Алая нить

– Я не верю. – Она повторила эти слова дважды. – Это неправда. Я не верю.

– Это правда, – сказал Мак-Ки. – Он бандит. Это его полицейское досье.

Дед, отец и сын. Моя семья. Он так часто говорил о них, и у нее сложилось свое представление. Семья – как все другие итальянские семьи: множество дядюшек, тетушек, кузенов... Мы между собой говорим по-итальянски, ходим в церковь, едим макароны, у нас полно детворы, двоюродных, пятиюродных, не разберешься, кто кому кем приходится, но знаешь: это свои, это – Семья. Его слова издевательски звучали в ее мозгу в то время, как она переводила взгляд с Уолтера Мак-Ки на майора, – тот невозмутимо сидел в кресле, пускал дым колечками и ждал.

– Он же в армии, – выговорила она наконец. – Его бы не взяли в армию...

– У него нет судимости, – ответил майор Томпсон. – Хотя для типов вроде него это неважно. Мы и убийц выпускаем из тюрем и присылаем сюда. Не спрашивайте меня зачем, мисс Драммонд, потому что я вовсе не хвастаюсь этим. Они нам нужны, вот все, что я могу сказать. Вы никогда не спрашивали Фалькони, чем он занимается на Сицилии?

Она только покачала головой.

– А что он говорил вам? Что работает в администрации?

– Да, что-то вроде.

– Ну да, можно назвать и так. Видите ли, здешние жители знают это имя. Они боятся людей, подобных Фалькони. И поэтому сотрудничают с нами. А теперь он в Неаполе. Ну что, вы по-прежнему хотите ехать в Штаты, мисс Драммонд? Хотите чтобы ваш ребенок рос среди Фалькони?

Анжела захлопнула папку. Она больше не хотела видеть его фотографию. Неживые глаза, фас, профиль. Гангстеры. Вы ведь видели их в кино? Убийство, грабеж... все худшие преступления на их счету. Маленький убогий домишко на узкой улочке, где родился Стефано Фалькони. В обвинительном акте написано что он убил трех человек.

Она положила досье на стол, отстранилась от Уолтера Мак-Ки, который хотел ее взять за руку.

– Я не верю, что мой Стивен в этом замешан, – сказала она. – Я знаю его; он неспособен на такое. Но с остальным я не спорю. Теперь, майор, я лучше пойду, если у вас ко мне все.

– Вы не хотите выпить? – предложил он. – Похоже, вам не мешает подкрепиться.

– Нет, спасибо. Я лучше пойду.

– Так вы еще собираетесь в Штаты? – спросил он, открывая ей дверь.

– Нет, – ответила Анжела. Руки она ему не подала. – Знаете, мы обвенчались. В церкви в Альтофонте.

Томпсон медленно кивнул.

– Меня это всегда удивляло. Убийство для них – штука нормальная, но незаконнорожденного ребенка они не потерпят. Вам еще повезло, поверьте мне.

Ничего не ответив, она вышла из кабинета. Мак-Ки догнал ее только на улице.

– Вы собираетесь вернуться в госпиталь?

– Да. Я сказала палатной сестре, что буду через час.

Она приподняла рукав, и изящные золотые часы заблестели на солнце.

– Это он подарил мне, – медленно проговорила она. Потом запустила руку за воротник форменного платья и вытянула цепочку с золотым кольцом. – И это тоже. Из одного и того же ювелирного. Я как-то проходила мимо и видела, что магазин заколочен. И не открывался ни разу. Откуда же он взял эти вещички?

Ее взгляд не понравился Мак-Ки. Он сказал:

– Черт возьми, ну какая разница? Извините, Анжела. Мне жаль, но вы должны были узнать обо всем. Мы с Крис можем чем-нибудь помочь?

– Нет, – тихо ответила она. – Отныне я сама себе помощник. Думаете, я перестану любить его?

– Конечно. – Он развернул джип и поехал по короткой дорожке, ведущей к госпиталю. – Обязательно перестанете. Что нас беспокоит, так это ребенок. Что вы собираетесь делать?

– Все будет в порядке, – сказала она, выйдя из машины. – В моей жизни останется его частица. А это уже что-то. До свидания, Уолтер.

– Пока, – отозвался он.

Она кивнула и ускорила шаг.

Сестра Хант взглянула на часы. Она хотела уже упрекнуть сестру Драммонд за опоздание на несколько минут, но увидела ее ужасающую бледность и смолчала.

