Джейн и Эмма

— О, я так рада! — воскликнула Джейн, услышав эти новости. — Я вам очень, очень признательна, полковник Кэмпбелл.

— Ладно, ладно. Мы будем ожидать достойного вознаграждения в виде чудесной музыки, как только Броудвуд пришлет нам новое фортепьяно, — да, мисс? — И он взглянул на Джейн, снисходительно улыбаясь.

Но почему он никогда так не смотрит на Рейчел, подумала она. Ее личико начинает светиться, когда она улыбается, но ее отец никогда этого не видит; когда он смотрит на нее, она выглядит так, словно готовится разрыдаться.

Миссис Кэмпбелл, воспользовавшись моментом, когда Рейчел ушла к дантисту в компании служанки, открылась Джейн, объяснила, чем вызвано плохое отношение полковника к дочери.

— Я разговариваю с тобой, моя дорогая, как со взрослой, потому что вижу, что ты мудра и благоразумна не по годам, и это неудивительно, ведь ты всегда жила в окружении знающих опытных людей. Я искренне надеюсь, что ты нам поможешь. Мне кажется, что, проводя целые дни вместе с Рейчел, ты сможешь исправить ситуацию, которая пока только ухудшается. Видишь ли, мой супруг был очень недоволен, когда родилась Рейчел. Сначала он думал, что я должна вернуться в Англию до родов (но с транспортом в то время было трудно, да и я не хотела покидать его), и, кроме того, боюсь, он был очень разочарован тем, что Рейчел — девочка. Он очень хотел сына. Тем более когда выяснилось, что у Рейчел не будет ни братьев, ни сестер. А потом, и это было в высшей степени неудачно, она начала учиться говорить у разных нянь-иностранок: сначала это был какой-то итальянский диалект, потом нечто вроде крестьянского испанского языка, ну а в конце концов, когда отец сделал ей выговор и велел говорить только по-английски, оказалось, что она сильно заикается…

— А разве она не заикалась, говоря на других языках, мэм?

— Не так сильно; наш друг — твой отец, моя дорогая, считал, что именно смена языков, когда ей было всего три года, вызвала этот недостаток. Твой папа всегда был бесконечно добр и терпелив с Рейчел, дорогая, он был таким хорошим — конечно, она его не помнит, ведь тогда она была совсем маленькой…

Джейн почувствовала странный укол зависти. Получается, что другой ребенок пусть мимолетно, но все же знал ее отца, которого она никогда не видела.

— Я надеюсь, что ты, моя дорогая, сможешь поддержать Рейчел, показать своим примером, что она не должна проявлять столько робости с полковником. Дело в том, что он, в общем, очень разумный человек, по-настоящему великодушный и добросердечный, как выяснилось, не в состоянии понять, что Рейчел не может, просто сделав усилие, преодолеть свой речевой недостаток. И конечно, чем нетерпеливее становится он, тем больше пугается она.

— Да, я вас понимаю, мэм.

Джейн подумала, что перед ней поставлена очень трудная, почти невыполнимая задача. Ведь полковник в приступе раздражительности являл собой весьма тревожную картину: глаза блестят, голос возвышен до уровня командования на плацу. Он определенно не был человеком, легко относившимся к противодействию и разочарованию. Если он обрушит всю силу своего гнева на нее, она тоже вряд ли сможет вести себя смелее, чем Рейчел.

Но она, конечно же, обещала сделать все возможное.

— Спасибо, моя хорошая. И никогда не бойся полковника, — настойчиво сказала миссис Кэмпбелл. — Если твое дело правое, настаивай на своем. За это он будет тебя еще больше любить и уважать.

Джейн представилась возможность сделать это скорее, чем ей бы хотелось — двумя днями позже, когда доставили долгожданное фортепиано.

Полковник Кэмпбелл позвал ее вниз из классной комнаты, где она занималась вместе с Рейчел и новой гувернанткой, чтобы испробовать новый инструмент.

— Потому что, если вы не одобрите его, мисс, он отправится обратно. Вы единственный знаток музыки в этом доме.

Несколько смущенная возложенной на нее ответственностью, но испытывая обоснованную уверенность, Джейн сыграла несколько упражнений и маленьких пьес, после чего объявила, что инструмент отличного качества и синьор Негретти, безусловно, его одобрит.

