Прекрасная и неистовая Элизабет
Прекрасная и неистовая Элизабет читать книгу онлайн
Замечательный роман широко известного французского писателя Анри Труайя, впервые издаваемый на русском языке, будет интересно прочитать не только любительницам любовного жанра, но и самому искушенному читателю, ищущему встречи с литературой в высшем понимании этого слова. В центре внимания автора — развитие любовной истории Элизабет, не случайно названной прекрасной и неистовой.
Внимание! Книга может содержать контент только для совершеннолетних. Для несовершеннолетних чтение данного контента СТРОГО ЗАПРЕЩЕНО! Если в книге присутствует наличие пропаганды ЛГБТ и другого, запрещенного контента - просьба написать на почту [email protected] для удаления материала
— Зато я знаю! — грозно сказала Амелия. — Ваш шеф-повар просто лицемер. Но я еще не сказала своего последнего слова. Ничего! Он увидит, увидит…
Она просто задыхалась от гнева.
— Сейчас же найдите мне хозяина! — приказала она.
Испуганная Камилла, не проронив ни слова, бросилась на поиски. Через пять минут Пьер и Элизабет вошли в комнату.
— Читайте! — сказала им Амелия.
Они взяли лист бумаги и прочитали вместе. Пьер первым поднял голову:
— Ну вот мы и влипли!
— Это просто бунт, ни больше, ни меньше! — воскликнула Амелия, запахивая на груди ночную розовую кофточку.
— Дело в том, что они действительно могут все сбежать, если ты будешь упорствовать, — сказал Пьер. — Я же советовал тебе не вмешиваться в их дела!
— Если я и вмешиваюсь, — возразила Амелия, — то только потому, что не могу выносить грязи в моем доме.
— Да, но ты видишь результат, мама! — ответила Элизабет. — Ты слишком далеко зашла.
— А они не далеко зашли? Они, видите ли, считают, что у меня нет причин для увольнения Леонтины! Ну так вот, я скажу им в лицо, почему я выставляю ее за дверь, я скажу это в присутствии шеф-повара и его жены!
С видом уставшего полководца, обдумывающего тактику боя, Амелия откинулась на подушки.
— Ты не можешь сказать им это, мама, — прошептала Элизабет.
— Ты думаешь, что я постесняюсь? Они-то не постеснялись написать нам это наглое письмо!
— Хорошо, — продолжала Элизабет. — Допустим, что они не правы. Но что произойдет, если ты им все расскажешь? Шеф-повар разозлится, если ты откроешь правду его жене. Его жена оскорбится, узнав о том, что муж ей неверен. Они уедут. Леонтина, которую ты уже уволила, тоже уедет. Берта последует за ней, потому что они всегда устраиваются на работу вместе. С кем же мы останемся? С Эмильеной, Антуаном и Камиллой Бушелотт? Тебе ничего не остается, как закрыть гостиницу.
— Элизабет права, — тихо вставил Пьер.
— Я не закрою гостиницу, — сказала Амелия. — Если надо, мы будем работать втроем до тех пор, пока не подыщем замены.
В дверь постучали.
— Кто там? — спросила Амелия раздраженным голосом.
— Это я, Камилла! Мадам, постояльцы требуют холодный завтрак. А ничего еще не готово.
— Хорошо! — сказала Амелия. — Иди, посмотри, Пьер. А ты, Элизабет, скажи клиентам, чтобы они немного подождали. Я встаю.
Она заканчивала одеваться, когда в комнату вошел Пьер со спокойным и победоносным видом.
— Я поговорил с шеф-поваром относительно холодного завтрака, — заявил он. — Все устроилось. Но мне хотелось бы, чтобы он повторил тебе то, что объяснил мне.
— Отлично! — сказала Амелия. — Я как раз хотела расспросить его раньше других. Где он?
— В коридоре.
— Сейчас мы его выслушаем.
Она увела мужа в маленький салон, вызвала шеф-повара и когда тот щелкнул перед ней каблуками, посмотрела на него ледяным взглядом.
— Мадам, — сказал Балаганов, — при всем моем уважении, я уже довел до сведения мсье, что был против ультиматума, равно как и против увольнения Леонтины.
— Как это удобно, — сказала Амелия с иронией в голосе, опершись рукой на пианино.
— Это совсем неудобно, — возразил шеф-повар. — Я против ультиматума, потому что я был солдатом русской императорской армии, потому что долго воевал против большевиков и потому что ультиматумы, комитеты, забастовки и все такое прочее — это то, что устраивали большевики в моей стране.
— Действительно, — сказала Амелия. — Тогда почему вы против увольнения Леонтины?
— Потому что она не заслуживает этого, — прогудел он.
— Вы так считаете?
