Влюбленные мошенники

– Что такое «шикса»?

– Шикса это ты, – усмехнулся Рубен.

– О!

– Если бы мне удалось получить приличное образование, я, может быть, и сумел бы найти верный путь в жизни, но моя чокнутая мачеха и мой собственный буйный нрав не дали мне такой возможности. И что же оставалось делать бедному еврейскому мальчику, не наделенному никакими талантами, кроме ловкости пальцев? Выбор был невелик. Я изменил имя и подался на Запад.

– Сколько же лет тебе было, когда ты уехал из Нью-Йорка?

– Четырнадцать. Мне понадобилось десять лет, чтобы добраться до Калифорнии. Здесь я уже два года.

– И чем .ты занимался по дороге в Калифорнию?

– Работал в барах, был золотоискателем…

– Ты был…

– Торговал недвижимостью. Обучал эмигрантов английскому языку.

– А ты не…

– Играл в карты на речных пароходах, перегонял скот. Был продавцом в магазине… кажется, это все. Ах да, однажды я работал администратором в гостинице.

– Ты забыл упомянуть о президентстве в Международном обществе любителей литературы, науки и искусства.

Он шутливо щелкнул ее по носу.

– Это было уже в Сан-Франциско, а ты спрашивала, чем я занимался по дороге.

– Ты когда-нибудь был женат? – спросила она, играя пуговицами на его рукаве, но старательно избегая встречаться с ним взглядом.

– Нет.

– Влюблялся?

– Однажды.

– И что же случилось?

– Она была слишком хороша для меня; пришлось ее отпустить.

Грейс кивнула с пониманием.

– Другими словами, ты струсил и сбежал.

– Я оказал ей услугу.

Рубен взял ее руку и поцеловал, мысленно удивляясь тому, насколько они похожи. Как просто в конце концов оказалось поведать ей свою историю! Теперь он уже не помнил, чего так боялся.

Грейс не сводила с него внимательного взгляда; ему пришло в голову, что она слушает его по-мужски: прямо, открыто, без стеснения, без жеманства. Но выглядела она очень женственно: золотистые волосы рассыпались по ее обнаженным плечам, кожа порозовела и светилась в пятнах солнечного света, пробивавшегося сквозь листья.

– Все это правда, Рубен? – осторожно спросила она. – Ведь уж теперь-то ты не станешь лгать? Прежде это не имело значения, но теперь…

– Я не солгал. Я бы не смог… в такую минуту. Они оба сели одновременно и потянулись друг к другу. Она прижалась губами к его уху и прошептала:

– Джонас Рубинский.

По всему его телу прошла дрожь – и не только потому, что от ее дыхания стало щекотно.

– Грейс Рассел, – прошептал он в свою очередь и почувствовал ответный трепет.

Их объятия стали еще теснее. Рубен не ожидал такой близости. В каком-то смысле это было даже лучше, чем заниматься любовью… Какой вздор! И придет же такое в голову! Что может быть лучше, чем заниматься любовью? Он оттянул ее голову назад за волосы и начал целовать так, что оба они задрожали.

– Живо, – прошептал Рубен, – снимай с себя все.

– Я хочу, чтобы ты сам это сделал.

– Ладно, но ты мне помоги. Дело пойдет быстрей.

– Да ты уже почти все снял!

Они вместе начали возиться со шнурками, завязками и крючочками. Ее легкое летнее платьице в цветочек казалось таким простым на вид, но на деле выяснилось, что в нем множество скрытых хитростей и ловушек для нетерпеливого любовника. А с бельем пришлось провозиться еще дольше.

– Давай сама, – снова предложил Рубен, и на этот раз Грейс не стала спорить: ей тоже хотелось покончить со всем поскорее.

– Представляешь, каково мне было, – признался он, не отрывая от нее глаз, – видеть тебя каждый день, смотреть, как ты ходишь, такая строгая и неприступная в своих красивых нарядах, и все это время знать, как ты выглядишь без них. Я уже начал с ума сходить.

Грейс, брыкаясь, освободилась от панталончиков и одновременно отшвырнула в сторону последний белый чулочек.

– Сам виноват, – бросила она в ответ. – Нечего было ревновать и дуться!

Господи, до чего же она была хороша!

