Тигр всегда нападает сзади

– Вкусно? – спросила она, чтобы как-то начать разговор.

– Да.

– У тебя все нормально?

– Да.

Андрей торопливо доел рагу, выпил кофе и, циркнув зубом, пресно сказал:

– Меня с работы не жди. Я ухожу.

Прозвучало это так обыденно и легко, будто подобные вещи он сообщал регулярно. Кира, которая как раз ставила тарелки в раковину, удивленно повернулась:

– Куда ты уходишь? А когда вернешься? Я ужин могу и позже приготовить.

– Кира, ты не поняла, – заиграв желваками, сухо сказал Андрей, – я ухожу от тебя. И не вернусь никогда.

– Почему? – спросила она, чувствуя, как у нее холодеют пальцы.

– Потому что у меня другая женщина.

Потолок качнулся и придавил ее так, что стало нечем дышать.

– Давно?

Никогда не спрашивайте о том, о чем вам не хочется знать. Ответ вас может убить.

– Пять лет, – равнодушно ответил Андрей и кинул скомканную салфетку на пустую тарелку.

Дальше все было как во сне. Андрей поднялся и, не глядя на нее, пошел к двери. Она плелась следом, надеясь, что он сейчас повернется и скажет: «Шутка! Вечером идем в театр».

Глупо, конечно. Она потом сама не могла понять, откуда взялась эта мысль.

Дверь за Андреем захлопнулась, и Кира осталась одна. Двое детей, полное отсутствие работы и совершенно неясные жизненные перспективы.

После первой бурной реакции Кира впала в депрессию. Ее то душили слезы, то она погружалась в безвольное апатичное состояние, чем нервировала мать и пугала детей. Они не понимали, что происходит и почему мама на любой вопрос отвечает вяло и невпопад. Рекомендации друзей и знакомых «взять себя в руки» и «не раскисать» не доходили до сознания Киры. Она смотрела на них непонимающим взглядом и скептически улыбалась. Кира была уверена, что и так достаточно хорошо держит себя в руках – не мечется в истерике, не бросает тарелок в стену, не заламывает в исступлении рук и не рыдает. И мало ли что у нее в душе? Да, оскудело, выгорело все, как в пустыне, но внешне-то она совершенно спокойна. И это благодаря ее собственным усилиям, между прочим.

Как-то раз она брела по городу, сгибаясь под тяжестью сумки с продуктами. Рынок был недалеко, но Кире казалось, что он на другом конце света. Дойдя до лавочки на бульваре, она поставила сумку и села с ней рядом. Солнце было такое ласковое, нежное. Кира подставила ему лицо и закрыла глаза…

Откуда она появилась – эта женщина, – Кира не поняла. Наверное, подошла совсем неслышно: умеют же некоторые так ходить. И когда рядом раздался тихий голос, Кира от неожиданности вздрогнула.

– Я знаю, что происходит с тобой, – вкрадчиво начала цыганка. От нее сладковато пахло кровью и плесенью, и Кира, с детства остро реагирующая на запахи, едва не задохнулась. Захотелось сразу же встать и уйти, но ноги внезапно сделались ватными. Только голос цыганки, густой, тягучий, назойливо вливался в ее уши и растекался по телу слабостью. – Жить тебе, красавица, осталось совсем недолго. Муж от тебя ушел, и ты оттого сильно болеешь. Если муж не вернется – ты умрешь. Но не переживай… я тебе помогу…

Кира очнулась на той же скамейке в парке, и не оказалось у нее ни сумки с продуктами, ни кошелька с жалкими остатками денег. То, что дома ждут двое голодных детей, подействовало на Киру как удар хлыста. Вдруг прошли разом и слабость, и апатия, депрессия последних лет. Воздух приобрел кристальную чистоту и глубину, в которой отчетливо, как в зеркале, Кира увидела свою жизнь.

Так что той цыганке, забравшей последнее, Кира была даже благодарна. Кто знает, сколько бы еще она, не будь такого «волшебного пенделя», терзала себя и близких?

Но, как выяснилось позже, только воспрянуть духом после пережитого кошмара оказалось мало. Да, теперь Кира понимала свои проблемы и очень хотела избавиться от депрессии, но на нее вдруг как из рога изобилия посыпались болячки.

– Психосоматика, – вздохнуло очередное светило медицины, к которому Киру привезла ее мать. – Что ж вы, голубушка, так себя распустили? Нельзя нервы самой себе трепать, никак это не допускается.

