Самая сладкая ложь (СИ)

— Габриэль не показывала своего лица, она общалась со своими «коллегами» по группировке исключительно посредством Интернета. Занималась переводом денег, координировала действия, получала информацию. В какой-то момент Габриэль, как я думаю, совершила серьезную ошибку. Так или иначе, майор Вайзенштейн заменил ее другим человеком, а Габриэль предложил оставить оперативную работу и заняться чем-то другим. Майор Вайзенштейн был заинтересован в Габриэль настолько, что помог ей сделать второй допуск секретности и разрешил доступ к системам хранения данных и архивам. Вскоре после этого я занял пост главного аналитика, а через некоторое время «купил» Махмета, как любит говорить он.

Константин снова взял свой бокал.

— Пойми меня правильно, Лия, — сказал он. — Я не хочу, чтобы ты становилась частью всего этого. Чем больше ты знаешь, тем тяжелее тебе будет уйти. Габриэль не раз думала о том, чтобы уйти. Но теперь сделать это будет очень сложно.

Лия допила остатки шампанского, поставила пустой бокал на ковер и села, положив ногу на ногу.

— А если бы тебе предложили встать и уйти, что бы ты ответил?

— Единственное, что мне могут предложить — это пожизненный срок или пулю в лоб. Это связано не только с тем, что я успел сделать за эти годы, но и с тем, что самая важная информация хранится не в компьютере и даже не в архивах, а здесь. — Он приложил палец ко лбу. — Я — живая информационная бомба, которую нужно оберегать. И, пока я нахожусь в этих рамках, меня оберегают.

— А тебе никогда не хотелось… свободы от рамок?

— Со временем я приучил себя к мысли, что нет смысла хотеть того, чего у тебя не будет.

Константин поднялся, сделал круг по комнате, на пару секунд остановился возле открытого окна, а потом сел на ковре у ног Лии.

— Интересно, чем занимаются аналитики на пенсии, — задумчиво проговорила она.

— До пенсии они не доживают. Максимум лет до пятидесяти. Но, конечно, бывают и исключения.

— Неплохая перспектива, трудно не согласиться. А что же тогда остается женщинам аналитиков?

— Женщинам аналитиков остается жить и ценить каждую минуту своей жизни. Впрочем, это касается не только аналитиков и их женщин, но и всех людей. Проблема в том, что люди редко приходят к такому выводу. Разве что после того, как жизнь ткнет их носом в эти, казалось бы, понятные каждому человеку вещи.

Лия обняла его за шею и вздохнула.

— Мне кажется, это дико и неправильно, — сказала она. — Так не должно быть.

— Тем не менее, это то, что есть. — Он сжал ее пальцы. — Теперь ты понимаешь, почему я должен тебя нарисовать?

— Почему?

— Потому что я так хочу.

— Но как это связано с тем, о чем мы сейчас говорили? — невольно рассмеялась Лия.

— Никак. Думаю, я могу позволить себе время от времени сделать бессмысленный вывод.

Глава 5

Несмотря на принятое пять минут назад решение встать, Констанция Толедано до сих пор нежилась в кровати и смотрела на мужа, который завязывал галстук перед зеркалом.

— Может быть, ты останешься дома? Мне понравилось, как началось это утро.

Боаз покачал головой, открывая шкатулку, где он хранил запонки и булавки для галстука.

— Извини, дорогая, но я не могу изменить свои планы.

Констанция поджала губы, убедившись, что муж этого не видит, и села на кровати.

— Ты так тщательно собираешься, — произнесла она с едва уловимой ноткой иронии в голосе. — Такое впечатление, будто ты идешь на свидание.

— Разве я не имею права хорошо выглядеть?

— Право на то, чтобы ходить на свидания, ты тоже имеешь.

Майор Толедано глянул на жену через плечо.

— Ты не веришь, что я иду не на свидание? В гостиной сидит Махмет, ты можешь спросить у него, куда мы направляемся. Он не будет тебе лгать.

Констанция поднялась и подошла к мужу.

— Я ни в чем тебя не обвиняю, дорогой, — сказала она и поправила воротник его рубашки. — Если мой муж в свои почти пятьдесят заводит молодых любовниц, не забывая удовлетворять и свою жену — во всех смыслах этого слова — это что-то да значит.