— Да, мадам. Она не заслуживает. Если хотите, то во всем виноват я один.
Он вздохнул, опустив голову, и скорбно добавил:
— У меня слабость немного поухаживать за красивыми женщинами.
— Вы называете это немного поухаживать?! — воскликнула Амелия. — Вчера в шесть часов вечера вы были в комнате Леонтины.
— Не стану отрицать, — ответил шеф-повар. — Был. Меня подтолкнул дьявол похоти. Но Леонтина вела себя со мной как святая.
— Правда?
— Клянусь вам, мадам. Бедняжка Рене, она обо всем догадывается и закрывает на это глаза! Это правда, что Леонтина впустила меня, но только для того, чтобы урезонить… Я выслушал ее, словно это был голос моей совести, и ушел сконфуженный и невинный…
— Вот видишь, Амелия! — сказал Пьер. — Все оказалось не столь серьезно.
— Теперь же, — продолжал шеф, — я выздоровел душой и телом.
— До того дня, когда не представится новый случай, — ядовито сказала Амелия.
Балаганов стукнул себя в грудь тяжелым как камень кулаком.
— Нового случай не будет, мадам. Я казак. А казак дает слово только один раз. И я даю его вам.
Амелия пребывала в растерянности. Можно ли было верить раскаянию этого человека, который дал себе столь суровый обет и обещал не повторять ошибки? Она вспомнила испанца Вилларубиа, который когда-то в Париже отнесся к ней неуважительно и с таким же красноречием извинялся перед ней за свой поступок. Право, этих иностранцев невозможно было понять!
Пьер тихо спросил:
— Ну так что мы решим?
Погруженная в воспоминания, Амелия вздрогнула. Шеф-повар стоял перед ней плотной белой массой, словно большой ком снега. Он ждал приговора.
— Хорошо, — сказала Амелия. — Я оставлю Леонтину. Но если я замечу что-нибудь в ваших отношениях…
— Будьте спокойны, мадам, — ответил шеф-повар. — Да благословит вас Бог! Леонтина придет поблагодарить вас.
— Это ни к чему.
— Это необходимо, мадам. Я могу идти?
— Идите, — сказала Амелия.
Он вышел, а Пьер рухнул на стул:
— Уф! Ну и история!
Амелия была недовольна тем, что уступила, и в то же время успокоена тем, что все так мирно разрешилось.
— Надеюсь, нам не придется раскаиваться в том, что мы проявили себя слишком сговорчивыми, — сказала она.
— Конечно, — ответил Пьер. — Он хороший малый, да и Леонтина не так уж плоха, хотя характер у нее не слишком приятный.
В полдень Леонтина предстала перед хозяевами и сказала, что была ни в чем не повинна, прокляла этот злосчастный ультиматум и заявила со слезами на глазах, что была привязана к дому, где с ней всегда так хорошо обходились. Амелия успокоилась. Порядок в гостинице был восстановлен, и никто из клиентов ни о чем не догадался.
На другой день Паскаль Жапи, верный воинскому долгу, был вынужден выехать на восток, где стояла его часть. Пьер предложил подвезти его до Салланша. Глория и Сесиль отправились его провожать. По возвращении с вокзала Глория была грустна и молчалива, но держалась стойко. Сесиль увела Элизабет в маленький салон и, убедившись, что их никто не слышит, прошептала с таинственным видом:
— Вы знаете, кого я видела на перроне?
— Нет.
— Этого парня, Кристиана Вальтера. Он провожал друзей на поезд. Да вы же их знаете! Они однажды обедали в гостинице: господин с седыми волосами и элегантная дама…
— Ну конечно, — сказала Элизабет и быстро сменила тему разговора.
Встретившись во второй половине дня с Кристианом в его комнате, она, однако, спросила:
— Ты сегодня утром был в Салланше?
— Кто тебе сказал?
— Никто. Я ясновидящая.
Он рассмеялся:
— Ты угадала. Я провожал друзей Жоржа и Франсуазу Ренар…
— У них закончился отпуск?
— Не совсем так. Жоржу необходимо вернуться к своим делам. А Франсуаза пробудет еще месяц в Межеве, в своем швейцарском домике.
— Значит он уехал один?
— Да.
— И ты вернулся с этой дамой в Межев?
— Конечно!
— Автобусом?
— Нет. В их машине.
— Кто был за рулем?
— Я. Но почему ты задаешь мне столько вопросов?
— Просто мне хочется знать, что ты делаешь, когда ты не со мной. Я так мало вижу тебя. Три четверти своего времени ты отдаешь другим. Это несправедливо!
Теплая и обнаженная, она сжалась в объятиях Кристиана. В перерыве между ласками они говорили о всякой всячине. Помолчав, он сказал: