Праведник

Толпа поначалу стихла. Потом послышались робкие хлопки, потом еще и еще, и через несколько секунд люди, кто с выражением восторга, а кто просто машинально, дружно зааплодировали этому совсем невзрачному с виду человеку.

Банкир Иван Петрович Супкин за последнее время стал очень популярной личностью в городе. Несколько месяцев назад он, малоизвестный еще человек, стал появляться в разных людных местах, выступать на всевозможных собраниях, обращаться к народу с речами, в которых с пеной у рта предсказывал, что губернию ждет обнищание, а людей — бедность, ежели нынешний губернатор и его окружение будут продолжать оставаться у власти. Он клеймил инородцев, кидался националистическими лозунгами, распинался в собственном патриотизме и утверждал, что не пройдет и нескольких месяцев, как пророчества его сбудутся, и единственным спасением для губернии является то, что он, Иван Петрович Супкин, и его люди, «смелые и решительные», заменят нынешних правителей города. Сам банкир уже давно спал и видел себя в губернаторском кресле…

Первое время над ним смеялись. Потом, когда некоторые прогнозы стали оправдываться, кое-кто прислушался. К тому времени банкир Супкин собрал собственную партию, которой дал громкое название — Губернский национальный союз и которую поначалу составила кучка таких же, как Супкин, отъявленных негодяев. Сам банкир, будучи человеком состоятельным, денег для достижения своей цели не жалел. Его так называемые единомышленники не скупились на угрозы и подкупы. После кризиса на конезаводе ситуация в губернии с каждым днем ухудшалась. Отчаявшиеся люди начинали верить новому лидеру, так просто объяснявшему причины всех их несчастий. Усиливалось раздражение против властей и инородцев. Численность партии Супкина заметно росла.

Беспокойство царило и в самом городе. Тут и там возникали всевозможные беспорядки — драки, пожары, мелкие погромы и грабежи. На стенах чернели националистические лозунги, которые полиция и здравомыслящие горожане не успевали стирать. Супкинцы не скупились на провокации. В дома к инородцам подбрасывались письма с угрозами и требованием покинуть город. В последние дни до губернатора дошли слухи, что националисты Супкина готовят против инородцев какой-то страшный, решительный акт.

— Я обращаюсь к вам, братья и сестры мои! — начал свою речь банкир Супкин. Аплодисменты немедленно стихли. На площади воцарилась на мгновение необычная, неприятная тишина. — Я обращаюсь к вам, мои добрые, милые земляки!

— Вот ведь падаль, а! — закричал у окна Пужайкин. — Вот тварь! Я сейчас возьму винтарь, да и размозжу ему башку! Политик сраный! Кумир народа! Вот увидишь, сам возьму и пристрелю его как собаку! И всех разгоню, всех!

— Ну это ты, Дмитрий Иванович, брось, — отозвался Прошин. — Этим делу не поможешь. Об этом раньше надо было думать.

— Да кто ж знал, что эта гадина так голову подымет!

— Можно было предвидеть. Не он первый, не он последний. А впрочем, трудно, конечно, было бы что-нибудь изменить. Думаешь, Супкин всей этой вакханалией правит? Ошибаешься. Обстоятельства всем этим правят. Так сложилось одно к другому. Ситуация.

— Ну ты, я вижу, умный, прямо, как Лев Толстой, мать твою! Думаешь, я не читал эти теории? Чушь собачья! А вот его я пристрелю, пристрелю! Сдохнет, и другим неповадно будет! Ишь бунтари какие нашлись! Всех успокою сейчас!

— Да оставь ты их. Говорю, не поможешь ты этим убийством. Наоборот, усугубишь только, обозлишь еще больше против нас. Им, может быть, только этого сейчас и надо. Им, может, только крови сейчас и не хватает.

— Ишь как заговорил, а? Не очень-то на тебя похоже. Так что же делать-то? Что?

— Да ничего. Центр оцеплен. У полиции сил достаточно. Утихомирят кого надо в случае чего. А эти пусть выкричатся, побуянят, а там, глядишь, и разойдутся все по домам.

— Эх, упустили времечко! Давно его придушить надо было! Теперь не кончится это так просто! Нутром чую, мать его так!..

— В это тяжелое страшное время! — на всю площадь ораторствовал Супкин. — Когда безработица и хаос пришли на нашу землю!.. Когда голод и нищета уже стучатся в наши дома!.. Когда нехристи-инородцы, как воши, проникли во все щели, я говорю вам, друзья мои! Хватит! Хватит терпеть нам все это! До каких пор безродные плебеи будут пить из нас кровь! До каких пор продажные шлюхи будут править нами!

