Женщина на грани нервного срыва

К счастью, я сумела сдержаться. Раздавать советы намного легче, чем к ним прислушиваться — или следовать собственному голосу разума. Я вежливо улыбнулась.

— Ох уж эти мужчины. О чем они только думают?

Как-то воскресным утром, больше чем через месяц после вечеринки у Луизы и Скотта, мне позвонила сестра и взволнованно выпалила:

— Ты не представляешь!

— Ну чего?

— Ты понравилась Дэвиду! Он сказал Скотту.

— Кто? Что? В чем дело? Я еще сплю. У меня первый выходной на неделе.

— Вчера вечером они пошли выпить пива и Дэвид признался Скотту, что ты ему очень понравилась. Он сказал это, когда узнал, что ты ни с кем не встречаешься. Он почему-то решил, что у тебя кто-то есть, и спросил Скотта, серьезно ли это. Скотт сказал, что у тебя нет парня, и тогда Дэвид признался, что запал на тебя. Вот его слова… Скотт, повтори еще раз, что он сказал? — крикнула она мужу.

Я услышала его усталый голос:

— В ней есть абсолютно все, что ему нужно.

— Слышала? — Голос Луизы звенел от возбуждения. Она не стала дожидаться ответа. — Еще он сказал, что ты немного зациклена на самой себе, но это даже забавно и не мешает ему видеть, что…

Тут я окончательно проснулась.

— Он считает, что я зациклена на себе?

— Ага. Да он наверняка сказал это в шутку. Ну, там, «она не прочь поговорить о себе, ха-ха-ха…»

— Он действительно так сказал? Что я люблю поговорить о себе? — Я не верила своим ушам.

— Ну-у… да. Но ведь так оно и есть.

— Ничего подобного.

— Любишь, любишь.

— Неправда.

— Правда. Скотт, Лорна любит поговорить о себе? — Тишина. — Он так на меня посмотрел… Как будто я спросила, католик ли Папа Римский. Да ладно, Лорна, какая разница? Мы все зациклены на себе — хотя, конечно, у некоторых это переходит все границы… Ты много говоришь о себе, но он находит это забавным, и ты ему правда нравишься.

— Я не настолько зациклена на себе, как… — Я перечислила несколько наших общих знакомых.

— Лорна, мало того, что ты эгоистка, у тебя просто невыносимый характер, — вздохнула Луиза. — Поговорим позже.

Через две минуты я перезвонила.

— Так что же он все-таки говорил? — спросила я смущенно.

Она рассмеялась и передала трубку мужу:

— Скотт, расскажи ей, что говорил Дэвид.

Я услышала приглушенный стон.

— Господи, сколько раз мне придется это повторять?

— Хм-м… — протянула я, выслушав короткий рассказ Скотта. — Что, правда, так и было? — Тут я внезапно заподозрила подвох. — Погоди. Если я ему понравилась, почему он так долго тянул? Почему сразу тебе не признался?

— Лорна, он мужчина. Он не считает нужным трепаться о своих чувствах на каждом углу. К тому же ему показалось, что у тебя кто-то есть.

— Да я имела в виду… впрочем, ладно. Как жаль, что именно сейчас я твердо решила поставить крест на мужчинах. Но все-таки… чем он занимается? Он врач, так?

— А ты что же, его не спросила? — В голосе Скотта послышалась усмешка. — Ты проболтала с ним почти весь вечер. Или ты была слишком увлечена рассказами о… ну…

Я его перебила:

— Мы говорили о куче вещей. О политике, о важности свободы слова и самовыражения, о войне в Ираке, о живописи, литературе, поэзии, клятве Гиппократа… Так кем он работает?

Оказалось, что Дэвид — врач. Недавно переехал в Глазго из Лондона. Собирается квалифицироваться на педиатра, а пока работает в приемном отделении «скорой помощи» Западной больницы.

— Хороший парень, — сказал Скотт. — Умный, веселый, отличный специалист. Классный мужик, одним словом. Все медсестры от него без ума. Они прозвали его «доктор Шарм».

— Ясно. Клянусь, я никогда тебя больше об этом не попрошу, но, пожалуйста, скажи мне еще разочек — что конкретно он обо мне говорил? Слово в слово?

— Что ты зациклена на самой себе.

— Да я не про это!

Смертельно усталым голосом Скотт все повторил.

— Что, правда, так и сказал?

— Правда.

— Честно-честно?