— Очень хорошо, — сказал хозяин дома, — тогда мы его оставляем. Поставьте его, пожалуйста, вот сюда, у камина, — обратился он к возчикам, которые его доставили.

Вся семья в это время собралась в главной гостиной дома, просторного помещения в фасадной части дома.

— О, сэр, — в тревоге воскликнула Джейн, — вы же не хотите всерьез поставить его здесь!

— Конечно, хочу, мисс. Как иначе вы сможете услаждать нас и наших гостей восхитительной музыкой по вечерам после чая?

— О, сэр, прошу вас, подумайте! Нам с Рейчел потребуется разучивать упражнения на этом инструменте, каждая из нас должна будет упражняться по нескольку часов в день. Рейчел раньше не училась, и ей потребуется постоянная практика. Мне тоже, ведь чем больше человек занимается, тем больше ему надо практиковаться. Синьор Негретти, когда приедет, скажет вам то же самое. Вы и миссис Кэмпбелл наверняка не захотите целыми днями слушать бесконечные гаммы и этюды, когда миссис Кэмпбелл занята своими делами, а вы — чтением газеты.

— Что-что? — спросил он слегка раздраженно, но потом усмехнулся: — Ну и куда, по-твоему, следует поставить эту неприятность? Туда? — Он жестом указал в сторону тыловой части дома, отделенную раздвижными дверями.

— Нет, сэр, потому что через эти двери звук проникает легче, чем вы думаете, — пройдите туда на минутку, а я что-нибудь сыграю, тогда вы сами убедитесь.

И она, потянув полковника за рукав, вывела его из гостиной.

— Ну и что ты предлагаешь? — спросил он, вернувшись. — У нас есть музыкальный чудо-ребенок в доме и новый инструмент отличного качества. Как же мы сможем удивить наших друзей, пришедших вечером в гости, если фортепиано будет упрятано где-то на чердаке? Или ты считаешь, что я должен приобрести два инструмента — один для классной комнаты, другой для гостиной? Могу тебя заверить, что я не собираюсь идти на такие расходы.

Джейн нахмурилась, напряженно обдумывая проблему.

— Сэр, а почему бы не отправить его в оранжерею? Я слышала, как миссис Кэмпбелл говорила, что это единственная комната в доме, которой пока не нашлось применения — она не собирается выращивать там цветы. Оранжерея довольно близко отсюда, и если все двери открыты, звук будет хорошо слышен и здесь, а если поставить большую ширму, как, например, эта, когда мы будем заниматься, вы вообще почти ничего не услышите. В другое время, если вы захотите послушать музыку, ширму можно будет убрать, а фортепиано, возможно, подвинуть чуть ближе к двери…

Полковник Кэмпбелл, который в начале этой речи неприязненно нахмурился, покосился на супругу и, дождавшись ее одобрительного кивка, расхохотался.

— Ты только посмотри, она все спланировала! Тихая мышка совсем не так тиха, как мы думали, — у нее есть голова на плечах, точно есть. Генерал-майор Мур взял бы тебя в свой штаб, дерзкая девчонка. Так что миссис Кэмпбелл придется отказаться от орхидей и лилий.

— На самом деле, полковник Кэмпбелл, Джейн совершенно права, — вмешалась его супруга. — Я только сегодня утром говорила, что со всеми этими благотворительными комитетами у меня просто не хватит времени на поливку чахлых цветов, на которые все равно никто никогда не смотрит.

— Ну ладно, ладно. Отнесите инструмент в оранжерею, — распорядился он. — Хотя лично я не понимаю, как вам удастся убедить черного джентльмена обогнуть этот угол. Ну, Джейн, я хотел бы сегодня услышать особенно радующую сердце музыку в качестве награды за то, что наша гостиная лишилась столь ценного имущества. — Можно было посчитать удачным обстоятельством то, что частичная глухота полковника не повлияла на его увлечение музыкой, до которой он был большой охотник; ему было легче услышать мелодию, чем изменчивые модуляции человеческого голоса. — Я специально выделил этот угол для фортепиано, и теперь наша гостиная кажется решительно голой.

— Вы можете поставить туда кадку с орхидеями и лилиями, — предложила Джейн.