Ночь накануне (ЛП)

Он жил с ней.

Он знал ее.

Он понимал ее.

Он знал, что может ее найти.

Но он начинал беспокоиться, что это произойдет недостаточно быстро. Слишком много времени прошло. С каждым уходящим днем он с растущей уверенностью чувствовал, что она мертва.

Хуже того, у него было холодящее кровь предчувствие, что исчезновение Ребекки как-то связано с Кейтлин Монтгомери Бандо.

_____________

[1] Стенокардия (от греч. stenos — узкий, тесный и kardia — сердце), син. грудная жаба (angina pectoris) - самая распространённая клиническая форма ишемической болезни сердца (ИБС). Выражается в приступах сжимающих, давящих болей за грудиной или в области сердца, отдающих чаще влево — в плечо, руку, шею. Описана английским врачом У. Геберденом в 1768. Различают С. напряжения и С. покоя. При С. напряжения болевой приступ возникает при ходьбе или др. физических усилиях, выходе из тёплого помещения на холод, ветер либо при нервном напряжении; боли обычно проходят в покое (например, при ходьбе больной вынужден останавливаться и отдыхать). При С. покоя боли не связаны с физическим или нервным напряжением, нередко возникают во сне — больной от боли просыпается. Как и при С. напряжения, приступ продолжается несколько минут, быстро снимается нитроглицерином (во многих случаях — валидолом), может сопровождаться рефлекторными вегетативными расстройствами (бледность кожных покровов, холодный пот, замедление пульса ит. д.) и преходящими электрокардиографическими изменениями. С. напряжения прогностически менее опасна, чем С. покоя, реже заканчивается тяжёлой формой ИБС — инфарктом миокарда.

Глава 21

- Я не знаю, где она, - сказала Шугар, перекрывая копу проход в свой дом. Цезарина стояла рядом с ней и предупреждающе рычала на детектива на ее пороге.

- Но Кристина Бискейн действительно живет здесь?

Шугар кивнула. Обычно она ненавидела копов. Не доверяла им. Но этот, с его строгой красотой и напряженным взглядом, казался немного другим. Более интересным, чем тот молодой придурок, который допрашивал ее после смерти Джоша Бандо. Тот коп был мальчишкой, а этот – определенно мужчина. С ним была женщина: крепко сбитое тело, куча гонора и реально паршивая прическа. Это еще что такое? Департамент должно быть ослабил дресc-код.

- Крикет совершеннолетняя. Иногда она не приходит ночевать.

- Она вернется позже?

- Кто знает? Надеюсь, что вернется.

- Разве она не должна работать? – спросила женщина-полицейский.

- Должна. Но я не знаю ее расписания.

Похоже, они хотели задать ей еще несколько вопросов, но ограничились тем, что попросили Шугар, чтобы Крикет позвонила в полицейский участок, как только появится. Шугар задержалась в дверях, следя, как детектив Рид забирается на пассажирское сиденье машины. У него была изящная походка и легкие шаги, достаточно широкие для того, чтобы его брюки натянулись на тугих ягодицах. Устроившись внутри, он встряхнул, раскрывая, темные пилотские очки. Детектив не был красив буквально, не в голливудском смысле, но обладал какой-то естественной сексуальностью и мужественностью. Может быть намеком на опасность, к которой ее, конечно же, всегда притягивало. Водитель зажгла сигарету, подала машину назад, прогрохотала вниз по изрытой колесами дороге, оставив за собой столб пыли и Шугар, размышлявшую над тем, где же, черт ее побери, была Крикет.

* * *

Где это она, черт побери? Вокруг было темно и сыро… и она лежала на чем-то, по ощущениям похожем на грязный пол. Крикет не могла пошевелиться, не могла поднять голову, не знала, как долго пробыла здесь. Ее руки были связаны за спиной, ноги чем-то обмотаны, рот заклеен скотчем. Не то, чтобы она могла что-то с этим сделать. С тех пор как ее доставили сюда - привезли на ее собственной машине и затащили в детской тележке в эту грязную вонючую дыру в земле - она была одурманена и не могла пошевелиться. В щель под дверью девушка видела, как вспыхнул и погас свет, появилась и исчезла ее тюремщица, называвшая себя Атропос. Прошли часы, может быть дни. Крикет не могла сказать точно из-за приступа паники, находясь в этом заброшенном подвале.

