Индийская страсть

Вагоны были переполнены. Люди карабкались в окна и двери в безнадежной попытке не остаться на земле. В руках у них были куры и даже козы. Мужчины забирались на крыши и дрались за сидячие места, образуя целые людские грозди. Шум стоял оглушающий, однако враждебности, как ни странно, не было, а только суматоха и веселье.

Белые путешествуют в вагонах первого класса, которые оборудованы теми же удобствами, что и большие европейские экспрессы; внутри них едва слышен шум с улицы, а венецианские жалюзи позволяют полностью отделиться от остального мира.

Далее следуют вагоны раджей — это вершина роскоши, — которые предназначены только для их владельцев. Специальный вагон из Капурталы, раскрашенный в сине-серебряные тона, с гербом королевства в центре, ожидает на перроне, чтобы забрать с собой своих достопочтенных пассажиров. Весь вагон в распоряжении трех женщин; здесь просторные и удобные постели, купе-ванные с душем и отдельное купе-столовая, стены из красного дерева, лампы из бронзы, посуда из английского фарфора; в помещениях обивка из сине-серебряного бархата. Этот вагон прицеплен к вагону-кухне, в котором должны ехать слуги, и ко второму вагону, предназначенному для экипажа поезда и Индера Сингха. Обычаем королевских домов является цеплять столько вагонов, сколько пассажиров в них путешествует.

Когда Анита вошла в вагон, она была поражена: все внутри украшено белыми камелиями, привезенными из Кашмира, — знак внимания раджи. Через несколько секунд изумление нарастает: четверо слуг падают ниц, прикасаются рукой к ее ногам, а потом поднимают руку ко лбу. Анита, не привыкшая к такому рабскому приветствию, растерялась, не зная, как себя вести. Она наклоняется, чтобы помочь им встать, но они только смотрят на нее непонимающими глазами и не смеют подняться.

— Тебе придется привыкнуть, Анита… — говорит ей мадам Дижон. — Такое приветствие предназначено для особо почитаемых людей.

— Ясно, ясно… — отвечает сбитая с толку испанка, как будто она забыла о своем статусе.

Раджа продумал все. Ужин состоит в основном из блюд французской кухни, есть вода «Evian», чтобы утолить жажду и бороться с пылью, которая просачивается сквозь щели и покрывает все поверхности.

Как только поезд выехал из Бомбея, за окном поплыли обширные поля сухой земли с кустарником и редкими деревьями, глиняные хижины, а возле них крестьяне, приветствующие путешественников, и дети, подгоняющие прутом буйволов, которые поднимают целые тучи желтой пыли. Солнце похоже на огненный диск, который окрашивает поля в золотой цвет, прежде чем сесть за горизонт. Индусы называют его Сурйа и поклоняются ему как одному из богов. «Когда поезд отправился, моим единственным беспокойством было то, что осталось еще сорок восемь часов до Капурталы. Мне не терпелось увидеть принца. Знак внимания с камелиями тронул меня за самое сердце…» — писала Анита в своем дневнике. Ожидание приезда, постоянная тошнота, крики на станциях, где поезд останавливался ночью, тряска, когда слабая, а когда и сильная, — все это лишало ее сна.

Насколько же эта поездка отличалась от той, которую она совершила год назад! Тогда она ехала из Мадрида в Париж по приглашению раджи, принявшего все условия знаменитого письма, и поезд проезжал через пустынную местность в Кастилии.

Капитан Индер Сингх вернулся в Мадрид с чековой книжкой — «толстой, как словарь», — чтобы оплачивать расходы в предстоящей поездке, так как в этом вояже принимала участие целая семья.

— У меня такое впечатление, будто я еду на заклание, — призналась Анита своей сестре Виктории. То, что началось как игра, превратилось в реальность, причем с такой скоростью, что юная красавица, обескураженная этими событиями, не на шутку испугалась. Все играли с огнем, но только теперь она почувствовала ожог. Остальные либо позабавились, как, например, друзья из Central Kursaal, либо вышли победителями, как ее семья.

«А я? Что будет со мной?» — спрашивала себя Анита, пока поезд мчался под белесым зимним солнцем, проезжая через местность, где вершины гор, покрытые снегом, контрастировали с темными долинами, над которыми нависали клочья тумана. Она продолжала оставаться в руках индийского принца, который купил ее, как бы ее родители ни старались скрыть очевидное. Да, купил, так все и было.

