Квартира муж и амнезия

— Нет. Почему вы так решили?

— Вы побледнели, и у вас глаза застыли.

— А, это... Я вспомнила, что не взяла успокоительное. Я очень, просто панически, боюсь летать.

— Да? — приподнял бровь шеф и уткнулся в свою газету. А когда официант принес приборы и две пустые тарелки, попросил: — И принесите еще пятьдесят граммов коньяку. Пойдемте, Рита, посмотрим, что они там наготовили.

Он первым поднялся из-за стола, отправившись к телеге с горшками. Рита поплелась следом и безучастно оглядела русскую версию шведского стола: капуста свежая, капуста квашеная, огурцы, помидоры, зеленая редька с какими-то сухариками, грибы, еще какие-то салаты наструганы, селедка. В горшках — картошка и гречневая каша. Есть совершенно расхотелось — желудок сводило от ужаса предстоящего полета.

— Ну что же вы? Выбирайте! — посмотрел на Риту шеф. Он уже складывал на тарелке натюрморт из картошки, селедки, огурчика и винегрета. Рита из вежливости тоже положила себе на тарелку полкартошечки, половинку помидора, измазанного тертым сыром с майонезом, и три крупные черные маслины (тоже мне русская кухня — с маслинами!).

— А теперь пейте, — велел шеф, когда они вернулись за столик, и указал на стопочку с коньяком, которая материализовалась на столе, пока они бродили вокруг телеги.

— Спасибо, я не пью...

— Рита, пейте. Это приказ. И лекарство. Я совсем не хочу привезти в Прагу полуобморочное тело личного помощника, — властно глянул шеф, и Рита залпом осушила стопочку, как микстуру приняла. Коньяк обжег горло, а затем жаром растекся внутри, и она быстро принялась заедать его маслинами, картошкой и помидором. Минут через десять коньяк добрался до головы, стало жарко. Еще через полчаса, когда они с шефом прошли таможню и вошли в самолет (по трапу-коридору, прямо из аэропорта, вот здорово!), Рита уже и не вспоминала ни про какую панику. Она отчаянно хотела спать. И весь полет до Праги мирно продремала в просторном кресле бизнес-класса, пропустив улыбки стюардесс, шампанское и канапе с семгой. Проснулась от толчка шасси о взлетно-посадочную полосу Пражского аэропорта и только собралась испугаться, как самолет уже замедлил ход и стал выруливать на «парковку».

* * *

Ох и навкалывалась она за эти дни! Рита в одиночестве сидела за небольшим деревянным столиком и смаковала вишневое пиво. Не удержалась, заказала. Думала, для экзотики, а вышло — для души. Вкусно очень, в Москве такого пива нет! Хотя, кто его знает, может, и есть. Она же из всей Москвы только по Красной площади да по Александровскому саду гуляла. И по Большой Грузинской улице, от метро до офиса. А вот такой штукой — Рита отломила кусочек зажаренного в панировке сыра — она угостит Женьку, когда та приедет к ней в следующий раз. Закуски Рита тоже выбирала наугад, зачитываясь меню как поэмой: оленина, утка, вепрево колено, чесночный суп... Больше всех понравилось название «смаженый гермелин», его и попросила. Оказалось, сыр. Жареный. Вкусный.

Выставка стала для нее настоящим боевым крещением. Даже не выставка — ярмарка отопления, вентиляции, измерительной, регулировочной, санитарной и бог еще знает какой техники. К концу второго дня у нее от напряжения и суеты рябило в глазах и кружилась голова. Русские, английские, немецкие, чешские и французские слова (шеф прилично говорит по-французски, надо же!) смешались в какое-то эсперанто, а сама она превратилась в робота-переводчика, выдававшего фразы с ее саму поражавшей скоростью. В первый вечер она пришла в отель совершенно выжатой, прилегла полежать до ужина и элементарно вырубилась. Спала как убитая, не слышала звонков с ресепшн и проснулась утром только от того, что горничная барабанила в дверь. Во второй вечер было чуть легче, она и ванну сумела принять, и поужинала, уже почти не обращая внимания на паузу за столом. Молчание шефа перестало ее тяготить. Привыкла. И прежде чем уснуть, нашла силы полюбоваться с балкона вечерним Градкани.

