Любовь в наследство, или Пароходная готика. Книга 1

— Какая красота! — восторженно воскликнула она.

И в самом деле, вид с галереи открывался изумительный: газоны аккуратно подстрижены, фонтаны играют многоцветными струями, деревья и кусты стоят стройными рядами, цветы неспешно распускаются, хотя еще не пришло время пышного цветения, природа словно предвидела появление хозяйки. Люси захотелось пройти из парка во фруктовый сад, а оттуда она направилась в конюшню. Лошади, которых Мойс Ривера доставил в целости и сохранности на полных парах, уже стояли там, и их одну за другой выводили для восторженной инспекции Люси. Она прошептала Клайду свои сожаления о том, что теперь ей нельзя выезжать верхом. К счастью, она не могла тогда предвидеть выкидыш, который случится в самом начале будущего года и временно омрачит ее счастье, надолго ограничив ее деятельность на открытом воздухе.

А пока Люси весьма интересовало и занимало исправление несоответствий и упущений в содержимом библиотеки. Красивые книжные шкафы были заполнены наскоро, и Клайд сразу понял, что их недостаточно. Миссис Кэри считала, что Люси имеет полное право взять из Сорренто все отцовские книги, а книги, принадлежавшие полковнику Пейджу, должны быть сохранены для Бушрода, настаивала она. В свой выбор Люси включила не только классические романы, пьесы и новеллы, что читал ей когда-то вслух долгими зимними вечерами еще дедушка, но и «Медицинскую энциклопедию», с которой ее постепенно знакомила мать, а также книгу стихов Байрона, еще не прочитанную ею, и несколько книг по праву, каких она никогда не читала. Она любила рассматривать старинные толстые тома с корешками из телячьей кожи или замши, стоявшие на красивых полках. Они с Клайдом просто обожали эту огромную квадратную залу, откуда убрали игорный стол — Люси постепенно заполнила ее гигантским глобусом, строгими мраморными бюстами и старинными гравюрами. Клайд не меньше Люси гордился их библиотекой, внимательно следил за книжными распродажами (часто результатом растраченного состояния) и, действуя согласно советам Люси, приобретал там всякие вещи для пополнения ее коллекции. Все эти приобретения делались продуманно и со смыслом. Проходило время, сменялись времена года, но Клайд так и не завершил мечты строителя этого дома, который, по словам Доротеи, собирался сделать из него центр наслаждений и развлечений, и не только для его хозяев, но и для всех их друзей.

Дело в том, что в начале супружеской жизни у четы Бачелоров было не очень-то много визитеров. Правда, довольно часто у них на несколько дней останавливался кузен Стэн, обычно проездом по пути в Кентукки. Он всегда привозил с собой атмосферу бодрости, веселья и бочки с бурбоном судьи Пейна. Не менее часто в гости приезжали капитан Нил и офицеры Люси Бачелор и ее пароходов-сестер, построенных вскоре после Люси — Кэри Пейдж и Софи Пейтон. Однако единственной дамой, живущей в непосредственной близости и относившейся к Люси как к самой близкой подруге, была миссис Сердж. Она часто навещала их. Но Люси недостаточно свободно говорила по-французски, хотя писала и читала отменно. К тому же Люси прекрасно понимала, что барьер между ней и соседями автоматически воздвигает ее принадлежность к англиканской, а не к католической церкви. Да и сложный период реконструкции [30] не располагал к веселым праздничным встречам и взаимному хождению в гости. Все это скорее забавляло, нежели огорчало Люси, и она снисходительно улыбалась тому, что креолы считают себя стоящими на более высокой социальной ступени, чем род Кэри. Если же она и тосковала по более частому дружескому общению, к которому привыкла в Виргинии, то никогда не высказывала этого вслух, посему Клайду и в голову не приходило, что она иногда скучала. Она вела себя так, словно ей вполне хватает его общества, а его любовь совершенно удовлетворяет ее. Как условились раньше, кузина Милдред Каски привезла в Луизиану обоих детей, как только молодожены окончательно обосновались; однако, возвращаясь в Виргинию после продолжительных визитов в Синди Лу, Милдред увозила с собой Бушрода. И так случилось, что он бывал в Синди Лу сравнительно редко. С общего согласия было решено, что ему лучше посещать виргинскую школу, где он сможет получить более полное образование, а в Синди Лу он будет приезжать в гости на каникулы. Однако большую часть каникул мальчик проводил в Сорренто, что было вполне естественно, если учесть, что Сорренто когда-то станет его собственностью, в связи с чем ему надо познакомиться с ним как можно лучше. Поэтому иногда мать, сестра и отчим месяцами не видели его.