— Не переживай, — говорила ей мать, видя, насколько она опечалена, — если тебе что-нибудь не понравится, мы вернемся.

То, что в этой поездке ее сопровождала вся семья, было, конечно, утешением. Чувство защищенности перед неожиданностями, которые могла приготовить подобная авантюра, смягчало тягостные ощущения от предпринятого путешествия. Но настанет момент, когда она — и только она одна — должна будет лицом к лицу встретиться с раджей. Как ей вести себя с ним? Она протянет ему руку, сделает реверанс или поцелует, когда увидит его? А он возьмет ее за руку, как будто они всю жизнь были обручены? Тревожные мысли не давали Аните покоя, она ничем не могла заниматься, да и не хотела.

«Во Франции была дождливая погода с туманом, — записала она в своем дневнике. — Страна казалась прекрасным садом, поскольку не было места, где бы ничего не росло. Но была ночь, и продолжал идти дождь. Мне было грустно…» Возможно, осознание того, что ее «продали», или попытка схватиться за что-нибудь надежное подтолкнули ее к неожиданному решению. Накануне отъезда она встретилась с Ансельмо Ньето, который был единственным из ее друзей, кто возражал против игры с раджей. Анита провела вечер с художником в его маленькой студии на Главной площади. В который раз отвергнув его домогательства, она согласилась позировать ему обнаженной. По всей вероятности, она сделала это, чтобы обеспечить себе любовь художника на случай, если ее ожидает ужасное разочарование, — так утопающий хватается за спасательный крут, когда предчувствует кораблекрушение. А может, она восстала против судьбы, которая бросала ее в неизвестность. «Останься, умоляю тебя. Не принимай участия в этом фарсе…» — просил Ансельмо, прощаясь ночью у ее дома. Анита ответила ему легким поцелуем, прижавшись губами к его рту. Она впервые делала что-то подобное и почувствовала, как дрожь пробежала у нее по спине. Прежде чем войти в дом, девушка повернулась, чтобы посмотреть на него в последний раз. В жакете из потертого вельвета, с жидкой бородкой, Ансельмо Ньето походил на брошенную собаку и вызывал жалость.

— Я не могу дать задний ход, — сказала она ему. — Я делаю это и для них, — призналась она, имея в виду свою семью. Жребий был брошен.

Ее разбудил холод. Анита не знала, ни в каком поезде она ехала, ни в какой стране находилась. Она так устала от долгого путешествия, что все смешалось в ее голове. Ворочаясь на кровати, Анита пыталась плотнее закутаться в халат. В щелочки вагона, через которые еще вчера пробивалась пыль, сегодня утром проникал холодный воздух. Они уже довольно далеко продвинулись на север, пересекли низины долины реки Ганг, продуваемые ветрами, прилетающими из далеких отрогов Гималаев.

Бросив поспешный взгляд в окно, Анита заметила, что пейзаж изменился полностью: теперь появились зеленые поля с желтыми цветами горчицы и тощие, как тростник, крестьяне, сдерживающие буйволов, чтобы посмотреть, как проезжает поезд. Это не Франция, серая зимой; это полная света Индия. Тем не менее чувствуется такой же холод. Как жаль, что нет газет, чтобы подсунуть их под одежду, приклеив к телу, как во время поездки в Париж! Это безотказное средство от холода, одна из тысячи хитростей ее матери, очень помогло им с сестрой. Поездки в поезде кажутся Аните бесконечными, особенно когда речь идет о том, что надо ехать к своему недостижимому индийскому королю. На этот раз он будет встречать ее на вокзале или поступит, как обычно?

Его не было ни позавчера в порту Бомбея, ни в прошлом году на вокзале Кэ д’Орсэ, когда она приехала в Париж со своими родителями. Вместо себя раджа отправил шофера в «Де Дион-Бутоне», дорогостоящем автомобиле, в котором разместилась вся ее семья, и еще один автомобиль для багажа. Они проехали по левому берегу Сены, потом миновали мост Александра III и пересекли площадь Согласия… Несмотря на моросящий дождь, прогулка показалась ей великолепной, и Анита со своими близкими продолжала с удовольствием осматривать город, как и любая другая семья состоятельных туристов. Но они не были туристами, они были иностранцами, выполнявшими неясную и тревожную миссию. По тому, как вела себя семья Дельгадо, можно было догадаться, что они никогда прежде не расставались надолго, поэтому в тот день все немного грустили от предчувствия неизбежной разлуки.