Рикошет

— У этой тоже. Однажды брат сбежал. Оставил мне записку — сунул под «дворник» моей машины, когда я была на работе.

— Где ты работала? — с любопытством спросил он.

— В видеопрокате. Хозяин фактически поручил мне руководить всем. Заказами, учетом, классификацией, бухгалтерией. Я даже раздевалки мыла. На работу летела как на крыльях.

— Чтобы вымыть раздевалки? Она улыбнулась:

— Это небольшая плата за возможность смотреть фильмы.

— Ты любишь кино?

— Обожаю. Так что это была не работа, а рай земной. — Ее улыбка исчезла вместе с приятными воспоминаниями. — В записке брат написал, что у него есть свои планы на жизнь и нам с ним не по пути. Разбил мне сердце. Но что случилось, то случилось. Он сбежал, а я не знала, где его искать.

Она запрокинула голову, чтобы посмотреть на небо, коснулась шеи сзади и засмеялась.

— До чего забавное ощущение. Все время забываю, что волос больше нет.

— А мне это уже почти нравится.

— Врешь.

— Нет, правда. — Они улыбнулись друг другу. Потом Дункан спросил, что было дальше.

О брате не было вестей целый год. Неожиданно у матери обнаружили рак. Элиза сама за ней ухаживала.

— Хотя я работала и приглядывала за матерью, я еще успевала ходить на занятия по искусству и кино в колледже. Было тяжело, но в целом жизнь была прекрасна. — Она тяжело вздохнула, не сводя глаз с воды. — Потом я наконец получила известия от брата. Ничего хорошего. Его отправляли в тюрьму за распространение наркотиков. Тяжелых.

Дункан весь напрягся.

— Савич?

— Савич. Он взял моего впечатлительного брата под свое крылышко. Тот быстро втянулся и отличился в деле. Савич хорошо ему платил. Настолько хорошо, что тот даже смог купить дом, тот, в котором мы… в котором мы тогда встречались.

— Они знают о существовании этого дома? Савич? Твой муж?

— Не знаю. Вряд ли.

Он тоже в этом сомневался. Если бы Наполи знал, где она находится, он бы не стал ждать ее в машине. Но он смог выследить только автомобиль.

— Твоего брата обвинили в распространении, — снова подсказал он.

— Не совсем. Ему предъявили обвинение, но до суда дело не дошло. Савич посоветовал ему на процессе признать себя виновным. Назначенный судом адвокат был против, но Савич настаивал. Сказал, что, если брат раскается, приговор будет мягче, может быть, даже условный, без заключения. Брат решил взять вину на себя.

— И?

Она глубоко вздохнула и сказала:

— И его приговорили к пятнадцати годам в «Джексоне».

— Черт.

Тюрьма «Джексон» была особого режима, в ней содержали смертников. И только отпетых преступников.

— Наверное, его предыдущие дела…

— Дункан, это был его первый суд.

— Тогда откуда такой суровый приговор? Она решительно посмотрела на него:

— Потому что время от времени необходимо жертвовать одним из подельников Савича. Иначе снисходительность судьи Лэрда может вызвать подозрения.

— Снисходительность Като Лэрда? — сощурился Дункан. — Подожди, ты имеешь в виду…

— Савич и Като — партнеры. Они много лет работают вместе.

Дункан замер, словно громом пораженный:

— Лэрд смягчает приговоры людям Савича.

— И за это ему хорошо платят.

— Сукин сын!

— У Савича десятки наркодилеров. Время от времени они попадаются. Тогда они появляются у Като в суде, и ему обычно удается добиться отмены приговора. Или он во время заседания помогает защите. Если он не может оправдать, тогда смягчает приговор, иногда дает срок условно. Вскоре наркодилер возвращается на улицы и зарабатывает для Савича деньги. Савич платит Като за выполнение сделки. Все счастливы.

— Сукин сын, — повторил Дункан так громко, что две пожилые дамы, выгуливающие на пристани собак, недовольно нахмурились. — Ведь это давно было ясно, а мы не догадались!

— Не надо слишком винить себя или офицеров из отдела по наркотикам, — сказала Элиза. — Между ними нет явной связи. Като никогда не говорит о Савиче. Никогда. При мне он только раз назвал его имя, когда рассказывал про скандал, который ты из-за него устроил в зале суда.

