Когда-нибудь потом (ЛП)

Взгляд Трента был направлен куда-то через комнату, он прошептал, — По всей территории США — восемь, но О.В. признает только те, которые просочились в прессу.

Только непосредственно перед этим показывали близнецов знаменитой политической фигуры. Им было около месяца. Родители опустошены.

Они не знают, почему их дети выжили. Большинство похищенных детей мужского пола, что странно, так как у женского пола есть естественно более высокое сопротивление.

Вот почему он был здесь. Мои брови поднялись, когда он посмотрел на меня и зашептал дальше.

— Это не я. Кто-то давал им фермент, который блокирует разрушительные действия генов Розвуда, иначе они бы никогда не прожили так долго.

Теперь, когда, кто-то, сделав это, узнает, что оно сработало, то он или она возвращается и крадет детей, которые прошли лечение.

Болезненные ощущения прошлись по мне, когда я заглянула в гостиную, боль и чувство вины.

— ЛППО?

Он тряхнул головой.

— Феликс сказал нет.

Информация была сомнительной, но пусть будет она, пока я не услышу иного.

— Ну, кто еще знает то, что эти дети способны к вызову?

Трент изящно повернулся, чтобы посмотреть вниз в зал, как будто желая уйти. Он устал, но я могла увидеть это только потому, что он позволил своим защитным барьерам опуститься.

— Любой может понять это… теперь, когда стало общеизвестно кто ты.

Его пристальный взгляд вернулся ко мне, в нем было пустое сожаление.

— Единственный оставшийся в живых из людей с синдромом Розвуда, оказывается, демон? Возможно, нам повезло, что это долго не афишировалось.

То, что фермент может оставить их в живых? — Его губы сжались в тонкую линию. — Горстка людей знает это, и большинство из них работают на меня.

Молча, я вынудила руки расслабиться и расправить свое шелковое платье.

— Это не хорошо, — сказал Трент так тихо, что я еле расслышала.

— Ты думаешь?

Молчание росло, не компанейское, а неуютное.

Команды новостей, казалось, собирались, и сотрудники О.В. становились шумными, это была их последняя попытка засветиться на камеру прежде, чем телевизионщики уедут. Я посмотрела на дергающуюся ногу Трента и подняла брови.

Морщась, Трент прекратил волноваться.

— Ты хорошо выглядишь сегодня вечером, — сказал он, удивляя меня. — Я не могу решить, нравятся ли мне твои волосы собранными или распущенными.

Вспыхнув, я потрогала выбившиеся пряди из косы, в которую дети Дженкса заплели мои волосы, она все еще была влажная от тумана.

— Спасибо.

— Так ты и Квен сегодня хорошо поужинали? — спросил он, еще более выводя меня из равновесия. — Башня Кэрью, да?

— На самом деле мы выпили в баре, но да, это было в башне Кэрью. — Я нервно вцепилась в клатч. — Как ты догадался?

Он шаркнул ногой, маленькое движение, говорящее мне, что он был удовлетворен… и поставил мысленную галочку.

— Ты пахнешь как поврежденная медь. Это была или Башня Кэрью или гастроном вниз по Вайн. Тот со старой барной подставкой для ног?

Я моргнула, открывая рот. Ничего себе.

— О, — сказала я, пытаясь решить, что я могла сказать. — Да. Мы были в Башне Кэрью. — Я посмотрела вниз на свое платье, явно не подходящее для гастронома.

Трент передвинулся ко мне так, что я могла чувствовать запах его лосьона после бритья, смешанный с его собственным запахом.

Вместе мы наблюдали, как репортер заканчивал свое интервью с медсестрой. И то, что Трент стоял так близко, было почти хуже, чем его осуждающий взгляд.

— Вы обсуждали меня, — сказал он, его голос звучал высоко, а взгляд был решительно направлен в комнату. Запах испорченного вина и корицы присоединился к смеси.

— Квен попросил, чтобы я заменила его, когда ваши с ним графики не совпадают, — сказала я. — Он знает, что ты планируешь противостояние… ты думал, что он ничего не сделает?

Его глаз дергался, вот оно что, но я могла видеть его насквозь.

— Дай ему перерыв, — сказала я, и он наконец отбросил свое ложное безразличие и впился в меня взглядом. — Квен перепроверил твою встречу и взял тебя в офис DMV для твоей лицензии. Он волнуется о тебе, ясно?

