Импульс

Коко умолкла, молчали и мужчины. Напряженная тишина длилась невероятно долго. Чарльз уже был готов взорваться, когда Джованни наконец тихо спросил:

— Но почему, Коко? Почему?

Коко недоуменно посмотрела на него. Неужели он так ничего и не понял?

— Ведь я все тебе уже сказала, всю правду. Ты убил нашего неродившегося ребенка. Я была беременна девочкой, а ты заставил меня сделать аборт. Мало того, ты приказал этому мяснику стерилизовать меня, будто паршивую кошку. Ты постоянно изменял мне, пренебрегал мной, презирал меня — я была всего лишь шикарной любовницей, твоей собственностью, твоей подстилкой, я безропотно исполняла все твои желания, все капризы. Потом я обнаружила, что сделал со мной этот твой доктор. Когда семь месяцев назад я встретила на курорте мистера Ратледжа, мы подружились, и я узнала, что ты сделал с его женой.

В конце концов мы решили убить тебя, избавить от тебя мир. Я была так счастлива, что он приехал на курорт и нашел меня, а я нашла его… Для его несчастной жены ты стал настоящим жутким наваждением, и она возненавидела это наваждение за то, что оно отравляло жизнь и ей, и Чарльзу, разрушало их семейное счастье — она ненавидела тебя и не могла больше все это терпеть.

Ты погубил Маргарет, ты исковеркал и мою жизнь, — продолжала Коко, — и все из-за этой твоей бредовой идеи насчет великой династии. — Совершенно неожиданно Коко рассмеялась звонким, раскатистым смехом. — И вот тебе награда — Делорио! Тут уж ты точно добился желаемого: мальчишка почти твоя абсолютная копия и отличается от оригинала разве что овладевающими им время от времени садистскими припадками. Свои ты научился контролировать. И еще одно. Делорио никогда не поверит, что ты неповинен в смерти его матери. Никогда.

К удивлению Чарльза, Доминик ничего не сказал. Он по-прежнему сидел, впившись взглядом в Коко, но не произнося ни слова. Чарльз поднялся.

— Мне надо позвонить в больницу, справиться, как там моя жена.

Доминик поглядел на него так, будто удивился, что Чарльз еще здесь, и улыбнулся.

— Я припоминаю, Маргарет всегда была чрезвычайно шустра в постели, вне постели, на травке, в моей машине, у стенки — да где угодно. Помнится мне, как у нас это было в первый раз. Дело было летом, и я лишил ее невинности на полянке, в море цветов. Полянку я, естественно, присмотрел заранее. Выглядело в высшей степени романтично, как раз то, что надо для такой невинной и чувствительной девочки. В свои двадцать лет Маргарет как любовница была не менее опытна, чем женщина в возрасте Коко. Не столь талантлива, как Коко, но все же чертовски хороша.

Чарльзу не были свойственны необузданные порывы, поэтому ярость, нахлынувшая на него при этих словах Джованни, клокотала в груди; он трясся от возмущения и был готов броситься на Доминика и превратить его физиономию в кровавое месиво.

— Из всех моих женщин, — задумчиво и мечтательно, но одновременно с издевкой продолжал Доминик, — Маргарет была самой изобретательной. Сейчас тоже?

Чарльз смотрел на Доминика широко раскрытыми глазами, отчаянно пытаясь сдержать себя. Он опасался, что стоит ему самому раскрыть рот, как он немедленно бросится на Джованни, как это недавно сделал Маркус. Или окажется распростертым на полу, как Рафаэлла. Никогда в жизни Чарльзу не было так трудно сдерживать себя, но он поборол гнев и спокойным ровным голосом повторил:

— Мне необходимо справиться, как там моя жена.

Он видел, что в глазах Доминика мелькнуло раздражение. Господин Джованни не привык к такому безразличию, к тому, чтобы люди, к которым он адресовал свои язвительные замечания, пропускали их мимо ушей. Чарльз просто стоял и ждал, лицо его было бесстрастным. На этот раз спокойствие далось ему чуть легче.

Доминик махнул рукой в сторону телефона и с раздражением бросил:

— Звоните. Черт с вами.

Чарльз набрал номер, подождал минуты две, пока на том конце сняли трубку. Ему сказали, что ничего не изменилось — Маргарет по-прежнему в коме, реакции отсутствуют, однако результаты последнего сканирования свидетельствуют о некотором прогрессе. Чарльз сказал дежурной сестре, что на какое-то время задержится — нет, нет, он не знает, на сколько именно, — и повесил трубку.