Да, шеф у нее — кремень. Ни суета, ни люди, ни многочасовые переговоры — ничто его не берет. Подтянут, сух, деловит, ироничен. Рита улыбнулась, вспомнив Женькины намеки на их с шефом роман. Какой там! В этом режиме можно крутить только один роман — с работой. И со вчерашнего дня она крутит его самостоятельно. Шефу пришлось улететь на сутки раньше, он оставил ее дожидаться бумаг от германской фирмы. Решил, что так надежнее, чем получать документы с курьерской службой. А она и не возражала! Конечно, лучше — бумаги получила еще до обеда, а вся вторая половина дня у нее осталась на знакомство с Прагой. И авиабилет шеф разрешил поменять на железнодорожный. Удобно у них тут все устроено: попросила на ресепшн, доплатила немного, и все сделали. Так что обратно она едет поездом. Сегодня, поздно вечером. У нее есть время еще немного побродить по городу.

В зале заиграла задорная мелодия, и Рита оглянулась на звук. Трио, наряженное в национальные костюмы, терзало скрипку, кларнет и тромбон. На тромбоне, смешно надувая щеки (ну вылитая кикимора!), играла дама средних лет. Задорная музыка разбивала Ритин романтический, слегка задумчивый настрой, жаль было его отпускать, и Рита решила уйти. Подозвала официанта, рассчиталась и вышла на уже темную улочку, расцвеченную вечерней иллюминацией. Конец ноября, а тепло совсем. И снега нет. Какая же она все-таки красивая, Прага! Или это только на нее, провинциалку-затворницу, так действуют шпили, черепичные крыши и узкие сказочные улочки старого города?

Мобильник заиграл-защебетал и сбил-таки с романтического настроя.

— Ритка, привет! Ну как ты там, в своей Праге?

— Привет, Женька! Все прекрасно, просто замечательно! Даже жаль, что вечером поезд!

— Поезд?

— Ну да, в полдесятого! Шеф, когда узнал, что я летать боюсь до смерти, разрешил билет поменять.

— Так ты одна возвращаешься, что ли?

— Ну да, я вообще здесь одна со вчерашнего дня, дела заканчиваю. А ты-то как добралась?

— Нормально добралась, жарко здесь. Завтра уже в джунгли едем. Слушай, я, кажется, смогу тебе писать чаще, чем думала, не такие уж тут и напряги со спутником!

— Правда? Вот здорово! Пиши мне, Женька, про все пиши, ладно? А то мне скучно будет тут одной!

— Да не вопрос, не соскучишься! Все, бай, звонить пока не буду. Пиши, если что!

Вот заполошная! Женька есть Женька. Рита, улыбаясь, прошла немного по узкой улочке и вышла на широкую площадь. Ого, покруче, чем Красная площадь будет! Она заглянула в купленный в отеле путеводитель. Что там? Похоже, это площадь возле новой ратуши, самая большая в Европе. А вон та темная махина в фонариках, наверное, ратуша и есть. Топать через площадь к подсвеченной ратуше было лень, и Рита опять свернула на какую-то улочку, через несколько шагов попала к витринам, заставленным цветным стеклом, и ахнула от увиденного. Стопки, фужеры, бокалы, графины в сполохах электрического света — просто фантастический коллаж из кусочков праздника. Застывший фейерверк стеклянных линий. Рита зачарованно открыла дверь магазинчика и очень скоро выбрала шесть великолепных, стильных стаканов. Продавщица, щебеча и улыбаясь, расставила их на прилавке, постукала по каждому карандашиком — бокалы отозвались мелодичным звоном. А потом вдруг стала водить длинным ярким ногтем по ободкам двух стаканов. «Зачем это?» — успела удивиться Рита, и тут бокалы запели. Звук был тоненьким и нежным, как от далеких чудесных струн.

— Как красиво! — благодарно взглянула на продавщицу Рита, и та улыбнулась в ответ. Потом завернула бокалы в тонкую бумагу, аккуратно уложила в коробку, затем в пакет, и Рита целых полквартала шла с ощущением маленького праздника. А потом застыла у следующей витрины. Там на черных бархатных шейках-подставках красовались замечательнейшие колье. Темно-вишневые камни были оправлены в золото, в серебро. Гранаты. Рита представила, как замечательно они гармонировали бы с ее каштановыми волосами и ореховыми глазами, и принялась судорожно прикидывать, сколько денег у нее осталось. Оказалось, что не очень много. Если купит — сядет в поезд с грошами. А вдруг там придется за постель платить, за чай? И ехать целые сутки, и такси надо будет брать до вокзала! Рита вздохнула, поскорее, чтобы не расстраиваться, отвернулась от витрины, сообразила, куда идти, и пошла гулять дальше, в направлении отеля.