Джейн и Эмма

— Вы вернетесь в дом Кэмпбеллов на Манчестер-сквер? — спросил он. — Ну когда все остальные отправятся в Ирландию?

Было решено, что морское путешествие будет менее утомительным для больной ноги полковника Кэмпбелла, чем сухопутное, и новобрачные вместе с миссис Диксон и родителями Рейчел планировали отплыть из Уэймута через две недели.

— Нет, отсюда я поеду прямо в Хайбери. — Джейн вздохнула, припомнив, как по дороге в Уэймут лелеяла надежду на обратном пути заехать вместе с Рейчел в Хайбери, познакомить ее со своими любимыми родственниками и друзьями. — Полковник Кэмпбелл очень добр ко мне, он сказал, что я могу ехать почтовым экипажем, и обещал оплатить эту поездку.

— Как бы мне хотелось сопровождать вас! — вздохнул Фрэнк. — Но увы, тетя вбила себе в голову, что должна поехать в Харрогит на воды, и мне велено вернуться уже завтра, чтобы ее сопровождать. Бедная, она никак не поймет, что воды и воздух одного места принесут ей не больше пользы, чем воды и воздух другого.

— Она действительно серьезно больна?

— Да, — хмуро сказал Фрэнк. — Ревматические изменения имеют поверхностный характер, хотя и доставляют ей немало неприятностей. Но лондонский доктор недавно сказал дяде и мне, что у нее есть еще и болезнь сердца, которая в любой момент может свести ее в могилу, и что даже при самом лучшем в мире уходе она останется с нами еще максимум на год или два. Так что мы стараемся потакать ее капризам — кстати, дяде достается больше, чем мне. Я по крайней мере могу ее ненадолго покинуть, хотя, — добавил он с улыбкой, — стараюсь, чтобы эти отлучки не были слишком уж частыми или продолжительными, чтобы по возвращении не оказаться в немилости.

«Как мне повезло, — подумала Джейн, — что тетя Хетти и бабушка любят меня преданно и без всяких условий, что они неизменно добры и чутки. Кажется, за всю жизнь я не слышала от них ни одного резкого слова. Насколько сильно отличается моя судьба от участи Фрэнка Черчилля и Рейчел. Если мне когда-нибудь придет в голову пожаловаться на судьбу, надо будет вспомнить об этом».

Она не чувствовала такой же сильной уверенности в своем везении две недели спустя, когда проводила Диксонов и Кэмпбеллов на пароход в гавани Веймута. Она долго махала платочком — до тех пор, пока могла различить лица, и вернулась в дом, где повсюду были разбросаны веревки, куски мешковины и прочий мусор, всегда сопутствующий отъезду. Надо было расплатиться с последними слугами и дождаться своего транспорта.

Прощание с Рейчел оказалось очень болезненным. Они снова и снова обнимали друг друга и никак не могли расстаться.

— О, Дженни, моя милая, дорогая Дженни, — рыдала Рейчел. — Я не вынесу расставания. Ты же приедешь к нам — как только сможешь? Скажи, что обязательно приедешь!

— Конечно, она приедет, дорогая, — угрюмо сказал полковник, — и привезет показать нам красивого мужа. Будет это очень скоро, да, Дженни, детка? Скажи ей, Мэтт, мальчик мой.

Мэтт был очень молчалив при расставании. В присутствии Джейн он вообще по большей части хранил молчание и обращался к ней, только когда без этого нельзя было обойтись, — после своего объяснения в любви. Но вечером накануне отъезда он подстерег ее на улице и, ни слова не говоря, вложил в руку маленький сверток.

Вечером, улучив момент, она развернула его. Это оказалось стихотворение, написанное рукой Мэтта.

Прочитав это произведение, Джейн почувствовала негодование. «Он не должен был давать мне это, — думала она, — нет, не должен! Теперь он принадлежит Рейчел». Но потом она ощутила глубокую печаль и в сотый раз усомнилась, правильно ли поступила, подтолкнув эту пару к браку. Будут ли они счастливы там — в Бейли-Крейг? Что же касается этого стихотворения… этой бумаги… Она улучила момент, когда никого не было рядом, разорвала бумагу на мелкие кусочки и выбросила в декабрьское море. У нее не было права хранить это произведение. Джейн чувствовала, что оно принесет ей несчастье.

