Жизнь коротка, молодость еще короче, а красота тем более. Мой отец учил меня: пой, танцуй, побольше броди по свету, а работать старайся поменьше. Человек, живущий на одном месте, подобен листку на ветке: однажды упав, он сразу увядает.

— А я вот хочу иметь дом. Мне не нужен ваш шатер!

Слова эти вырвались у Лачи как-то непроизвольно, из самой глубины ее сердца. Она сама испугалась прозвучавшего в них чувства и быстро пошла прочь.

А Риги удивленно смотрел ей вслед.

Дамару пил вино, лежа на циновке у шатра. По обе стороны от него сидели Роши и Джаман. Лачи положила перед ним шесть рупий. Он захохотал:

— Сколько же тебе понадобится времени, чтобы уплатить весь долг?

— Не беспокойся! Заплачу в срок, как обещала.

— Да кому же, как не мне, беспокоиться о твоем цветущем теле? — снова засмеялся он.

Женщины ему вторили. Лачи молчала. Дамару окинул взглядом голые ветви деревьев и продолжал:

— Вон и деревья ждут весны. И они, как мое сердце, ждут весны…

— До весны еще далеко, — спокойно возразила Лачи и удалилась, пощелкивая пальцами.

Сердце Дамару сжалось от непонятной тоски. Джаман и Роши завистливыми взглядами проводили Лачи, Джаман пробормотала сквозь зубы:

— Строит из себя порядочную. Вот дрянь!

Дамару, маленькими глотками отпивая вино, проговорил:

— Подожди немного, увидишь, что будет!

Лачи не спалось. Ей казалось, что она лежит не в шатре, а в темнице, стены которой сжимаются кольцом и сдавливают ей горло. Где-то далеко часы пробили двенадцать, потом час и, наконец, два. Но Лачи не спалось. Она вышла из шатра, протерла глаза и глубоко вздохнула. Взгляд ее упал на старый мост, темневший вдалеке. Среди зеленых и красных сигнальных огоньков она различила на мосту чью-то неподвижную тень.

Гуль! По телу Лачи прошла нервная дрожь, она почувствовала гордость и какую-то странную истому. Лачи хотела вернуться шатер, но ноги не послушались ее, и она все стояла, присматриваясь к тени на мосту, которая по-прежнему была недвижима. Потом она решилась и быстро направилась туда, перешагивая через рельсы.

— Я знал, что ты придешь! — сказал Гуль, когда Лачи облокотилась на перила рядом с ним.

— Хм… Я пришла только потому, что в шатре очень душно, — ответила она.

И оба замолчали. Кругом царила тишина, только далеко где-то слышался перестук вагонных колес.

— Я слышал, тебе нужны триста пятьдесят рупий?

— Теперь уже на шесть рупий меньше!

Гуль помолчал.

— Я достану тебе деньги завтра или послезавтра!

— Где же ты достанешь?

— Попрошу у отца!

— А что ты ему скажешь?

— Я не стану обманывать его, скажу все как есть!

— Правда достанешь?

— Да. Завтра или послезавтра!

— Где я увижу тебя?

— Здесь, на мосту.

— Когда?

— В это же время!

— А где будет ждать такси?

Он взглянул на нее, не понимая.

— Какое такси? — спросил он.

— То самое, в котором ты повезешь меня гулять!

Теперь он понял. Он опустил голову и тяжело вздохнул.

— Не вздыхай, пожалуйста. Я слышу эти вздохи поминутно, с тех пор, как стала взрослой. На автобусной остановке, на складе, в лавке мясника, на улице, на базаре — где бы я ни проходила, я все время слышу эти вздохи. Видел ли ты, как собака пускает слюну, завидев кость?

— Не все мужчины одинаковы…

— Но собаки все одинаковы!

Гуль вцепился в ее руку.

— Клянусь богом, ты очень скверная и злая. Я ненавижу тебя! Ненавижу!

— Так зачем же ходишь сюда? — дрогнувшим голосом спросила Лачи.

Гуль не ответил.

Взглянув на свою руку, Лачи сказала:

— Смотри, дикарь, как ты меня исцарапал своими когтями!

И верно, на золотистой, цвета сандалового дерева коже Лачи остались среды его ногтей, а местами даже сочилась кровь. Гуль вздрогнул. Ему хотелось сжать Лачи в объятиях, он уже потянулся к ней, но тут же отодвинулся, рванул себя за волосы и, как в прошлый раз, ничего не сказав, стал спускаться по ступеням.

Лачи засмеялась, сначала тихо, потом все громче и громче, и Гулю послышалось в этом смехе презрение. Он побежал, прыгая через рельсы, и скоро исчез за товарным составом, ожидавшим погрузки.

Лачи перестала смеяться. Она медленно приблизила к глазам руку, на которой ясно проступали следы ногтей Гуля, похожие на молодой, только что народившийся месяц, и вдруг прильнула губами к своей руке.

— Мои раны, о мои дорогие раны! Мои милые, нежные, дорогие раны!

Вернувшись в шатер, она мигом уснула и спала крепко и безмятежно, а когда проснулась, солнце стояло уже высоко и его лучи заглядывали в шатер. Маман плел циновку у входа, а мать пекла лепешки.

Когда настала ночь, Лачи поднялась на мост и прождала Гуля до двух часов, но он так и не явился; не пришел он и в следующую ночь. Прождав его еще несколько ночей, Лачи поняла, что он больше не придет, и решила забыть обо всем. Ранки на ее руке затянулись, покрылись темной корочкой. Лачи осторожно сковырнула ее. Кожа под ней была белая, лишь с небольшой краснотой. Но теперь эти следы уже не вызывали у нее желания целовать их. Она глядела на них с отвращением.

— Что это у тебя на руке? — спросила мать.

Она ответила со злостью:

— Следы зубов собаки!

Мать взглянула на нее пристально, но промолчала.

За двадцать дней Лачи выплатила Дамару семьдесят рупий. Воровать уголь со склада с каждым днем становилось труднее, а стащить курицу удавалось далеко не каждый день. Все уже знали историю Лачи, и хозяйки остерегались ее. Когда она проходила мимо стоянки такси, Хамида говорил своим дружкам:

— Гляньте-ка, вон идет красотка ценою в триста пятьдесят рупий!

Если Лачи никак не реагировала на это, он добавлял:

— Сказала бы мне слово, я бы не только триста пятьдесят, а три тысячи с половиной бросил к ее ногам!

А если и это не задевало, он продолжал:

— Если б она захотела, я достал бы ей даже не три с половиной тысячи, а три с половиной миллиона! Я бы сделал из нее кинозвезду! Но, конечно, при одном условии…