Кольцо с бирюзой

— Значит, человеческие сердца создали эту инквизицию. Вы не можете винить машину.

— Ты победила меня, Лия. Это так, — печально проговорил он. — Но испорченное сердце и новая машина создают дьявольскую комбинацию.

— И вы говорите мне о любви Христа, — горько сказала она. — Я смогу найти любовь в этом месте?

— Во всех местах. Но ты не получишь ее от этих мужчин. Думаю, ты не представляешь, что тебя ждет.

— Это не имеет значения, — сказала она. — Я та, кто я есть.

Лицо Бартоломео задергалось — он пытался не заплакать. Потом он сказал:

— Даже в худшем случае не путай Его с Его служителями. Они ошибаются. А он был благороден и знал: сердца выбирают то, что они выбирают. Это мы знаем о Нем и показываем Ему нашим свободным выбором.

Она помолчала. Потом проговорила:

— Я выбираю правду.

— Ты веришь, что Христос был Сыном Божьим?

— Нет.

Священник с глазами акулы, стоявший рядом с епископом Квирогой, разорвал одежду У нее на груди, а двое других мужчин положили Лию на стол. Она попыталась прикрыть живот руками, но они развели ее руки в стороны. Один из мужчин зашел сзади, пригвоздив ее локти к столу.

— Подойди, — приказал священник с мертвыми глазами мужчине с лицом обезьяны. Ухмыляясь, тот шагнул вперед, неся деревянный ковш.

Когда первая капля горячего масла коснулась ее груди, Лия пронзительно вскрикнула. Как будто тысяча красных муравьев прогрызли ее кожу, разбегаясь и множась, питаясь ее плотью. Она почувствовала, как ребенок сжался у нее в чреве. Еще одна капля, и еще одна. Ее мясо зашипело.

— Прекратите! — завопила она.

Священник и мужчина с ковшом спокойно отступили назад. К ней подошел епископ.

— Ты думаешь, мы прекратим это по твоей команде, неверная? Ты воображаешь, что воинствующая церковь откажется от обращения еретиков, от объединения всех ее разбросанных по миру частей? Каждое колено преклонится перед Христом. Части должны снова воссоединиться с целым. Я спасу твою душу и душу твоего ребенка.

Лия всхлипнула. Казалось, грудь ее горит пламенем.

— Елизавета де ла Керда, хочешь ли ты, чтобы твой ребенок был обречен на преисподнюю?

— Меня зовут Лия, — сказал она. — И этого не будет!

— Не будет?

— Нет такого жестокого места преисподней.

Епископ ударил ее ладонью. Она почти обрадовалась этой боли, отвлекшей ее на мгновение от обжигающей боли в груди.

— Какой сейчас год, по-твоему?

— Пять тысяч триста двадцать восьмой.

Епископ снова ударил ее.

— Ты веришь, что Христос родился от Непорочной Девы?

— Нет, — простонала она.

Снова капнуло горячее масло. Ее пронзительные крики раздались в лабиринтах тюремных коридоров, и некоторые стражники беспокойно зашевелились.

— Подвесьте ее, — приказал епископ.

Они посадили Лию на столе, связали ей руки веревками, пропущенными сквозь кольца в стене. Мужчины с помощью рычага подтянули ее почти к потолку.

— Как ты можешь, — сказал епископ Квирога, — женщина, носящая ребенка, который пока еще не еретик, отрицать святость Христа во чреве?

— У меня… ребенок… от мужчины! — всхлипнула Лия.

Епископ замахнулся, чтобы ударить ее снова, но не смог дотянуться — она висела слишком высоко. Он приказал одному из слуг повернуть рычаг. Когда ее подтянули выше, веревки впились в ее руки, и Лия опять пронзительно вскрикнула.

— Ты присоединилась к черному стаду, которое распространяет чуму, отравляющую колодцы, убивающую христианских детей, кастрирующую мужчин! — закричал епископ. — Ты будешь раскаиваться?

— Это неправда, — всхлипнула Лия. — Не просите меня лгать. Ничего из этого неправда! Сжальтесь надо мной!

— Ты сама присоединилась к дьявольскому отродью, убившему Христа, распинающему мальчиков, убивающему детей и пожирающему их плоть!

Лия почувствовала, как сильно внутри нее бьется ребенок, и закричала:

— Вы убиваете детей!

Епископ, не дотянувшись до лица, сильно ударил ее в низ живота.

