Dream in the fragments of the heart (СИ)

Но Пит часто приходит мне на помощь. Он сам укладывает ребенка, потом почти буквально укладывает меня и сам все делает по дому. Если бы не мой муж, я бы давно сошла с ума. Не знаю, чтобы делала без него.

Мы устаем, недосыпаем, но с каждым днем все сильнее влюбляемся в ее пухлые щечки, маленькие ручки и ножки, мягкие волосики, папины глазки и мамины бровки. Мы любим ее сильнее всего на свете и ничто не в силах повлиять на это.

— Помнишь, как я сделал тебе предложение? — через какое-то время спрашивает Мелларк и начинает смеяться, на моем тоже расцветает улыбка.

— Забудешь такое. Дурак, — повторяю я.

Я спокойно сижу на диване и листаю какой-то журнал. На днях фотографы запечатлели меня, когда я гуляла по парку с Джоанной. Мы не разговаривали два года, но в конце концов, я решила, что неплохо бы и помириться, так что позвала ее гулять. Мне очень интересно, что надоедливые журналисты придумают на этот раз.

Нахожу раздел «молодые звезды» и чуть не валюсь от хохота. Яркими красными буквами на половину страницы напечатано «КИТНИСС ЭВЕРДИН, ИЗМЕНЯЕТ СВОЕМУ МОЛОДОМУ ЧЕЛОВЕКУ С ДЕВУШКОЙ?», а рядом красуется фотография, где я обнимаю Мэйсон, соскучившись после долгой разлуки.

Слышу как поворачивается ключ в замке и, чуть не споткнувшись о тапочки, бегу встречать Пита, вернувшегося с выставки своих картин.

— Пит, посмотри, что пишут, — с улыбкой прошу я, протягивая ему для начала вешалку для пуховика. — Ты, кстати, есть будешь? — его молчаливость меня настораживает, может, случилось что? Или он просто проголодался. Скорее, второе.

— Китнисс, пошли сядем, — он буквально разворачивает меня и слегка толкает в спину, заставляя идти снова к дивану.

Меня это серьезно настораживает. Обычно, он называет меня «солнышко» или «малыш», реже «заяц», в крайнем случае сокращает имя. Я послушно сажусь на диван, он устраивается рядом.

— Послушай, мне немного надело все, что сейчас происходит и, прошу, не перебивай, — чувство страха усиливается, но обещаю в первую очередь себе, что не буду перебивать его и волноваться раньше времени. — Между нами раньше была влюбленность, не любовь, не думаю, что первые чувства можно так называть, но они были. Ведь были? — спрашивает он, пока я с замиранием сердца киваю. — Они со временем менялись, крепли, иногда пошатывались, но последнее время, я чувствую, что что-то очень сильно поменялось. Тех чувств больше нет и, Китнисс, я боюсь, что больше не хочу, чтобы ты была моей девушкой.

Вскрик вырывается из меня, слезы начинают скатываться по щекам, и я готова провалиться под землю, поэтому закрываю лицо руками, он не должен видеть. Пытаюсь успокоиться, чтобы с гордым видом собрать вещи и уйти.

— Китнисс, малышка, посмотри на меня, — он силой отодвигает мои руки от лица, так что я вынуждена взглянуть в его глаза. — Это не все. Тех чувств нет, Китнисс. Но есть другие. Сильнее. Намного сильнее. Я не знаю, любовь ли это или что-то другое, но только ты так на меня влияешь, Китнисс, больше никто. Рядом с тобой я другой, рядом с тобой мне хочется делать больше и больше. Ты — просто невероятная. Красивая. Умная. Талантливая. Я люблю тебя, Китнисс, и буду любить всегда. Я не хочу, чтобы ты была моей девушкой, — Он встает на колено прямо передо мной. — Но я хочу, чтобы ты была моей женой, — коробочка из синего бархата появляется в его руках, внутри обручальное кольцо. Мои щеки пылают.

