It Sleeps More Than Often (СИ)

Подмога? Только не это! Если это всё же Пауль, по наитию или напутствием Божьим оказавшийся здесь, встречаться с местными ему никак нельзя! В лучшем случае они запрут его вместе со Шнайдером, а в худшем… Слишком яркой картинкой запечатлелась в памяти Кристофа лопата, облепленная комьями дёрна.

Шнайдер издаёт какой-то сдавленный гортанный вздох. У него получилось! Тут же отлёжанная левая нога, пронизанная тысячами иголок, наконец выпрямляется, принося одновременно и боль, и наслаждение. Но откуда идёт звук? Если это Пауль, то где он, как говорит с ним? Кое-как соскользнув со скамьи и опустив ноги на пол, Шнайдер присаживается, жмурясь от головокружения. Разогнав яркие пятна, застилающие взор голубых глаз подобно кляксам бензина, плавающим на поверхности озера, Шнайдер вглядывается в дверь. Пауль и вправду там, во дворе! Он присел на корточки справа от двери и приложился губами к дыре в витраже, что осталась от камня, брошенного когда-то манифестантами. Как давно Шнайдер собирался её заделать, и всё никак…

— Пауль, тихо, не шуми! Тебя никто не видел? Где машина?

Шнайдер скрипит раненым голосом, как древний старик, и Пауль вряд ли его слышит. Встав на ноги и дав вялым стопам привыкнуть к тверди, Кристоф делает первый шаг. Бёдра и икры по-прежнему напряжены и почти не чувствуются, суставы сгибаются еле-еле. Так, опираясь слабыми руками о спинки скамей, он следует по проходу прочь от алтаря — к дверям церкви. Скрипнув ещё и коленями, он опускается на пол и тянется лицом к витражной дыре. Их с Паулем губы чуть не соприкасаются.

— Пауль, как ты здесь очутился? Где машина? Тебя кто-нибудь видел?

— Шнай, что с твоим голосом? Почему твой телефон выключен? Почему на церкви замок?

Обмениваясь шрапнелями вопросов, они просидели бы долго, так и не решив, что же делать дальше. Пауль оставил машину у дома Шнайдера, и пока шёл к церкви, кажется, никого не встретил…

— Они узнают, что ты здесь! Уезжай! Вызови полицию! Я взаперти! — Шнайдер так яростно пытается донести до друга свои мысли, что переходит на крик, тут же срывается на свист и начинает задыхаться.

— Шнай, погоди… Дождись меня.

И Пауль пропадает. Через пять минут он спускается по лестнице со второго этажа прямо в коридорчик между трапезной, запасным выходом и ступенями в подвал. Его брюки замараны каменной крошкой, ладони — ржавчиной, а за каблуком туфли тянется серая мотня старинной паутины. Вскарабкавшись по рельефной кладке, он проник в церковь через узкое коридорное окошко второго этажа — того самого, через которое они с сестрой Катариной когда-то наблюдали за нашествием манифестантов на церковный двор. Прочные металлические ставни там давно заржавели и почти намертво срослись, но задвижки на них не было.

— Боже, что они с тобой сделали? — причитает он уже в подвале, пытаясь лишить Кристофа одежды. В душевую ему пришлось тащить Шнайдера чуть ли не на себе — шокированный внешним видом друга, Пауль не мог не заметить и скованности его движений. Шнайдер выглядит нездоровым, и дело не только в перемазанном засохшей кровью лице — его нездоровье пробивается изнутри тихим заикающимся голосом, нетвёрдой походкой и почти негнущимися конечностями. — Это твои прихожане? Они посходили с ума? Они тебя покалечили и заперли здесь?!

— Нет, — отрезает Шнайдер. — Это не они на меня напали.

Он рассказывает другу всё, что в состоянии вспомнить сам. Такой смены эмоций на смешливой мордашке Ландерса он давно не видел: сперва Пауль встревожен — внешний вид друга выбил его из колеи; заслышав об исламистах и попрании святого распятия, он до скрежета сжимает челюсти; как только речь заходит о телефонном вызове — понимающе кивает; история о сектантах в приходе, ни численность, ни суть верований которых не известна и самому настоятелю, заставляет его выжать из своих губ нервную нерешительную улыбку.

— Телефон и ключи у тебя отняли — я вызову полицию! Ты — жертва! Никто не станет обвинять человека в твоём положении. Полицейские тебе поверят, не бойся заявить на этих сумасшедших! Надо было тебе раньше мне всё рассказать, спрашивал же, — с обидой бурчит Ландерс и тянется за мобильником.