— Ах, отец, отец! — зарыдала Лия.

— Сука, ты зовешь своего отца? Себастьян де ла Керда отказался от тебя.

— Мой Отец Небесный никогда не откажется от меня!

— Значит, ты веришь в Него? — спросил епископ, делая знак священнику и святому брату, которые вращали рычаг.

Лия тяжело дышала. В глазах у нее все начало расплываться, епископ двоился, троился и четверился, превращаясь в стаю воронов. Она услышала настойчивый шепот другого священника:

— Только гражданская власть может приговаривать к смерти, божественный сеньор.

— Смерть? — сердито сказал епископ. — Я пытаюсь спасти ее душу! Она в печальном заблуждении. Только суровое воспитание может вернуть ее на правильный путь!

Лия изо всех сил старалась не закрывать глаза.

Епископ Квирога подошел к ней и посмотрел в ее искаженное от боли лицо.

— Хочешь воды? — спросил он.

— Да, — прошептала она.

Он взял со стола стакан и плеснул ей в лицо.

— Ты веришь, — спросил он, — в Бога, триединого и царствующего на Небесах? Ты веришь в Христа, жениха Его церкви, который умер на кресте и вознесся на третий день?

Лицо у нее было в каплях воды и пота. Лия опустила подбородок на обнаженную ключицу и всхлипывала, пока епископ и его слуги стояли, напряженно ожидая ее ответа.

Потом женщина медленно подняла голову. Тщательно прицелившись, она плюнула епископу в лицо. Потом принялась пронзительно выкрикивать все ругательства, когда-либо слышанные ею из уст мужчин, вываливающихся из таверн на извилистых улочках Толедо, от нищих мальчишек на грязных дорогах, боровшихся с собаками за корку хлеба. Она кричала, что ей наплевать на золотой крест епископа, и на его золотую и серебряную монстранцию, и на его чертову церковь.

Трясясь от злости, епископ поднял палец. Когда рычаг снова повернули, Лия ощутила, как в чреве что-то разорвалось и море крови хлынуло вниз по ногам, пропитывая ее юбку, образуя лужу на полу. Прежде чем лишиться сознания, она увидела, как побелело лицо епископа не от гнева, а от страха при виде красного потока, вытекающего из нее. Сквозь тяжелый гулкий шум в голове она смутно расслышала:

— Опускайте ее. Опускайте же ее!

Глава 9

Шейлок стоял, спрятавшись в тени здания, глядя в стену, шепча что-то про себя и тихо раскачиваясь. Он услышал шум голосов за домом, подскочил на месте и помчался в ту сторону. В свете факелов, прикрепленных к стене, он увидел Лию, истекающую кровью, которую тащили два стражника.

— Лия! — закричал он, забыв, что нужно скрывать ее тайное имя. Стражники удивленно взглянули на мужчину с всклокоченными волосами, но продолжали идти.

— Она — моя жена, — всхлипнул Шейлок, подбежал к ним и, оттолкнув одного стражника, обнял ее. Глаза Лии были закрыты, она тихо стонала.

Пожалев его, стражник сказал:

— Мы несем ее к сестрам Святой Каталины, тут рядом. По своему милосердию и учитывая, что она ждет ребенка, епископ…

— Отдайте ее мне! — попросил Шейлок.

Стражники неуверенно переглянулись, но по их лицам видно было, что они согласны. Ситуация ужасная: женщина истекала кровью и пронзительно кричала в агонии. Мертвая она или живая, ребенок требовал выхода. Они были счастливы избавиться от этой беременной еврейки.

Шейлок положил жену на землю. Из церкви Сан-Висенте прибежала монахиня в развевающемся одеянии и опустилась на колени рядом с Шейлоком.

— Матерь Божья, — сказала она и перекрестилась. Затем подняла юбки Лии и положила руки на окровавленное темя ребенка. — Тужься!

Шейлок стянул рубаху и отдал монахине, чтобы она могла остановить кровь. Он держал в руках голову Лии, пощипывал и похлопывал ее бледнеющие щеки, повторял ее имя. Но глаза Лии оставались закрытыми, и дыхание становилось все реже и реже. Он взял в руки ее лицо и поцеловал в бровь. Раздался крик.

Шейлок стоял на коленях в свете звезд, уткнув лицо в волосы Лии, когда монахиня оттащила его от нее. Она сунула ему в руки орущего младенца, завернутого в его рубаху.