Пока врач бормотал себе под нос названия лекарств, выписывая рецепты, Кира вспоминала всю свою прошлую жизнь. Ей было горько и стыдно и жаль потраченные годы. Не те, что ушли на жизнь с мужем и рождение и воспитание детей, а те годы, которые она никак не могла прийти в себя после предательства Андрея.

И вот теперь, уже семь лет подряд, она выходит на утреннюю пробежку в парк. Первые метры тогда ей давались с трудом. Она задыхалась, едва ли не падала, но упрямо продолжала занятия. В конце концов довела дистанцию до десяти километров в день.

Сегодня с утра было много дел – съемки, интервью, поход по магазинам. К тому же делать покупки Кира категорически не любила. Ее эта процедура утомляла сама по себе, независимо от того, что предполагалось купить – одежду, обувь или новые стулья. Домой она приползла уставшая и измотанная. Однако, едва приняв душ, она все-таки натянула на себя спортивный костюм и отправилась в парк.

Кто-то следовал за ней неотступно. Он то приближался, то удалялся на некоторое расстояние, но не исчезал совсем. С Кирой изредка такое бывало: она задумывалась и механически сворачивала не туда. На какую-нибудь боковую аллею, где редко встречались прохожие и заросли были гуще. Но сегодня случай выдался и вовсе особый: она очутилась слишком далеко. Прислушиваясь к тому человеку, что был сзади, Кира пыталась решить, как лучше поступить. Мысли ее испуганно заметались. И тут неизвестный преследователь ускорил шаг, явно решив ее догнать.

Кира побежала быстрее.

Он тоже припустил следом.

Она ускорила бег.

Он тоже ускорил.

Она полетела на пределе своих возможностей.

Преследователь тоже понесся во весь опор.

Кира так испугалась, что уже собралась истошно заорать, и плевать, если кто-то услышит ее вопли. Только бы хоть как-то попытаться спастись. И тут маргинал схватил ее сзади за плечо и знакомым голосом сказал:

– Кира, постойте!

Она повернулась и в изнеможении произнесла:

– О, боже мой, это вы! Вы испугали меня, Алексей. Признавайтесь, зачем вы за мной гнались?!

– А вы хорошо бегаете. И, главное, долго. Извините, не хотел вас напугать. Увидел издали: вы, думаю, или не вы. Решил догнать. Смотрю, вы на боковую аллею поворачиваете, самую безлюдную и криминальную. Вы знаете, что здесь месяц назад нашли убитую девушку? А чуть раньше – ребенка?

– Нет, меня в это время не было в Москве. Я только недавно вернулась.

– Тогда понятно, отчего вы так беспечны. Потом я уже бежал следом намеренно, боялся, что с вами что-нибудь случится. Кричать и звать вас мне казалось глупым, хотел дождаться, когда вы остановитесь, и тогда подойти. А вы все дальше в парк и дальше… Боялся вас напугать…

– Вам это удалось, – перебила его Кира, – у меня до сих пор сердце колотится как сумасшедшее.

– Извините, Кира. Я хотел как лучше. Честно.

– А чего потом погнались за мной во весь опор? Я думала, меня убивать собираются!

– Я понял, что все-таки вас испугал и надо ситуацию исправлять.

Он улыбнулся.

Кира посмотрела на него подозрительно и поправила растрепавшиеся волосы.

– Ну ладно. Пусть так. Вы знаете, как отсюда выбраться? Что-то я никак не соображу, где это мы.

– Найдем. Здесь куда ни иди, все равно к людям выйдешь.

– Конечно. Разница только во времени.

– Это да. А почему вас не было так долго в Москве?

– Я была в Германии.

– У вас там родственники?

– Я по приглашению ездила от немецкого литературного общества. Читала лекции, проводила семинары.

– Об эмиграции не задумывались?

– Боже упаси! Я считаю эмиграцию большим несчастьем. Конечно, всякое в жизни бывает, ни от чего зарекаться нельзя. Но чтоб добровольно – нет.

– Почему? Сейчас многие уезжают.

Кира пожала плечами.

– Вот смотрите, Лес. Аксенов – он уехал из России вынужденно и все время скучал по Москве. При первой же возможности вернулся. «Я московский гражданин», – говорил он о себе. Почему так произошло? Да потому что существует понятие менталитета, и даже те, кто его отрицает, все равно до смерти будут помнить русские сказки, услышанные в детстве, русские песни, своих друзей со двора, первую учительницу, первую любовь. Возможно, на чужбине что-то получится у их детей. А для эмигрантов в первом поколении все будет очень сложно.