Шнайдер перехватывает его руку:

— Погоди. Это мой провал — я не разглядел еретиков в собственном приходе! Поверь, полиция их не остановит. Они движимы силой намного более мощной, чем мы можем себе представить. Я уверен — в их лице сам Дьявол бросает мне вызов! Я должен сам…

Поняв, что его друг не в себе, Пауль показушно откладывает телефон. Он позвонит в полицию позже — когда Шнайдер успокоится. Видно же, что он не в порядке. Опять нервный криз или вроде того. В церкви лекарств нет. Зато его руки, волшебные руки Пауля, всё ещё с ним. Шнайдера нужно лечить.

— У тебя здесь чистые вещи хотя бы есть? — тихонько интересуется он, откладывая в сторону грязную и почти пришедшую в негодность одежду Шнайдера. Сюртук подран, брюки целы, но вывалены в грязи настолько, что стирка их добьёт. Ворот рубахи тоже порван. На стеклянную полочку в стороне от раковины отправляется лишь распятие — Шнайдер почти вырвал его из рук друга и, прежде чем отдать, долго и скрупулёзно промывал с мылом под струёй проточной воды. Туфли с облепленными сухой травой подошвами остались у входа.

— Есть праздничное облачение, и на каждый день, а в ризнице есть и брюки, и пара сорочек… Возможно, найдётся и смена белья.

Ландерс про себя отмечает, что Шнай всё же не совсем обезумел — он в состоянии трезво мыслить, да и складывать слова во фразы ему удаётся без труда. Просто в нём сейчас борются страх, непонимание происходящего и стремление к правде.

— Садись, — командует он, нажимая Шнайдеру на плечи. Тот повинуется и опускается на пол душевой кабины, совсем голый и ватный, как скандинавская кукла тильда.

— Так неудобно, — он стесняется, но не находит сил сопротивляться дружеской заботе.

— Неудобно — это кровища, грязища и твои закоченелые конечности. Молчи, пока я буду избавлять тебя от всего этого.

Ландерс ждёт, когда вода достаточно нагреется и пойдёт из лейки с существенным напором — здание очень старое, как и все коммуникации в нём, и на то, чтобы сладить с водопроводом, уходит время. Он направляет воду Шнайдеру на макушку, сперва тщательно смывая грязь, позже он добавляет шампуня, используя его и как гель для душа. Он просто поливает Шнайдера мыльной водой. Пришла пора перейти к деталям — отложив лейку на дно кабинки, Ландерс присаживается у бортика на колени, выдавливает на ладошки ещё немного шампуня и отдаётся волшебству своих рук. Он взбивает на волосах друга объёмную пену, затем несколько раз чистыми пальцами проводит по его лицу — губы Шнайдера совсем разбиты, должно быть, вода нестерпимо их щиплет, и Пауль старается быть осторожным. Далее он массирует плечи, шею, спину, легонько поглаживая — проводя по рукам вверх-вниз, он кончиками пальцев чувствует, как напряжение покидает мышцы Кристофа. Его руки такие рельефные, но не чересчур. И они не перекаченные — скорее просто крепкие. Ландерс рад, что на нём самом сейчас узкие плотные брюки, не позволяющие их содержимому проявить себя на весь белый свет. Он чувствует, как возбуждается. Такое и раньше бывало — невероятная пытка, на которую он обрекал себя добровольно каждый раз, когда одаривал ничего не подозревающего друга своими ласками в моменты нервного наваждения, а потом уединялся, проклиная собственную сдержанность и собственную судьбу. Сегодня же — особый случай. Его возлюбленный уже серьёзно пострадал, а какие опасности ждут его впереди — даже страшно представить. Он разминает крепкую спину и вдруг замечает, как Шнайдер откидывается на стенку, вытягивая свои примечательные ноги и открывая то, что между ними. Его глаза закрыты, а на лице застыла маска мученика. Невозможно прочитать его чувства: он может быть потерян в своих мыслях и не отдавать отчёта в происходящем, а может — напротив, быть вовлечённым… Пауль едва ощутимо проводит по его груди, и вниз — по животу, следуя за тонкой дорожкой волос, тянущейся от солнечного сплетения к самому паху. Проигнорировав очевидное напряжение Шнайдера, сейчас скопившееся именно там, он следует руками ниже — по волосатым ногам, бесконечно длинным и идеально стройным. Они стали куда более податливы — тёплая вода и ласковые касания частично изгнали из них оцепенение. Решив, что на большее он не способен, Ландерс вновь берётся за лейку и направляет воду прямо Кристофу в лицо.