- Ты снова очнулась?

Крикет вздрогнула. Она не слышала приближения своей тюремщицы.

- Ну, на этот раз ненадолго, не правда ли?

«Да пошла ты, сука!» - подумала Крикет, сознание ее было спутанным. Казалось, что она спала, или ее отправили в нокаут - она не могла точно определиться. Девушка пребывала в каком-то подобии ада, отвратительно воняющем и темном. И, судя по всему, довольно давно: ей хотелось пить, и она подумала, что возможно, намочила штаны…раньше ее мочевой пузырь был полон, а сейчас - нет.

Появись у нее шанс, она бы убила стерву, но пока что у нее не было возможности или сил. Каждый раз, когда ее разум прояснялся, и она думала о попытке наброситься на свою противницу, ее внезапно одолевала дремота. Ее опаивали, в этом ни малейшего сомнения не было. Но если когда-нибудь у нее будет ясная голова… сучка сдохнет. Сдохнет!

- А вот и мы. Я подумала, что тебе, возможно, одиноко. – Атропос присела на корточки возле головы Крикет и включила фонарик: узкий луч высветил старое гниющее дерево и осколки разбитого стекла. На полках также стояли бутылки и нечто, похожее на крысиную отраву. Ох, нет..

Атропос поставила на пол старомодную бутылку для молока. Казалось, что внутри нее что-то двигается, растет, дышит.

Крикет начала потеть. Не могла отвести взгляд от посудины. Ее сердце колотилось, страх добавлял адреналина, впрыскивая его в ее вены.

- Посмотри-ка сюда.

Атропос направила луч фонарика прямо на бутылку. Внутри находились паучьи гнезда, похожие на вату комочки, и кружевные паутинки, кишевшие только что вылупившимися крошечными паучками, ползавшими везде, а также более зрелыми паукообразными. Их многочисленные глаза были постоянно насторожены, некоторые подняли передние лапы, готовые сожрать потомство друг друга.

- Я их выводила несколько недель, - пояснила она.

Крикет задрожала.

Атропос достала из кармана своей куртки пузырек меньшего размера и подставила его под луч света. Внутри, по ватному шарику ползали насекомые… нет, не просто насекомые. Сверчки[1]. Три или четыре темных жука.

Ох, ради Бога! Внутренности Крикет превратились в кисель.

Атропос осторожно открутила крышку, а затем с помощью пинцета вытащила одного из маленьких паразитов из бутылочки. Насекомое сопротивлялось крепкому захвату щипцов, но все было впустую. Привычным движением Атропос ослабила крышку, открыла молочную бутылку, подержала сверчка над ней в течение одной пугающей секунды, затем раскрыла пинцет и позволила сверчку упасть.

Приклеившись испуганным взглядом к молочной бутылке, Крикет наблюдала за тем, как сверчок приземлился на покрытую паутиной западню, где прилип к паучьей сети.

Он боролся всего лишь секунду.

Пауки атаковали.

С новым ужасом Крикет следила за борьбой пауков за сопротивляющееся насекомое, огромный коричневый паук стал победителем и пронзил крошечно тельце сверчка смертельными жалами.

Крикет содрогнулась от ужаса. Сердце заходилось в бешеном ритме. Ее начало тошнить, но у нее был заклеен рот. Она беспомощно лежала в этом жутком месте с его разбитыми бутылками, темными углами и сумасшедшей обитательницей.

- М-м-м. Зрелище не из приятных, - произнесла Атропос, завязывая плетеный шнур из красных и черных прядей вокруг горлышка молочной бутылки, затем закрутила крышку. – Ну что же, представление окончено. Помнишь? «Спи крепко и смотри, чтобы тебя не покусали клопы» [2].