— Пока, Лорна, я вешаю трубку.

Черт, какая жалость, что я завязала с мужчинами.

ИЮНЬ

Куда уходят годы?

Утро понедельника выдалось ослепительно солнечное. Только парочка пушистых белых облачков маячила в голубом небе. Вокруг все цвело. Даже унылая, мрачная приемная доктора Дж. казалась более приветливой.

Я волновалась. Мы не виделись целую неделю, и я чувствовала себя школьницей, вернувшейся с каникул. Надо опять впрягаться в работу, искупать недавние грехи и открывать новые тайны своей порочной натуры. Я была к этому готова. Но мною двигало не только чувство долга. Я искренне хотела внести в свою жизнь хоть немного порядка. И в то же время я понимала, что мне вновь предстоит столкнуться с малоприятной правдой о себе, — именно поэтому я проснулась в пять утра и целый час ворочалась с боку на бок, прокручивая в мозгу бесконечные диалоги с доктором Дж.

Она вышла в приемную, и я сразу заметила, как она изменилась. У нее всегда был здоровый вид, но сейчас, после отпуска, она прямо-таки сияла. Она как будто перезарядила батарейки. Посвежела, загорела. А еще сделала новую прическу — постриглась и немного завила волосы.

Изменился даже стиль одежды: вместо строгого темного делового костюма — светло-голубое льняное закрытое платье и босоножки на невысокой платформе. Я посмотрела на пальцы ее ног — она красит ногти на ногах! Не знаю почему, но это меня шокировало. Конечно, не ярко-красным лаком — это было бы чересчур, — а прозрачным перламутровым. Ясное дело, на улице лето, и все же ее преображение застало меня врасплох. Я привыкла воспринимать ее как суровую консервативную диктаторшу.

Почему-то мне представилось, что она побывала в Италии — возможно, в Венеции. Она не делилась со мной своими планами, а спросить я не решилась. В кабинете мне не попалось на глаза никаких улик — ни авиабилета, ни путеводителя. Но в воображении я видела, как она бродит по вымощенным булыжником улицам на пару с высоким аристократичным очкастым супругом (его я, разумеется, тоже выдумала). Я представляла, как они пьют кофе на площади Святого Марка и, посмеиваясь, наблюдают за туристами; как ужинают в изысканных ресторанах и посещают оперу. Опять-таки — у меня не было никаких доказательств, но я была убеждена, что она ценитель оперного искусства.

Я не имела ни малейшего понятия о ее личной жизни, но нафантазировала ей двух дочерей. Одна из них, вероятно, замужем и недавно родила мальчика. Образ второй дочери был более расплывчат. Возможно, она писатель или журналист или просто болтается без дела, страдая от преждевременного кризиса среднего возраста. Замужняя дочь, наверное, живет в Италии.

Я знала, что в августе доктор Дж. отправится в отпуск на целый месяц. Я решила, что все это время она пробудет на континенте со своей старшей дочерью и ее очаровательным сынишкой. Конечно, это был полный бред. Я не искала себе вторую маму — к тому же доктор Дж. была бы весьма сомнительной кандидаткой на эту роль.

В начале сеанса мы погрузились в привычное долгое молчание. Должно быть, доктор Дж. мурлыкала про себя увертюру из «Травиаты». Я изо всех сил старалась не думать про ее педикюр. Когда возникали такие паузы, я, как правило, мысленно вступала в странные диалоги с психологиней. Я собиралась что-нибудь ляпнуть, вовремя спохватывалась и начинала выдумывать разные безумные способы интерпретации своих слов. Например, так:

Я. Как вы отдохнули?

Дж. Почему вы спрашиваете?

Я. Обычная вежливость.

Дж. Уверена, к настоящему моменту вы уже осознали, что условностям в этом кабинете не место. Меня интересует то, что скрывается за этой «обычной вежливостью». Тот вопрос, который вы действительно хотите задать. Ну, что у вас на уме? Вы злитесь на меня за то, что я вас бросила? Так же, как злитесь на своих родителей и сестру за то, что они когда-то вас покинули?

Я. Да нет же, мать вашу так! Я, черт подери, не злюсь на вас за то, что вы, по вашему выражению, меня «бросили». И повторяю в тысячный раз: моя семья меня не покидала — ясно вам, черт возьми? А по вам я даже не скучала. Я вообще не заметила, что вас не было. Я веселилась напропалую. Я даже ходила на свидание.