— Правильно! — крикнул грязный, оборванный мужичок, стоявший у самых ступеней.

— Молодец! Молодец! — подхватил такого же вида другой.

Оба этих человека зааплодировали. Аплодисменты тут же подхватила толпа.

Двое этих неприятных по виду людей уже давно знакомы Вам, дорогой читатель. Эти двое бродяг и их третий товарищ сидели в ресторанчике «Три коня», где некоторое время назад чеченец Солтан встречался с писателем Бориным.

Банкир Супкин поднял руку, и народ снова затих:

— И вот теперь настало время борьбы с бесовским засильем! Хватит бездействовать! Ибо то, что происходит у нас, происходит по всей матушке России! Слышали ли вы, братья мои, что происходит в Москве! Знаете ли вы, что там, в самом центре нашей великой Родины, один еврей надругался и зарезал сорок пять ни в чем не повинных православных женщин и детей?

— Знаем! — крикнул бродяга.

— Читали! — крикнул другой.

— Наше бездействие погубит Россию! Настало время объединиться! Сегодня все мы, честные православные граждане, должны собраться вместе и твердой стеной встать на борьбу со злом! Иначе всех нас ждут рабство и скорый конец! Ибо если иуды снова одержат над нами верх, погибнет Земля наша!.. И сегодня мы пришли сюда для того, чтобы спросить ответа у тех, кто довел наш город до разорения! Там! За стенами этого дворца спрятались от гнева народного виновные во всем люди! Это они привели на нашу землю нехристей! Они дали им волю в делах и поступках их! Это они сегодня лишают вас работы — последнего куска хлеба! Но они поплатятся за это! Они будут отвечать перед народом! Сегодня! Сейчас!

— Правильно! Верно! — в один голос крикнули двое.

— Чудно как-то, — вдруг неожиданно громко сказал высокий и толстый парень с розовым смазливым лицом. — Чего городит?

— Дело говорит мужик, дело, — возразил худой, остроносый мужчина в очках. — Губернатор во всем виноват. А жиды пускай убираются к чертовой матери. Самим скоро жрать нечего будет.

— Еще бы! — закричал бородатый старик. — Мой дед его еще знал!

— Так ведь он же не старый. А твой дед уж помер когда?

— Когда… Тогда! Много будешь знать, скоро состаришься! А помрешь еще раньше!

— Раньше тебя не помру, не пужай.

— Эй вы, хватит вам! Умного человека послушать не даете!

— Мы требуем ответа от губернатора! — кричал в это время Супкин.

— Губернатора! Губернатора! — закричали люди.

— Губернатора к ответу! — подхватили со всех сторон.

— Ну сейчас я им отвечу, — злобно сказал Пужайкин.

Он поправил на себе мундир, подошел к балконной двери, взялся за ручку, постоял еще мгновение, затем решительно распахнул дверь и вышел на балкон.

Но в этот момент на площади произошло нечто неожиданное. При виде губернатора люди немедленно стихли, но тут же тишину разорвал дикий вопль, очень похожий на стон или плач:

— Убили! Убили! Убили!

С улицы на площадь бежал маленький человечек. Одежда его вся была выпачкана свежей кровью. Издали лицо его казалось ужасным. Оно выражало страдание и боль. Он бежал сквозь толпу к ступеням, и люди в ужасе расступались перед ним. Он громко, пронзительно и страшно кричал:

— Убили ироды! Доченьку мою единственную жиды убили! Кровиночку мою! Девочку! За что! За что! За что!

В другой, более спокойной ситуации, любой бы понял, что все это лишь очень плохой спектакль, что выражение боли и страдания на лице этого обросшего, грязного человека лишь клоунские ужимки, что крик его наигран и совершенно не похож на крик убитого горем человека. Одного более внимательного взгляда на него было достаточно, чтобы понять, что никакой маленькой дочки у него нет и отродясь не могло быть. Он был болезнен и стар и гораздо больше походил на разбойника и бродягу, нежели на отца маленькой девочки. Но люди на площади были очень возбуждены. Почти никто из них не видел этого оборванца (который, кстати, тоже находился в тот самый вечер в «Трех конях»). Люди на площади были напуганы его криком. Они лишь слышали его истерический вопль.