Не желая верить, Трент хмурился. Я могла почувствовать, что репортеры смотрели. Он глянул на них, и его руки медленно разжались. Выдыхая, он фальшиво улыбнулся, но я не думала, что он смог кого-нибудь одурачить. Он был готов идти, и я взяла его под локоть.

— Трент, я сказала ему нет, — сказала я мягко, и его пристальный взгляд перешел от моей руки на его локте к глазам. — Я сказала ему, что ты не нуждаешься в приходящей няньке. Я сказала ему, чтобы он поучил тебя, что у тебя есть навык и сноровка, чтобы позаботиться о себе.

Он пытается понять это, но после того, как он десятилетиями защищал тебя, это сложно. Ты мог бы захотеть какое-то время побунтарить.

Гнев Трента исчез.

— Побунтарить? — сказал он, и мы боком продвигались на выход, в то время как другие люди бродили вокруг нас как в вакууме. — Это твое слово или его?

— Мое, — сказала я, радуясь, что не пыталась ему солгать. — Я узнаю бунтарство, когда увижу его. Пошли, — умаслила я его, моя рука соскользнула с его. — Позволь бедному парню справиться с твоей независимостью прежде, чем ты заставишь его принять ее. Это отчасти здорово, ты разве не знаешь? Что он так сильно любит тебя.

Снова он был в полной растерянности.

— Спасибо, — сказал он, когда его взгляд прошелся по комнате позади меня, но его улыбка была настоящей, когда взгляд вернулся ко мне. — Я никогда не видел ничего подобного.

Мое сердце заколотилось, когда Трент опустил голову, чтобы печально потереть его подбородок, и странное чувство зашевелилось в моем сердце.

Позади меня яркие огни съемочных групп терзали человеческую трагедию, выставляя ее в неприятной дикости, как африканское солнце освещает львов, разрывающих живот газели. От этого зрелища было столь же трудно отвести взгляд.

Я вздохнула, чтобы сказать ему, что если он когда-нибудь захочет, чтобы кто-то прикрыл ему спину, пусть позвонит мне, но я струсила. Вместо этого я нервно помялась и снова встала около него. Какая-то разделенность была между нами.

— Ты уходишь.

— Ах, да, — сказал он, явно удивленный. — Та журналистка следила за мной, и я не хочу давать ей интервью.

Я понимающе кивнула. Как только он уйдет, я собиралась поспешно двинуться в другом направлении в поисках Нины. Возможно, они позволили бы мне осмотреть место преступления, если бы Феликс им сказал.

— Рэйчел, — внезапно сказал Трент, и я вернула свое внимание из пустого коридора, находящегося между кухней и спальнями. — Будь осторожна. Это может быть ЛППО, даже если Феликс говорит, что это не так.

Разозлившись, я кивнула. Кто бы это ни сделал, они знали, что я была сложной мишенью, таким образом, вместо этого они похитили детей. Трусы.

Трент качнулся вперед, чтобы идти, и я протянула руку.

— Будь осторожен тоже.

Если кто-то знает о ферменте, он также знает и о том, что ты единственный, кто может сделать лечение постоянным.

Я когда-нибудь смогла бы работать на него? Я задумалась об этом, когда он смотрел на мою руку, и вспомнила удовлетворение от беседы с фракцией ЛППО в Цинциннати, а потом с ним длинной два часа пирог с кофе позже.

Это было замечательно, но я не думала, что смогла бы переварить его управление, и я сомневалась, что он когда-либо научится быть кем-то другим. Я не знала, понравился бы он мне, если бы он изменился. Черт побери, он мне нравился, и в этом было больно признаваться.

Трент смотрел на мою руку несколько секунд, затем взял ее и притянул меня к себе. Удивленная, я почти упала, мое дыхание сбилось, когда он быстро, профессионально меня обнял, наши плечи соприкоснулись.

Моя свободная рука ухватилась за него для баланса, и воспоминание о его поцелуе пронеслось в голове, когда моя рука скользнула по его талии.

— Спасибо, я буду осторожен, — сказал он, когда как мое сердце колотилось как бешенное, и я уставилась на него. Затем он отпустил меня, и я отстранилась. Меня бросило в жар.