Пожиратели логоса

- Прости, - Севан шутливо зажал уши, - я ничего не слышал, задумался.

- Я так и полагал, - Теофил хмуро глянул сквозь очки и продолжил. Попрощался я с дедом и ушел. Стрекоча припустил во всю прыть. Споткнулся, глядь - моя знакомая под дубом сидит, ждет, словно мы здесь свидание назначили. В венке из желтых кувшинок, грызет яблоко - маленькое, лаково-красное. Рядом беленькая козочка с шальными глазами и пес драный.

- Это его медведь когтем зацепил, а дед вылечил. Я прощаю, что ты уходишь. Так надо. Только очень жалко. Мне тебя спросить много надо. Очень много везде тайны.

- Ты сама - тайна, - лепечу я в полном недоумении, потому что вижу живая девчонка, только худенькая и нежная неимоверно. Кожа тоненькая, прозрачная, аж голубые жилки просвечивают и волосы длинные, как нити золотой паутины - легкие, на ветерке порхают. Личико строгое и вдумчивое.

- Тайна очень большая! - согласно кивает мне неземное создание. - Она везде. Расскажи про лампочку. Правда, что в ней частичка солнца прячется? А куда она девается, когда свет не горит?

- Это электричество, - я зажег фонарик. - Ты в школу не ходишь?

- Мне нельзя. Я слабенькая, должна много возле огня греться и в Источнике, когда он не злой, силу получать. Но я читать могу. Очень много слов читала. У деда книга есть старая - 1936 года. Там про электричество не сказано. "Учебник геометрии для средней школы" называется и ещё другие. А про электричество я сама много знаю. Все теплое и живое происходит от солнечного золота. Жизнь - тепло, свет. Ночью луна и черно. Страшно. Зима смерть.

- Верно говоришь. Вся земная энергия - от солнца. А ночью всем темно и страшно. У каждого человека глубоко внутри страх притаился, - бормотал я бодро что попало, потому что не знал, что она обо всем-то на самом деле знает. Что для неё Жизнь и Смерть.

- Бояться плохо, - она поднялась, протянула тонкую руку и дотронулась до моего лба. Словно током от пальчиков её прозрачных, невесомых ударило. А она ладони мне на глаза положила и зашептала что то. Потом говорит:

- Я тебе силу дала. Что бы ты меньше боялся и лучше в темноте видел. Теперь уходи и забудь все. Вспомнишь, когда понадобится.

...Филя вздохнул:

- С тех пор я слегка крышей подвинулся и больше нужного чувствую. А она за весь разговор ни разу не улыбнулась... Не верите. Я клятву не нарушал, никому про это до сих пор не рассказывал. Только теперь чувствую, что мне сила нужна. Всем нам, кто с Уничелом сражаться должен.

- Похоже на сон, - Севан взял ватрушку и решился, наконец, пожевать. А иронизировать над услышанным не стал. Уж больно серьезно рассказывал ему свою историю парень.

- Не думайте - я наркотой не балуюсь. В психдиспансере на учете не состою. Сочиняю, правда, немного. Стихи.

- Стхи... - вздохнул Севан и резко изменил тему: - Так мужчина в черном тебе не понравился?

- Насторожил! Зачем ему в мягкой обложке? Почему Орфеев и Воронин? У классиков авангарда аудитория узкая. Но главное - бритый он, а на загривке пятно, словно чернилами брызнули. Пятно лиловое, вспухшее, так и кажется, что вся спина такая. Формой напоминает очертания Южной Америки.

- Может, татуировка?

- По виду родимое. Лицо не рассмотрел - он боком стоял, - хмурил брови экстрасенс, прихлебывая чай. - Вы когда его возьмете, обязательно меня позовите. Могут вскрыться любопытные факты.

- Это непременно. Спасибо за наводку, за доверие, и за соблюдение конспирации, - Севан поднялся. - Пора на службу. Буду держать тебя в курсе.

- Мне лучше звонить по Московскому, как прежде, или на трубу Жетону мы рядом работаем. - Филя чиркнул телефон и с сомнением посмотрел на оставшиеся булочку - сунуть в карман или завершить под чаек?

Когда дверь выпустила на морозную улицу высокого брюнета, очкарик пристально огляделся. В комнате, пропахшей свежей выпечкой, никого не было, лишь возился за самоваром "Куклачев". Смылись, значит? Или померещилось? Вскоре за витринным стеклом показалась массивная черная фигура и, озираясь, ввалилась в дверь. Филя махнул рукой, подзывая Жетона к столику.

- Ну что, убедился? Здоровенный такой мужик в синей куртке - мой куратор. Поехал лилового брать, того, что Ер.Орфеева спрашивал.

- Завалил все же человека! Эх, не любишь ты авангард. А лиловый любит! И я тащусь. Но это ещё не основание, что бы на нары запахать. Однако, скромно сидели, - окинув глазами стол "казак" не заметив интересующего предмета.

- Прямо сразу на нары! Может за ним следить будут и тем самым помогут выйти из преступной группировки. - Филя заметил разочарование друга относительно напитка в чайнике. - Здесь спиртное не продают.

- Если ты такой уж ясновидящий, да ещё намерен инициативу перехватить - сам следи за подозреваемыми, - неуловимым пасом иллюзиониста он отправил в рот одинокую булочку. - Червячка хоть заморю, если погреться нечем.

- Как я на него выйду? Мои возможности не позволяют определять адрес человека по родимому пятну и литературным пристрастиям. Женька, ну пожалуйста...

- Верно. По пятну выявить местожительство трудно. По номеру автомобиля проще будет, - гордившийся своими связями во всех сферах столичной действительности, Жетон достал телефон, вышел на улицу и после довольно длинного созвона сообщил:

- Пиши или запоминай: - владелец черного "опель-седана" - Рясов Гариб Рустамович. Менеджер клуба "Ночная орхидея". Усек? Мне с тобой прогуляться или сам на стрелку отправишься?

- Здесь надо одному действовать. А где это находиться?

- Да тебе, начальник, секретарша нужна, а не доктор Ватсон, - Жетон с тоской оглядел интерьер: - Под избу шарят, а с самогоном напряг.

13

Ветрено, слякотно, сизо. Такой день бывает сразу после сомнительного торжества Восьмого марта, от которого ничего вроде не ждал, а когда проехали, в мозгах свербит: "вот и праздник прошел, будто и небывало..." У окон, запавших и почерневших от мартовской промозглой метели, у прохожих, прячущих лица в воротники - очевидный синдром похмелья. Ничего не хочется в такой день, ничто душу не греет, лишь распирает тупая тоска, обнажающая быстротечность черно-серого бытия. Хочется спрятаться в умятую ложбинку старого дивана, завалить тумбу в изголовье зелеными томами Бунина и углубиться в иную реальность, где все твое, настоящее, кровное - и злость, и сжигающая страсть, и восторг и боль...