Возвращение мастера и Маргариты

- Собака не станет жрать эту пакость. А вы, милые, не затягивайте прощания. Крыша едва держится, - Батон зачерпнул из ведра воду и протянул ковш: - Ну-ка, тяпните живенько на брудершафт!

Схватившись за руки, влюбленные смотрели друг на друга с такой жадностью, словно едва встретились и не могут наглядеться. Комнату заволокло гарью, из печи повалили искры. Они проглотили яд, хлебнув из ковша, и потянулись друг к другу губами. Но лица помертвели, руки разжались, тела ослабли и стали оседать на пол.

Треск огня становился все громче. Со звоном вылетели стекла и в комнату ворвались языки пламени.

- Вот и порядок! - кот склонился над лежащими на полу трупами: - Ну, кому теория позволяет, за мной! За мной, господа слабоверующие!

Умершие сели, держась за грудь.

- Не бьется, - сказала Маргарита.

- Ну и пусть, - сказал Максим. - Так надежней.

Невидимый, скулил где-то пес.

- Увы, он уже в другом измерении. Надрывается, болван, над трупами хозяев. - Кот распахнул дверцу печи. - Отставить охи и ахи! Извольте следовать за мной. Немедля.

Вместе со снопом искр, ударивших в небо, все трое взмыли над крышей. Гигантский костер, урча, пожирал остатки дома. На поверхности озера плясали кровавые отсветы.

- Кто вон там, на пригорке? - вцепился Максим в загривок кота.

- Не портите шкуру, Мастер. За хвост, извольте держаться за хвост. У меня осенняя линька.

- Кто там? - повторила вопрос более опытная в полетах Маргарита.

- Для покойников у вас чересчур хорошее зрение и отменное любопытство. Если вас это взбодрит и усилит, так сказать, воздухоплавательные качества, объясняю: вон там сидит и смотрит на огонь Лион Израилевич Ласкер с собакой. Его связанным доставили в дом, что бы спалить вместе с вами. Пока я вас уговаривал, Лапа, вероятно, помог избавиться старому знакомому от веревки и вместе с ним выпрыгнул из окна. Бывают же странные происшествия! Что бы собака проявила такой интеллект! Абсурд.

- О... - застонала Маргарита, глядя на сидевшие в отсветах пламени фигурки - собаку и человека. - Они думают, что мы сгорели...

- Простите, но это физический факт, - Кот начал набирать высоту. Метафизическая же картина состоит в том, что мы летим.

Внизу разгорался костер, освещавший заревом деревья, кусты, поля, крошечные фигурки высыпавших на пригорок цыган. Даже пышное белое платье невесты казалось алым и вода в озере стала похожей на кровь. Светя мощными фарами, по дороге удалялся джип.

- Прощай, тихий наш приют, прощай, озеро! - Маргарита парила в воздухе, вцепившись в хвост Батона. Другой рукой она держала за воротник Максима. Слезы набухали в глазах, но не проливались. Ветер овевал невесомое тело, вселяя знакомый уже восторг.

- Мы вместе и мы летим! - сказала она, поднимая лицо к звездам.

- Мы летим, Марго! - в полном, но явно приятном недоумении повторил Мастер.

Они были уже далеко, когда джип с поджигателями, удиравший по лесной дороге, рвануло оглушительно и разнесло на куски адское пламя.

- Преступники наказаны! Рвануло - на весь совхоз слышно, - доложил Амарелло, опускаясь на крышу Дома. - Кое-кому я даже помог выбраться из огня - плюгавому человеку и псу. Все успел, экселенц.

- А где же жертвы? - в нетерпении глядел в сторону давно догоревшего заката Роланд. На западе оставалась лишь узкая полоска прозрачного ночного неба, но и ее стремилась накрыть двигавшаяся с востока тяжелая туча.

- Жертвы с Батоном. Очевидно, прощание с дорогими их сердцу местами затянулось.

- Так мы никогда не сможем отбыть. Придется просить мэра о московской прописке, - ехидничал Шарль. - Батон совершенно распоясался. Вот-вот начнется гроза!

- Ага, наконец-то, это они! - Роланд поднялся со своего стула навстречу прибывшим. - Рад, друзья мои, что составите компанию. Признаюсь, не был уверен.

- Стрелять не пришлось. Они сами отравились! - радостно доложил кот, опускаясь на крышу рядом с влюбленными. Лица у них были отсутствующие и безумные.

- У нас могла бы выйти забавная застольная беседа, но срок истекает. Куранты бьют полночь. Пора! - Роланд взмахнул рукой. Гром грянул как по мановению дирижерской палочки - мощно и раскатисто. Откуда-то из темноты, бесшумно колотя копытами воздух, явились кони. Разметались по ветру смоляные гривы, блестели отчаянные агатовые глаза. Вмиг все оказались в седлах и взмыли над Домом. Пронзив слой душного, гарью насыщенного воздуха, всадники погрузились в хлещущие с высоты потоки. Долго сдерживаемая гроза, обрушилась на город.

- Прощай, Дом! - склонясь с седла, Маргарита глядела на уходящую вниз крышу. - Прощай, город!

Слабо светился сквозь водяную пелену залитый светом прожекторов Храм.

- Пусть стоит, раз уж так вышло, - сказал Роланд. Он слегка притормозил, поджидая Максима и вместе с ним снизился к прямой улице, берущей начало у Манежной площади. - Забавная прогулка, не правда ли!?

- Это же Тверская! Я начинаю ориентироваться. Но как пусто...

- Полночь, ливень, гроза. Все боятся повторения недавнего урагана. Кроме него. - Он указал на движущийся объект.

- Что это?! - Максим пригляделся и ахнул. - Это же памятник! Ого...

Грохоча сапожищами понуро брел по пустой улице чугунный Шаляпин-Грозный. На плече, словно бревно, он нес стелу с шипами держав и скипетров. Голова чудища в косо нахлобученной шапке Мономаха проплывала на уровне крыш спящих домов.

Доковыляв до Моссовета, где светились по центру никогда не гаснущие окна приемной мэра, статуя заглянула внутрь. Вскинула стелу, словно ружье, отсалютовала, совершила четкий поворот на девяносто градусов и чеканным шагом двинулась к Маяковке. Мерин под Долгоруким заржал, всадник помахал вслед каменной десницей и застыл. Лишь вздох, похожий на завывание ветра, последовал за уходящим.

Постовые городских служб протирали глаза, недоумевая по поводу внезапно охватившей их дремы и отгоняли навязчивый и нелепейший сон.

Каменный Пушкин опустил печально-гордое лицо и коротко кивнул. Хотя мог бы читать и читать посвященные "царю-ироду" строки. Максим заметил, что по мере удаления от своего места, памятник уменьшался. Перед Пушкиным стоял довольно скромный монумент. А к Маяковскому подошел уже и вовсе средних привокзальных габаритов памятник. Прочитал слова на постаменте поэта, пожал плечами и побрел дальше, придерживая усохшуюся до размеров обычной елки стелу.