Не любовью единой (Новеллы о женских судьбах)

Следом за Юлием Цезарем Римом правил Август Октавиан. И тоже развелся со своей женой Скрибонией, "устав от ее дурного нрава". Свою родную дочь и внучку - их обеих звали Юлиями - Август был вынужден сослать, потому что они были "запятнаны всеми пороками".

Старшая Юлия, дочь Августа, была женой Тиберия, правившего Римом после Августа. Тиберий был вынужден сбежать из Рима в добровольную ссылку на остров Родос на целых восемь лет, чтобы не находиться рядом со своей женой, такую репутацию она имела в Риме. Будущего императора Тиберия страшило не то, что над ним как рогоносцем смеется весь Рим - и черт с ней, с женой, на которую никакого удержу нет! Честолюбивый Тиберий смотрел далеко вперед. Он понимал, что с репутацией рогоносца он не мог рассчитывать стать императором после Августа. Лучше убежать и спрятаться в какой-нибудь дыре, чтобы люди сначала посочувствовали ему, а потом и вовсе забыли о его позоре. Так оно и вышло. Светоний пишет: "В расцвете лет и сил он неожиданно решил отойти от дел и удалиться как можно дальше. Быть может, его толкнуло на это отвращение к жене, которую он не мог ни обвинить, ни отвергнуть, но не мог больше терпеть; быть может - желание не возбуждать неприязни в Риме своей неотлучностью и удалением укрепить, а то и увеличить свое влияние к тому времени, когда государству могли бы понадобиться его услуги".

Что касается целомудрия жен следующего после Тиберия римского императора Калигулы, то тут и сказать что-либо язык не поворачивается: это были либо его родные сестры (по очереди), либо вообще мужчины, и жили они все вместе в императорском дворце Палатине, превращенном в роскошный лупанарий.

А следом за Калигулой императором стал Клавдий, который развелся с первой своей женой этрусской Ургуланиллой из-за ее "наглого разврата", со второй - Петиной - из-за "мелких ссор" и женился на Мессалине.

Любопытно, что и дальше в истории Рима не было ни одного императора, которому не изменяла бы его жена. Причем все они - все без исключения! изменяли своим мужьям-императорам вызывающе, демонстративно, с громкими скандалами на всю империю.

Но лишь одна Мессалина была казнена за "распутство".

* * *

"Пировавшему Клавдию сообщили о смерти Мессалины, умолчав о том, была ли она добровольной или насильственной. А он, не спросив об этом, потребовал кубок с вином и ни в чем не нарушил обычного ритуала застолья. Да и в последующие дни он не выказал ни малейших признаков ни радости, ни ненависти, ни гнева, ни скорби, ни вообще какого бы то ни было движения души человеческой - как при виде ликующих обвинителей, так и глядя на подавленных горем детей".

Светоний пишет: "Людей удивляла его забывчивость и бездумность - то, что греки называют рассеянностью и незрячестью. Так, после убийства Мессалины, садясь за стол, он спросил, почему же не приходит императрица?"

По Тациту, "сенат помог Клавдию забыть Мессалину, так как постановил изъять ее имя и ее статуи из всех общественных мест и из частных домов".

Кто-то очень сильно постарался, чтобы избавить Клавдия от мыслей о казненной жене. До наших дней дошло только одно изображение Мессалины на камее, которая хранится сейчас в парижской Национальной библиотеке. На камее она изображена с двумя своими детьми - Октавией и Британиком. Однако общая композиция трех фигур, сильно напоминающая традиции христианской иконописи Богоматери с младенцем Христом, и сам медальный профиль Мессалины заставляют сильно сомневаться в том, что это был ее прижизненный портрет. На камее изображена матрона лет сорока с пухлым, отечным лицом и двойным подбородком.

А между тем Валерия Мессалина вышла замуж за Клавдия, когда ей было четырнадцать лет. Умерла она двадцати трех лет от роду.

Так рассыпается в прах малосимпатичная фигура сластолюбивой и видавшей виды римской матроны, изменяющей седому императору Клавдию с молодыми красавцами любовниками. Сквозь тысячелетние наслоения лжи и злобы проступает совсем другой образ - молоденькой женщины, почти девочки, волей судеб затянутой в жернова большой имперской политики и с хрустом и кровью перемолотой этими жерновами вместе с двумя ее малютками.

* * *

Трагическая развязка наступила в 48 году от Рождества Христова, или, по римскому календарю, в 801 году от основания города, когда империя еще казалась вечной. До завоевания Рима варварами оставалось пять веков.

Этот год для Рима был особенным. Смену веков отпраздновали в империи невиданными торжествами. Были организованы даже редчайшие секулярные игры (устраиваемые только в конце очередного столетия). До этого секулярные игры Вечный город видел лишь трижды за всю свою восьмисотлетнюю историю.

Римская империя раскинулась от Испании и Британских островов на западе и берегов Балтийского моря на севере до Армении на востоке и истоков Нила и пустынь Мавритании на юге. Сто тридцать миллионов римских подданных и покоренных народов трудились на благо двух миллионов жителей Рима и трех миллионов обслуживающих их рабов.

Никто из этих пяти миллионов не слышал предсмертного крика Мессалины в садах Лукулла. Слышали этот крик только палач - офицер-преторианец и сопровождавший его вольноотпущенник, посланный проследить за исполнением приговора. Ни громадный молчаливый солдафон, ни его вертлявый и болтливый спутник не могли и подумать, что отчаянный женский вопль, похожий на вой волчицы, выкормившей Ромула и Рема, возвещает наступление сумерек, отныне неотвратимо опускающихся на Вечный город.

А завязался этот трагический узел, разрубленный мечом трибуна, задолго до того, как дом знатного римлянина Марка Валерия Мессалы Барбата огласил крик его новорожденной дочки Валерии.

Как писал Тацит: "Меня охватывает раздумье, определяются ли дела человеческие роком и непреклонной необходимостью или случайностью".

Давайте и мы задумаемся, тяготел ли над Валерией Мессалиной непреклонный рок или она пала жертвой случайного стечения обстоятельств.

* * *

Мы будем пользоваться привычным нам христианским летосчислением. По этому календарю, в 9 году от Рождества Христова, то есть более чем за тридцать лет до описываемых событий, первое сокрушительное поражение от варваров-германцев потерпели римские войска. В топях междуречья Рейна и Эльбы в глухом Тевтобургском лесу нашли свой конец сразу три легиона с полководцем Лоллием Квинтилием Варром и тремя легатами - всего тридцать тысяч отборных и опытных римских солдат и почти столько же вспомогательных войск. В Риме император Август, говорят, бился головой о стену с криками: "Квинтилий Варр, верни легионы!"