Кольцо с бирюзой

— Он фат из фатов! — вскричала неделю назад Нерисса, когда Порция предложила ей в мужья Грациано. — Согласна с тобой: прекрасный кусок плоти, но как ты можешь связывать меня с ним, пока смерть не разлучит нас?

Порция холодно посмотрела на нее:

— Я думала, тебе нравится хороший кусок плоти.

Нерисса резко опустилась в кресло. Ее юбки взметнулись вокруг нее, потом улеглись, как простыни, которые встряхнули.

— Ах, я уверена: это просто игра. Ты не простила меня за испанского солдата и теперь хочешь наказать на всю жизнь, навязав мне какого-то злобного дурака.

— Болтун, тут я с тобой согласна, но злобный?

— Я слышала, как он разглагольствовал о чужестранцах в Венеции, о тех, кого ты восхваляешь за оживление наших рынков. Евреи, мавры, французы, немцы, ужасные голландские протестанты — он зарубил бы их топорами, он задушил бы их веревками, он утопил бы их в рассоле! У каждого народа, вещал он, есть свой недостаток. Голландцы — пьяницы, они сожрали бы все доходы в мире — как будто он сам не пьяница или не хотел бы иметь все деньги мира! Французы продают самые плохие вина и говорят в нос — как будто он что-нибудь понимает в винограде или как будто я считаю музыкальными его пронзительные вопли. Мавры, по его словам, берут за свою работу меньше одного турецкого солтани, и добрые венецианцы из-за этого вынуждены попрошайничать, вместо того чтобы зарабатывать на хлеб, таская тяжести в порту. Он сам, конечно, и пальцем не шевельнул бы, даже чтобы принести из сада корзинку персиков. А что касается евреев — ах, тут и конца нет! Евреи делают порох и продают его туркам, чтобы те разрывали христианских солдат на три части и они взлетали бы прямо в небеса! Евреи распространяют чуму, они…

Порция подняла руку, хихикая.

— Я уже начинаю лучше думать о твоем Грациано. Он мыслящий человек.

Нерисса презрительно рассмеялась.

— За его разглагольствованиями не скрывается никаких мыслей. Он просто повторяет то, что слышал от своего отца и его друзей.

— Ну, так значит, его отец не совсем дурак. Я против того, чтобы мужчин всех национальностей высылали из Венеции. Пусть они демонстрируют свои цвета на нашем Риальто! И все-таки есть на что сетовать. Разве я не видела плохого поведения людей разных национальностей в моем собственном доме, где испанцы, англичане и все прочие толпятся, мекая и блея, как козлы и бараны?

— Синьора Порция, в большинстве своем вы встречались лишь с одним из каждого сорта. Неужели вы стали бы чернить всю нацию за грехи отдельных мужчин?

— Хороший ответ! Ты начинаешь постигать логику.

— Больше чем логику. «Тот, кто без греха, пусть…»

— Довольно! — Порция подняла руку. — Библия — потом, во время наших молитв.

— У тебя редко находится время для них, ты постоянно занята тем, как добыть деньги и как их растратить, составлением планов, как получить еще больше и как больше истратить, моя дорогая госпожа, — упрекнула Нерисса.

— Обещаю тебе, что найду время для исповеди сегодня вечером и расскажу священнику обо всех моих ужасных грехах. Между прочим, у меня есть ты — мой крест на дневные часы. Ну, слушай! — Сидя за столом, Порция хлопнула в ладоши. — Давай перечислим все дела строго по порядку. — Она стала загибать свои длинные пальцы. — Первое. Я не могу пренебречь завещанием моего отца — оно ратифицировано и одобрено венецианскими олухами, его можно было бы высечь в камне. Второе. И все же я найду способ сделать так, чтобы его ограничения не препятствовали моим желаниям. В-третьих. Это желание — похожий на овцу муж, достаточно глупый, чтобы следовать моим указаниям во всех финансовых делах, раз уж он получил все по условиям благословенного завещания. В-четвертых. Такая овца, по имени Бассанио, ожидается на этой неделе. Он спустится с трапа своего нанятого судна, готовый к убою. В-пятых. С ним прибудет Грациано, хороший кусок мяса со строгими взглядами на дурные привычки иностранцев, и, если Бассанио выиграет нашу брачную игру, Грациано мог бы стать подходящей парой для Нериссы, чтобы удовлетворять желания ее плоти…

— И дать мне ребенка, такого же глупого, как его отец?