— Спасибо, — поблагодарил он Джованни и сел на прежнее место. Ему хотелось в туалет, но не настолько сильно, чтобы снова рисковать, прося Джованни об одолжении. Чарльз, разумеется, заметил, что молчаливый охранник у двери держал его на мушке во время всего телефонного разговора.

— Это может показаться вам чрезвычайно странным, мистер Ратледж, — заговорил Доминик, — но мне действительно искренне жаль, что я должен убить вас. Я понимаю, почему вы хотели — хотите — моей смерти. Просто некоторые мужчины испытывают к возлюбленным невероятно глубокие чувства. Лично я этого не понимаю. Но это факт. Однако вы проиграли. Ведь вы — любитель, поэтому обречены на поражение. Хотя надо признать, что женщина, которую вы наняли в первый раз, — Тюльп, действительно была хороша, очень хороша. Это Коко помогла вам найти ее? Как верно заметила Коко, именно Маркус спас мне тогда жизнь. Конечно, он сделал это отнюдь не из любви ко мне. Как я понимаю, преданность тут тем более ни при чем — Маркус спас меня только потому, что не мог арестовать за незаконную торговлю оружием, не захватив с поличным. Я был ему нужен не мертвым, а за решеткой.

— Значит, ты выяснил наконец, кто такой Маркус? — спросила Коко.

— Это было не слишком трудно. Всего лишь один телефонный звонок. Ведь я знал его настоящее имя. Он работает на Таможенную службу США. И ты тоже, Коко?

— Нет, увы… К сожалению. Я даже не знала его настоящего имени.

— А теперь, моя дорогая, я хочу пойти и лечь с тобой в постель в последний раз. Идем же, Коко, идем наверх, и немедленно. От этих воспоминаний о Маргарет и ее талантах я так распалился, что не могу ждать ни минуты. Мистер Ратледж может остаться здесь и поразмышлять о близкой смерти.

Коко, к немалому удивлению Чарльза, поднялась без малейшего колебания. «Может быть, она задумала прикончить Доминика в постели, — подумал он. — Неужели Джованни станет заниматься любовью в присутствии охранников, чтобы обезопасить себя от собственной любовницы?»

Доминик взял Коко за руку и повел к выходу, но в дверях повернулся к Чарльзу:

— Да, кстати, мистер Ратледж, когда вас не станет, я обещаю вам, что буду регулярно справляться о состоянии Маргарет. И если вдруг она придет в сознание, если, даст Бог, поправится — кто знает? — быть может, я вернусь к ней, чтобы поглядеть, достигла ли она зрелости, проверить, сумели вы или нет поддерживать ее в надлежащей форме. — Он замолчал и нахмурился. — Вы знаете, в молодости я не был таким обходительным с дамами, как сейчас. Я не лгал им, не нашептывал им то, что они хотят услышать, кроме тех случаев, разумеется, когда мне вдруг хотелось увидеть женщину снова. Это была игра, охота, погоня. Наметил, высмотрел пташку — непременно девственницу — и хлоп, клетка захлопывается! Маргарет далась мне слишком легко. Но если уж разрыв, то навсегда — такова была в те годы моя философия. Может быть, я и в самом деле был слишком крут с Маргарет во время нашей последней встречи. Она была так молода, и я действительно не могу вспомнить, собирался ли я продолжать эту связь, роди она от меня сына. Как знать? Все же я считаю, что сделал Маргарет одолжение. Окажись на моем месте другой, ему пришлось бы с ней повозиться. А я обучил ее как следует.

Чарльз ничего не сказал. Он понимал, что проявление гнева с его стороны лишь дало бы Джованни то, чего он хочет. Поэтому он намеренно игнорировал Доминика, наблюдая его досаду и разочарование. В конце концов Джованни повернулся и вышел, вцепившись в локоть Коко.

Неужели сейчас он затащит ее в постель, а потом убьет? Чарльз покачал головой. Ход мыслей Джованни был недоступен его пониманию. А то, что он говорил о Маргарет!.. Чарльз отлично запомнил начало ее дневника: «Он был великолепным лжецом! Просто отменным!» Но это лишь вначале — под конец он поступил с ней как последний негодяй. А с каким презрением он относится к женщинам! Господи, к половине рода человеческого! Чарльз никак не мог этого понять.