– А ведь тебе это нравится, верно? Ты даже причмокиваешь, когда говоришь о моей ревности.

– Да, нравится! Просто обожаю говорить о твоей ревности! Мне не нравится другое: что-то уж больно много на тебе одежды.

Уже через полминуты он исправил этот недостаток. Они жадно поцеловались и покатились по траве, сплетясь беспорядочным клубком неизвестно чьих рук и ног. Когда клубок остановился, Грейс очутилась сверху. Она растянулась на нем, стараясь покрыть собой каждый дюйм, схватила его за запястья и завела руки ему за голову.

– Попался! – злорадно вскричала она. –Теперь не уйдешь – Сдаюсь на милость победителя. Что ты собираешься со мной делать?

– Нечто невообразимое. Для таких вещей даже нет названия.

Впрочем, она начала с довольно простого действия, для которого у него было название: с глубокого волнующего поцелуя. Она пустила в ход язык и зубы, заставив его извиваться под собой.

– Не двигаться! – грозно предупредила Грейс, выделывая всем телом сладострастные «восьмерки» у него на животе.

Потом она уперлась коленями в землю, выгнулась и предложила ему свои груди.

– Мне же запрещено двигаться! – напомнил Рубен.

– Ладно, сейчас можно, – великодушно кивнула она.

Подняв голову, он лизнул языком маленький розовый сосок и удовлетворенно улыбнулся, услыхав ответный стон. Она приподнялась, поймала царственный скипетр и начала сжимать его медленными, мучительно сладкими движениями, пока он ласкал губами ее грудь. Грубая, бурная, безудержная страсть клокотала у него внутри, ища выхода. Усилием воли он заставил себя обращаться с ней нежнее, иначе на коже могли остаться синяки. Пора было сменить игру, иначе они не продержались бы и двух минут.

Высвободив запястья из ее слабого захвата, Рубен обнял ее за талию и подтянул повыше.

– Я кое-что знаю, что тебе понравится, – сказал он, проводя руками по ее ляжкам с внутренней стороны до самого треугольника теплых и влажных кудряшек.

Ее напряженное, лишенное улыбки лицо полыхало страстью, зубы впились в нижнюю губу, пока он ласкал ее. Она что-то промычала в ответ, когда он спросил, нравится ли ей. Потом его пальцы скользнули внутрь – она запрокинула голову, из ее груди вырвался звериный вой. Ее простой и безыскусный, безудержно страстный отклик положил конец опасениям, мучившим его все это время, хотя он сам этого не сознавал: а вдруг без зелья, подмешанного Уингом, ей все это не понравится?

При одной мысли о Крестном Отце кровь у него закипела. Внезапный приступ гнева заставил его спросить:

– Ты действительно отдалась бы Уингу, если бы я не вытащил тебя оттуда?

Не успели эти слова сорваться с его губ, как Рубен пожалел о них. Грейс склонилась над ним, упираясь руками в землю, ее золотистые волосы упали ему на лицо.

– Может быть.

Она наклонилась еще ниже и прошептала, касаясь губами его губ:

– Но я бы сделала вид, что это ты.

Рубен засмеялся, обнял ее и снова перевернул на Спину. Она обхватила его ногами, и он вошел в нее. Это получилось плавно и легко, естественно, как дыхание.

– Я так и не успела тебя поблагодарить за то, что ты не посмеялся надо мной в ту ночь. Ты меня спас, Рубен. Что бы я без тебя делала?

– Ну, если ты действительно этого не знаешь;

Гусси, я тебе как-нибудь расскажу. Но только не сейчас.

– Нет, я серьезно. Ты меня спас.

– Я и сам получил удовольствие.

– Ты проявил доблесть.

– Ну еще бы! А теперь…

– Если бы не ты…

– Послушай, зискайт [52], мне неловко об этом напоминать, но мне бы хотелось, чтобы все получилось хорошо, а ты не даешь мне сосредоточиться.

Она улыбнулась, а он вплел пальцы ей в волосы и заставил замереть. Аромат свежесмятой травы смешивался с пьянившим его запахом солнца в волосах Грейс. Никто не умел целоваться, как она: самозабвенные, щедрые поцелуи доводили его до исступления, как электрические разряды, заставляя забывать обо всем, кроме нежного прикосновения и сладкого вкуса ее рта.