— Или такого умного, как ты! И мы заставим Грациано следовать примеру Бассанио — я имею в виду овечье послушание. Мы заставим его продать нам свое длительное отсутствие в обмен на деньги для игры. Ах, Нерисса, он пойдет на это! — В восторге она наклонилась вперед. — Он повторяет все, что делает Бассанио, вплоть до острот его свинцового ума, которые падают из его рта, как ядра из плохо стреляющей пушки.

— Твоя фантазия зашла слишком далеко.

— Недостаточно далеко! Я хочу тебя убедить.

К тому времени, как прибыли венецианцы, диспут еще не был закончен. Женщины провели десять дней, перебраниваясь, будто супружеская пара, пока Бассанио играл в карты с Грациано или сидел в холле, пиная ногой перекладину кресла, как это делала Нерисса в тот несчастный день визита арагонского господина две недели назад. За эти десять дней прибыли еще три жениха и отбыли, обескураженные или напуганные, после того как им сообщили обо всех условиях завещания, как и многие мужчины до них. Среди прочих абсурдных вещей — таких, как завтрак из яиц ржанки, приправленных чесноком, утром в день состязания претендентов, — завещание требовало от каждого мужчины, участвующего в игре, подписать контракт, запрещающий ему участвовать в дальнейших ухаживаниях где бы то ни было. Правило действует даже в том случае, если мужчина не угадал и ему не удалось выиграть «Бельмонт» и Порцию. Но было бы почти невозможно заставить выполнить этот пункт, и обе — Порция и Нерисса догадывались, что мужчины, проигравшие игру, не собирались давать обет безбрачия. Так, две недели назад господин из Арагона покинул дом, бормоча что-то о плавании к дому богатой наследницы в Барселоне. Но язык контракта Бель Менте пугал некоторых: например, шанс один из трех, что удастся пройти брачное испытание, и вуаль, которая скрывала лицо Порции, пока мужчины делали свой выбор.

Бассанио из Венеции уже знал, как выглядит Порция. Он побывал в этом доме еще тогда, когда был жив ее отец, прослышав, что сумасшедший тревизец продает бесценное серебро за крошечных болотных лягушек. Этот слух побудил Бассанио пройти на лодке из Венеции к островам мертвых, через лагуну, чтобы поохотиться на маленьких прыгающих бестий в низкой мокрой растительности среди камней на переполненных кладбищах. Хотя он испачкал свои бархатные штаны, ползая на коленях, ему удалось за три часа поймать десять крошечных лягушек и заточить их в коробку с проволочной крышкой. Он направил шлюп к «Бельмонту» и едва не совершил сделку с синьором Бель Менте, когда в комнату ворвалась Порция в мужских бриджах для верховой езды, размахивая одним из испанских клинков своего отца.

— Слушай, дочь! — вскричал ее отец, вытягивая вперед руку. — Великолепные прыгающие лягушки в обмен на эту старую грязную голову Христа, сделанную Челлини [52], не знаю, для чего она вообще. Каково, дочь! — Он отскочил в сторону, опрокинув кресло. Лягушки, вырвавшись на свободу, прыгнули, спасаясь, на пол, а синьор Бель Менте и Бассанио выбежали из комнаты, чтобы избежать меча справедливости Порции. Синьор Бель Менте, дрожа, удалился в свою спальню, а расстроенный Бассанио на набережную дожидаться возвращения шлюпа. Лягушки нашли дорогу к влажным местам в кухне, где месяцы спустя Нерисса собрала восемь из них в свой передник и вынесла в сад. Две оставшиеся размножились, так что теперь в «Бельмонте» лягушки часто появлялись на стенных панелях, или на зеркалах, или на изящных клавишах из слоновой кости клавесина в большой гостиной.

Меч Порции был устрашающим, но сама Порция — великолепна. Бассанио она напомнила Афину, праведный гнев при виде происходящей несправедливой сделки сделал ее простые строгие черты лица величественными. Такая женщина могла бы соответствовать его запросам, подумал он. Он мог бы носить ее в руке, как щит, и она могла бы подавить язык сплетен своими извергающими огонь глазами. Она могла бы стать богиней домашнего очага: хорошо приглядывала бы за слугами, назначала цену и покупала продукты для их стола, который ломился бы не только от прекрасной рыбы, мяса и птицы, но и от остроумных гостей, привезенных из Венеции. Она, конечно, тоже была бы рада иметь мужа, способствующего еще большим ее успехам, особенно если у него есть такой способный советчик, как мастер торговли Антонио ди Ардженто.