– Сестра, – сказала Анжела, – когда я сменюсь с дежурства, мне нужно поговорить с сестрой-хозяйкой.

Хант надеялась, что Анжела уйдет по собственному желанию.

– Очень хорошо. Я спрошу, когда она сможет уделить вам время. Вон туда, пожалуйста, к койке номер восемь. Час назад ему сделали переливание. Следите за пульсом и дыханием.

– Ой, милочка! Я буду скучать по тебе. Но ты поступаешь правильно.

– Я тоже буду скучать. – Они на миг обнялись, и Анжела увидела, что Кристина сейчас заплачет. Она и сама была готова зареветь. До сих пор она не пускала слезу, даже когда сестра-хозяйка говорила ей о позоре, который она навлекла на службу медсестер и на свою семью. Анжела слушала ее спокойно, почти рассеянно. Наконец пожилая женщина почувствовала к ней что-то вроде жалости.

– Вы очень молоды, – сказала она. – У вас вся жизнь впереди. Вам следует подумать об усыновителях. Я уверена, ваши родители подскажут вам, что делать.

Анжела немного помолчала.

– Если и подскажут, – сказала она, – я их не послушаюсь. До свиданья, сестра. И спасибо вам. Я бы хотела до последнего момента продолжать работать, если можно.

– Можно. – Это было сказано ледяным тоном. – Но только потому, что нам не хватает обученных медсестер. – Потом дверь за ней закрылась.

– Обещай поддерживать со мной связь, – говорила Кристина. – Напиши, чтобы я знала, как ты и что у тебя, хорошо?

– Обещаю. – Анжела снова стиснула ее в объятиях. – И передай мои лучшие пожелания Уолтеру. Скажи, я жалею, что не попрощалась с ним.

– Скажу. – Кристина была благодарна ей за то, что она вспомнила об Уолтере, за добрые слова о нем. – Он должен был так поступить. Не мог же он допустить, чтобы ты во все это вляпалась, раз уж он узнал об этом. Ты молодец, Анжи. Для меня это важно, я ведь люблю его.

– Я знаю, и он тебя тоже любит. Мне было так хорошо с тобой работать, и ты все это время вела себя как настоящая подруга. А то последние две недели был какой-то кошмар...

– Да они просто коровы, – заявила Кристина. Старший состав медсестер придирался к Анжеле по поводу и без повода. Они были против нее, и только сестра Хант, известная маниакальной приверженностью к соблюдению правил, на этот раз изменила себе и была к ней добра. – Пусть теперь подавятся. Ты оглянуться не успеешь, как будешь дома. А хорошее морское путешествие пойдет тебе на пользу. Жаль, не смогу проводить тебя.

– Ничего. Меня подвезут. Теперь пора. Я напишу тебе, и ты пиши. Вот возьми. Это подарок. – Она сунула маленькую коробочку в карман форменного платья Кристины. – Чтобы ты перестала опаздывать, – крикнула она, уже сбегая по лестнице.

Кристина раскрыла коробочку. Там лежали золотые часы, их Стивен Фалькони подарил Анжеле.

Корабль, отданный в распоряжение госпиталя, причалил в Саутгемптоне. Анжела протолкалась между ранеными, которых отправляли из Италии на родину.

У нее не было времени ни для раздумывания, ни для переживаний. Переживания придут позднее, когда она осознаем реальность происшедшего. Она не писала Стивену, хотя из Неаполя приходили письма. Она даже не распечатывала их. Не доверяла себе. Позже, когда она будет в безопасности, в Англии и последняя нить между ними порвется, она, может быть, и прочитает, что он писал ей.

Было серое, морозное утро конца октября. Когда они причаливали, моросило. Анжела стояла, опираясь о перила, рядом с молоденьким летчиком, которому она помогла подняться на палубу, и на душе у нее было так же тоскливо, как в природе. Ее никто не встречал. Дома едва успели получить ее письмо, где она объясняла, что возвращается и что позвонит, когда приедет. Она не могла, как последняя трусиха, причинить им боль, написав о том, что нужно говорить в лицо.

– О Го-осподи, – повторял парнишка рядом. – О Го-оспо-ди. Как же это здорово – приехать домой. А вы не рады, сестра? Разве вы не чертовски рады?

– Не так, видно, чертовски, как вы, – сказала она и через силу улыбнулась. – Вас кто-нибудь встречает?