По-видимому, Люси не беспокоило это, ибо она никогда ничего не говорила по поводу долгого отсутствия сына, а для Клайда ничего не могло быть лучше, нежели проживание Бушрода в Виргинии. Это его вполне устраивало. Мальчик довольно быстро избавился от своих не совсем приятных привычек: он больше не хныкал и не дулся, а его манеры стали чрезвычайно приличными для его возраста. Землисто-желтый цвет лица, бывший у него в раннем детстве, теперь сменился благородной бледностью, что придавало его и без того приятной внешности некое драматическое очарование. У него были темные проницательные глаза, выразительный рот и внимательное выражение лица. Высокий и стройный, он был исключительно пропорционально сложен и, несмотря на подверженность лени, превосходно играл в теннис, ездил верхом с беспечностью прирожденного наездника и танцевал почти с профессиональным совершенством. Учился он не блестяще, но вполне удовлетворительно и, не будучи особенно популярным среди однокашников своего пола, пользовался огромным успехом у их сестер, чьи родители по некоторым причинам, каких они не собирались объяснять, относились к нему с меньшим восторгом. Бабушка души в нем не чаяла, мать снисходительно относилась к его провинностям, и только Кэри никогда не чувствовала к нему должного уважения, которое, как правило, младшие сестры испытывают к старшим братьям, а также между Бушродом и Клайдом по-прежнему не было взаимопонимания.

А вот Кэри к своему отчиму относилась совершенно иначе, нежели к брату. В известном смысле она была ему даже большим другом и компаньоном, нежели Люси, ибо малышка просто ходила за ним по пятам, пока мать тщательно приглядывала за прислугой и вообще занималась огромным домом; когда же Кэри стала постарше, она начала ездить с Клайдом верхом повсюду, куда бы он ни направлялся — объезжать плантацию или просто прокатиться по берегу реки. Люси больше не ездила верхом. Она с самого начала отказалась от этого: несмотря на мнение врача, что вряд ли еще сможет иметь ребенка, она все же надеялась подарить Клайду его собственного сына. Однако ее надежды оказывались тщетными… Она еще долгое время цеплялась за них, и вновь повторяющиеся разочарования были единственной тучей, омрачавшей ее счастье, а она не могла и не хотела терпеть над собой ее постоянную тень. Врач рекомендовал ей совершенно отказаться от поездок верхом: в основном, ее здоровье было в порядке, таким оно и останется, если она не будет утомляться. Но, управляя даже не норовистой, а послушной лошадью, она очень легко может устать, поскольку поездки верхом слишком тяжелы для ее ограниченных сил.

Поэтому с Клайдом повсюду ездила Кэри. Он рассказывал ей о местных событиях, об управлении Синди Лу; он знакомил ее с землей, с ее традициями, когда они объезжали урожаи вдоль полос, разделяющих поля. Клайд брал с собой Кэри на пробные дамбы, которые возводились, чтобы защитить поля от весеннего половодья. Было очевидно, что он безумно любит девочку. В самом деле, ему никогда не надоедало прогуливаться вместе с ней по округе, разглядывая то и дело меняющуюся панораму ландшафта, открывая ребенку секреты местности, указывая на ее великолепия. И действительно, вдвоем они всегда обнаруживали что-нибудь удивительное, что-нибудь необычное, чтобы потом вместе же обсудить увиденное…

Разумеется, осенью их внимание часто привлекал сахарный тростник, на который они смотрели, чуть ли не затаив дыхание, временами издавая восторженные возгласы при виде рядов высоченных стеблей, падающих на землю под ударами сверкающих ножей. Позже, в середине декабря, когда приближалось время помола, их внимание переключалась на черный табак. Для Кэри черный табак являл собой самое интересное, во всяком случае, был намного более захватывающим зрелищем, нежели сахарный тростник, и девочка наблюдала за черным табаком с самого посева до его уборки.