— Теперь-то этот суд и вовсе выглядит нелепым. Они разыграли спектакль, отлично зная, чем все кончится.

— Может быть, — согласилась она. — Дело у них ловко поставлено, это верно. Никто ничего не заподозрит, потому что Като достаточно умен, чтобы время от времени жертвовать кем-нибудь.

— Например, твоим сводным братом.

— Он понял, что его подставили, и решил раскрыть всю их игру. Но не успел. Его убили. Он успел отсидеть только два дня. Он умер в душе…

— Ему в глотку засунули кусок мыла. Твоего сводного брата зовут Чет Роллинз.

Она удивленно посмотрела на него:

— Ты его знаешь?

— Знаю, еще как, — жестко сказал Дункан. — Мы никогда не встречались, но я знаю, кто он такой.

— У нас были разные отцы, разные фамилии, — продолжала она. — Но во всех остальных смыслах он был моим родным братом. Савич с Като убили его.

Он тихо сказал:

— И вот ты дружишь с Савичем и вышла замуж за Като.

— Но это не потому, что я так хотела! — воскликнула она. — Они не знают о моем родстве с Четом.

Он посмотрел ей в глаза, но в ее лице не разглядел ни следа притворства.

— Ладно. Рассказывай остальное. Она помолчала, собираясь с мыслями.

— Прежде чем отправиться в тюрьму, Чет написал письмо и передал адвокату, чтобы тот переслал его матери.

— Вашей матери? Не тебе?

— Чтобы защитить меня. Он знал, что на самом деле письмо прочту я. Но если кто-то захочет проверить, кому он написал, то найдет смертельно больную старую женщину, не представляющую никакой угрозы.

— В письме он все рассказал.

— Да. Объяснил суть сделки между Савичем и Като, как они вовлекли его и всех остальных до него. Он просил помочь ему вывести их на чистую воду, но предупреждал о полной секретности. Он говорил с одними людьми, намекал…

— Какими людьми?

— Офицерами из отдела по борьбе с распространением наркотиков полиции Саванны, теми, кто его поймал. Но не вышло. Ему не гарантировали защиту. Он испугался, потому что знал о тех, кто пробовал стать информатором и был потом убит.

— Как хорошо я это знаю.

Она задумчиво смотрела на проплывающую мимо лодку.

— Я готова была все бросить и спасать Чета, хотела сама рассказать все полиции. Но я даже уехать в «Джексон» не успела, как маме прислали извещение о смерти. К тому времени она была почти в коме. Сомневаюсь, понимала ли она вообще, что брат больше с нами не живет… Чета похоронили без почестей. Это было ужасно, но я не могла забрать его тело и похоронить сама. Тогда я бы никогда не смогла отомстить за его убийство. А эти двое должны были за него заплатить.

— Почему ты не отнесла письмо Чета к прокурору щтата, в ФБР, тем офицерам, с которыми он говорил?

— Но они не уберегли моего брата. Наверняка парень который сначала взял вину на себя, а после вынесения приговора вдруг заявил, что все подстроено, показался им подозрительным. Разве поверили бы они его письму к сестре? Ты бы поверил? Да и с какой стати им было мне верить? Като и Савич находились в тот день за несколько сотен миль от этой душевой. У них были свои исполнители, чьих имен я не знала. Если бы я подняла шум и не смогла ничего доказать, сколько бы мне дали прожить?

Он знал, что она во всем права, и так ей об этом и сказал.

Она повернулась к нему, глаза ее были мокрыми от слез.

— Я не боялась умереть. Просто не хотела умереть тогда. Чет любил меня, я заботилась о нем с самого рождения. Я поклялась, что заставлю Като и Савича заплатить за его смерть, даже если это будет стоить мне жизни.

Она вытерла слезы, затем прикрыла ладонью глаза от солнца.

— Припекает.

— Тебе надо переодеться. — Он встал, протянул руку и помог ей подняться. — Поехали за покупками.

Если ехать по городу куда глаза глядят, непременно приедешь к «Уол-марту» [20]. Поэтому Дункан без всякой спешки колесил по тенистым живописным улочкам Бофорта.