Дара. Анонимный викторианский роман

Я начал приходить в себя и понял, как мне выбраться из западни, в которой я оказался. Когда он в следующий раз взбрыкнул задом, я резко подогнул колени и, перекувыркнувшись через голову, вывернулся из-под него. Прежде, чем он успел сообразить, что происходит, я вскочил на ноги.

Теперь я разглядел, почему Быку пришлось прервать мое избиение. Это Дара пришла ко мне на помощь. Она прыгнула на него верхом и, сидя на его плечах, рвала на себя его патлы. Подол ее платья задрался ей на голову, и каждый раз, когда Баффало Бык начинал брыкаться, ее круглая, розовая попка взлетала в воздух, открывая жадным глазам разгоряченных зевак темные волоски, курчавившиеся на ее лобке. Когда девушка перевернута вверх ногами, она, конечно, показывает себя не с лучшей стороны, но толпа возбужденных мужчин может сойти с ума от вожделения при виде этого зрелища. Выставляя напоказ свои обнаженные ляжки, она вызвала настоящее столпотворение среди зрителей, между которыми начались драки за право занять место, откуда все получше видно. Их лица раскраснелись, они придвинулись вплотную не в силах сдерживать свою растревоженную похоть; один из них шлепал ее по оголенному заду, а другой — с животным вожделением тянул за ногу. Чтобы он ее отпустил, мне пришлось нагнуться и сильно ударить его кулаком по склоненной физиономии. Как только он отвалился в сторону, я сдернул Дару с ее насеста и поднял на ноги. Я совершенно не понимал, что мне делать дальше, — ведь со всех сторон мы были окружены толпой распаленных мужчин, только и ждавших возможности, чтобы на нее наброситься. Баффало Бык уже поднялся с земли и приближался ко мне. Положение становилось безвыходным, но тут я заметил, как к нам, прокладывая себе дорогу сквозь толпу мощными кулаками, стремительно приближался Владимир. Бросив на него благодарный взгляд, я толкнул Дару к нему в руки.

Я быстро обернулся к своему врагу — и как раз вовремя, чтобы принять на локти несколько неистовых ударов, которые обрушил на меня разъяренный Бык. Взяв себя в руки, я дрался хладнокровно и внимательно. Выждав момент, я ошеломил его двумя молниеносными ударами по его помятым ребрам. Увернувшись от направленного в мою голову бокового удара справа, я проскользнул под его рукой и перебежал на другую сторону ринга, получив небольшую передышку. Подумав, что я струсил, зрители принялись насмешливо улюлюкать и свистеть.

Но это была не трусость, а трезвый расчет. Мои и без того небольшие силы быстро покидали истерзанное тело. Боясь, что он все-таки доберется до моей головы со своими смертоносными башмаками, я решил, что драку пора заканчивать сейчас, пока я еще могу сопротивляться. Я уже придумал, как мне это сделать. Я рассчитывал, что он снова накинется на меня, как и в тот раз, когда он врезался в толпу. И действительно, ярость помутила его рассудок, а уверенность в себе лишила его осторожности — он сделал именно то, чего я от него ждал. Крича «выходи и дерись как мужчина!» и испуская какой-то нечленораздельный, хриплый вопль, он ринулся через весь ринг в мою сторону. Опустив руки вдоль тела, я двинулся ему навстречу. Когда он подбежал ко мне, я быстро нагнулся, схватил его руками за лодыжки и, боднув его в пах просунутой между его ног головой, перебросил его себе за спину так, что он полетел вверх ногами. С глухим хрустом он обрушился на камни мостовой.

Должно быть, он ударился затылком и даже не успел подставить руки, потому что остался лежать на земле, не шевелясь, словно мертвый. Я был совершенно разбит. Чтобы устоять на ногах, мне то и дело приходилось делать шаг вперед или назад, едва находя в себе силы вытереть с лица заливавшую меня кровь. От полученных ударов мои уши распухли и ничего не слышали, в голове раздавалось только какое-то гудение. Синяки на лице превратились в один огромный кровоподтек, глаза заплыли и стали узкими щелочками. Силы оставили меня, мои ноги задрожали и начали подгибаться, но тут какие-то люди, положив мои руки себе на плечи, подняли меня на ноги и пронесли через весь двор по кругу, как героя-победителя.