— Это значит, что мне не нравится эта тема. — Боаз оглядел ее. — Ты не могла бы… одеться? А то Махмету придется ждать еще дольше.

Она обняла его за плечи и поцеловала.

— Так пусть он еще немного подождет. На часах начало шестого!

Боаз обнял ее за талию.

— Дорогая, мне действительно надо идти.

Констанция улыбнулась и, подойдя к шкафу, достала легкий халат.

— Что ты думаешь по поводу этой девочки, Лии? — спросила она, разглядывая себя в зеркальной дверце шкафа и поправляя волосы.

Боаз взял одну из выбранных запонок.

— Милая особа, знает себе цену и далеко не глупа, — ответил он. — Но я, как и большинство остальных, полагаю, что она ему не подходит.

— А он, похоже, влюблен в нее по самые уши. Как я поняла, она его секретарь или что-то вроде того. Не думала, что Константин любит заводить служебные романы.

— Это первый на моей памяти. У меня ощущение, что добром это не кончится. Для него нет такого — золотая середина. Либо с полной отдачей, либо никак. Это касается и работы, и всего остального.

Констанция задумчиво расчесывала волосы пятерней.

— Эван, надо сказать, привел меня в недоумение на торжестве, — проговорила она. — Он умный и вежливый человек, но пить ему нельзя. Может наговорить кучу глупостей.

— Ко всему прочему, он еще регулярно сообщает Константину, как поживает Марика.

— А тот, в свою очередь, это выслушивает. И по его лицу нельзя сказать, что эти рассказы его не интересуют.

Боаз взял вторую запонку.

— Эта женщина была ему дорога.

— Я знаю. — Констанция заплела волосы в косу. — Ну, хватит обсуждать других. Снир приедет в следующую пятницу?

— Во всяком случае, он обещал. Ох уж эти взрослые дети. Они заняты больше, чем я.

— Так, может, нам пора завести маленьких детей?

Боаз снова посмотрел на жену.

— Ты… хочешь детей? — спросил он.

— Может, я слишком стара для того, чтобы рожать детей? Или это испортит мою фигуру?

— Просто мы с тобой уже обсуждали это, и ты говорила мне, что не готова на такой серьезный шаг.

Констанция отошла от зеркала.

— А теперь готова, — ответила она и добавила негромко: — Я очень хочу ребенка. Когда-то я боялась, что он привяжет меня ко мне и тебя ко мне…

Боаз обнял ее.

— Разве я не привязан к тебе намертво? Но дело тут не в привязи, а… в том, что с тобой я каждый раз открываю себя заново. Я люблю тебя больше жизни, дорогая. Так я не любил ни одну женщину. И, если ты хочешь детей, то у нас обязательно будут дети.

Она склонила голову ему на плечо.

— Тебе пора идти, милый. Махмет ждет.

Боаз неохотно отстранился.

— Ты права. Поговорим вечером.

Констанция кивнула на прощание и, достав из шкафа чистое полотенце, отправилась в ванную.

… Как всегда, свежий и выспавшийся, Махмет вырулил на дорогу и принялся рассказывать Боазу «важные вещи». Ночью была отличная погода. Море спокойное. Солнце греет, но не жарит. Он поедет другой дорогой, и пассажиру следует смотреть в окно, потому что иначе он рискует пропустить красивейшие виды.

Боаз не раз спрашивал себя, чем этот простоватый молодой человек подкупает его и заставляет внимательно слушать. Вероятно, причина была в открытости и добродушии Махмета, а незатейливый язык и ощущение того, что говорит он, тщательно продумывая каждое слово и аккуратно складывая их, как кусочки мозаики, добавляли его рассказам располагающей теплоты. Но на этот раз Боаз слушал Махмета не так внимательно, как всегда. Он повторял про себя утренний диалог с женой и никак не мог понять, почудилось ли ему или же он действительно это слышал. Очнулся он только тогда, когда водитель сказал:

— У вас очень красивая жена, майор.

— Вам нравится моя жена? — улыбнулся Боаз.

— О нет, что вы! То есть, да, она мне нравится, но… в том смысле, в котором вы подумали. Она нравится всем, потому что такие женщины нравятся всем. Вам повезло, что у вас такая жена. Наверное, другие мужчины вам завидуют.