— Ты должен поцеловать Джейн на прощание, — сказала Рейчел при расставании. — Она теперь твоя сестра. — Но Мэтт не сделал этого и даже не прикоснулся к ее руке.

Полковник и миссис Кэмпбелл простились с Джейн тепло, как любящие родители.

— Пиши нам каждую неделю, — сказала миссис Кэмпбелл. — Я действительно не представляю, как мы будем обходиться без тебя, Джейн. Мы будем очень скучать.

— Оставайся в Хайбери сколько захочешь, — решительно сказал полковник. — Отдохни, пообщайся с родными и друзьями и вылечи наконец простуду, которая изводила тебя в последнее время. Не спеши и не соглашайся на первое же место, которое тебе подвернется. Будь разборчивой! Сделай выбор с особой тщательностью! Возьми! — И он тоже вложил ей в руку маленький пакетик.

— О, сэр, не надо! Вы не должны! — воскликнула она, думая о Мэтте. Но в этом пакетике стихов не было. Только банкноты — пятьдесят фунтов.

— Чепуха! Ты хорошая девочка! — резко ответил полковник и пошел вслед за остальными по сходням. — Очень жаль, что я не могу сделать для тебя большего, — добавил он, уже стоя на палубе.

Вспоминая об этом прощании позднее, в пыльном холле дома, где еще совсем недавно звучали оживленные голоса, чувствуя вокруг лишь пустоту и одиночество и слыша только шум дождя за окном, Джейн совсем пала духом. Впрочем, стоит ли этому удивляться? Зная, что в дом не войдет ни одна живая душа, она села на свой сундук и в отчаянии зарыдала.

Она еще никогда в жизни не чувствовала себя такой одинокой.

— Мисс Фэрфакс! — воскликнул знакомый голос. — Моя дорогая мисс Фэрфакс! Боже правый! Вы не должны так расстраиваться! Одна, в пустом доме. Почему вы дрожите, словно осиновый лист? Вы замерзли! Позвольте, я наброшу вам на плечи свое пальто!

Рыдающая Джейн не сопротивлялась. Она почувствовала на своих плечах толстую теплую ткань и пару нежных успокаивающих рук Фрэнка Черчилля.

— Прижмитесь ко мне, положите мне голову на плечо. Если вам надо выплакаться, плачьте с удобствами. Позвольте предложить вам мой носовой платок — ваш, боюсь, уже совсем промок.

Джейн еще немного поплакала, но, как это часто бывает, разрешение выплакаться быстро осушило слезы. Она несколько минут сидела не шевелясь, потом решительно высморкалась и, подняв глаза, всмотрелась в заботливое лицо Фрэнка Черчилля.

— Вы, должно быть, считаете меня жалкой плаксой?

— Вовсе нет. Я думаю… Не важно, что я думаю… Почему Кэмпбеллы и Диксоны уехали и бросили вас одну?

— Они предлагали мне поехать с ними. Много раз. Но я отказалась.

— И кто бы стал вас за это винить? Я видел, в каком вы положении; я видел это лучше, чем кто-нибудь другой.

Решив проигнорировать подтекст этого заявления, Джейн спросила:

— Но что вы здесь делаете, мистер Черчилль? Я думала, вы везете свою тетушку в Харрогит?

— Я и должен был этим заниматься, но она, как это часто бывает, передумала. Вместо этого мой дядя повез ее в Бат. А я воспользовался шансом поехать обходным путем — я должен встретиться с ними там — и заехал сначала в Уэймут. И очень рад этому. Потому что теперь я могу стать вашим компаньоном в путешествии. Спутником, помощником, другом, в общем, тем, кто вам больше всего нужен, до самого вашего отъезда. Когда придет экипаж?