Я был не в состоянии даже приподнять голову и оторвать подбородок от груди и болтался в руках несших меня мужчин, как тряпичная кукла. Наконец, когда они решили, что я получил за свою победу над грозным Баффало Быком достаточно почестей и снова положили меня на землю, я просто опустился на булыжник бесформенной массой. Что происходило потом, я совершенно не помню, но, очевидно, Владимир с помощью Дары отнес меня обратно в нашу комнату, помыл меня и смазал мои раны какой-то мазью. Дара тем временем терпеливо, ложками вливала между моих распухших губ крепкое бренди. Потом Владимир раздел меня и уложил в постель. Два дня я пролежал, не поднимаясь с кровати, оглохший, полуслепой, испытывая боль во всем измочаленном теле, не желая даже пошевелиться.

На третий день я хорошо выспался, мои синяки болели уже не так сильно, и, проснувшись, я увидел, как Дара, смотря на меня большими, взволнованными глазами, хлопочет надо мной, как встревоженная наседка. День за днем она терпеливо выхаживала меня, кормила нежными кусочками мяса и жирным куриным бульоном. Благодаря ее заботливому уходу, я меньше, чем через неделю встал на ноги и был готов приступить к работе.

Когда через несколько дней после этого мы наведались в «Собачью голову», то узнали, что моему противнику, как и мне, понадобилось около недели, чтобы прийти в себя после нашей схватки. Все думали, что он проломил себе череп, потому что он пять дней пролежал без сознания и никому не удавалось выдавить из него ни слова. Когда он наконец встал с постели, это был совершенно сломленный человек; буквально через пару дней он собрал пожитки и уехал в Филадельфию. Без сомнения, ему было стыдно выслушивать презрительные насмешки чикагцев. Но что было намного важнее для меня, мои работодатели не подали виду, что им что-то известно о том, что я ввязался в пьяную драку с Баффало Быком.

Спустя несколько дней после моего выздоровления Владимир познакомил нас с доктором Лайонелом Шеппардом. Это был высокий, худощавый мужчина с длинными светло-пепельными волосами, спадавшими на его плечи, как львиная грива. Знакомство произошло за кружкой пива в «Собачьей голове», и из застольной беседы я узнал, что доктор собирался в ближайшем будущем открыть в Лейксайде, неподалеку от фруктовоовощной лавки Владимира, врачебную клинику.

Внешность у него была чрезвычайно выразительная. Он носил белую рубашку, высокий воротник которой был повязан темно-синим шейным платком, и черный фрак. Его густой, мелодичный голос, элегантные манеры и ученый вид привлекали к себе внимание и вызывали невольное уважение у каждого, кто находился в его обществе.

Узнав, что я занимаюсь торговлей мылом, он спросил, может ли он обратиться ко мне по вопросу, который непосредственно соприкасается с моим бизнесом и обсуждение которого может оказаться выгодным для обеих сторон.

На следующий вечер мы с Дарой с волнением, любопытством и нетерпением ожидали обещанного посещения доктора. Таково было магнетическое действие, которое его личность оказывала практически на каждого, кто с ним встречался. Стоило ему открыть рот, как всем казалось, что сейчас он произнесет что-то чрезвычайно важное.

Когда он наконец появился, мы сразу перешли к делу. Он сообщил, что разработал формулу лечебного мыла, которое обещает стать необычайно действенным средством против многих кожных заболеваний. Лечебные свойства мыла объясняются тем, что в его состав входит смесь, составленная из различных лекарственных трав, которые можно без труда собирать в наших краях.

Предложение его заключалось в следующем: не согласится ли наша фирма «Джеймс Кирк и Кº» подготовиться к производству мыла по его формуле с тем, чтобы осуществлять эксклюзивную поставку продукта его клинике?

Я согласился довести его предложение до сведения своих работодателей и добавил, что в случае, если заказ будет достаточно крупным, я не вижу причин, которые могли бы помешать заключению контракта. Он чрезвычайно вежливо меня поблагодарил и, попросив меня сохранять содержание наших переговоров в тайне, пригласил нас с Дарой в таверну выпить по кружке пива.