— Так ты меня не бросаешь? — мой разум не как не может понять, что мало того, что он меня не бросает, так еще и делает мне предложение.

Мир начинает качаться словно лодка на волнах, понимаю, если не выпить воды, станет совсем плохо и, хоть это неприлично, встаю и убегаю на кухню, залпом заливаю в себя стакан воды, хочу вернуться в комнату, но Пит уже стоит на пороге кухни.

— Я думала ты не хочешь больше отношений, — обнимаю ошарашенного Пита. — Я тоже хочу быть твоей женой, хотя ты и дурак! — шутливо ругаю его. Зачем же так надо было пугать?

— Ой, вот чья бы корова мычала, — он шутливо показывает мне язык. Уже и свои дети появились, а в душе все такие же подростки, любящие за все и сразу просто так. — Ты вспомни, как боялась меня.

— Ой, не преувеличивай, я не тебя боялась, а просто сказать, — пытаюсь как-то оправдаться, но не найдя аргументов, возвращаюсь к наблюдению за дочкой.

Скрывать беременность не так уж оказалось и просто. Не смотря на то, что пока что большого живота нет. Зато перемену настроений, изменение всех вкусов несколько раз на день и усталость скрывать труднее.

Три месяца я не могу найти нужный момент, чтобы сказать Питу. Не знаю, что он уже думает обо мне. Будет чудо, если не бросит.

— Кажется, я потолстела, — бубню себе под нос, хотя меня никто не может слышать: Пит ушел рисовать портрет нашего мэра, любившего работы моего мужа.

Поворачиваюсь лицом к зеркалу, недовольно морща нос. Невольно вспоминаю, как Пит целует меня в его кончик каждый раз, когда я так делаю, улыбка расцветает на моем лице, но я моментально возвращаюсь к недовольной гримасе.

Живот кажется мне слегка выросшим по ясным причинам. Поворачиваюсь боком и снова внимательно рассматриваю себя. Так, кажется, не видно. Или видно?

Да что же такое! Со злостью плюхаюсь на кровать, словно во всем виновата она. Решено! Сейчас вернется Пит, я все расскажу. Но Пит возвращается, а я молчу. Принимаю его поцелуи, но когда его руки касаются подола платья, отскакиваю на добрых три метра.

— Пит, нет! — умоляюще смотрю на него.

— Китнисс, ты уже месяц меня отталкиваешь. Тебя что-то не устраивает? Или у тебя проблемы? Скажи, малыш, прошу, — он подходит ко мне на два шага, и я тоже приближаюсь к нему. Сцепляю пальцы.

— У нас проблемы, — и почему мне кажется, что для Пита ребенок окажется проблемой? — Я знала это давно. Уже три месяца. И две недели. И, кажется, два дня. Просто боялась тебе сказать. Ты будешь ругаться, — вывожу свой вердикт я. Почему я так решила? Не имею ни малейшего понятия.

— Что случилось? Я не буду ругаться. Мы все преодолеем. Вместе. Помнишь? — сбивчиво киваю и собираюсь с духом.

— Я беременна.

— Заметь! Я тогда не ругался, — малышка начинает просыпаться и Пит слегка покачивает кроватку.

— Тише ты, не кричи. Ругался, — Пит смотрит на меня непробиваемым взглядом. — Ладно, ты ругался за то, что я думала, что ты будешь ругаться, но ругался же, — хихикаю и поправляю одеяльце. Все ее вещи такие маленькие, как и она сама.

— Как же я тебя люблю, — неожиданно признается Пит.

— И я тебя люблю.

Наша жизнь — это множество ярких моментов. Счастливых и не очень. Мы продолжаем собирать новые воспоминания, храним старые. Но мы живем.

У нас были разные мечты: добиться успехов, кем-то стать, куда-то съездить. Но самая главная мечта — создать семью. И мы ее исполнили, хотя порой нам и приходилось склеивать разбитые сердца.