Опасности прекрасный лик

— Джонни.

Эмми хотела спросить: «Какой Джонни?», но вместо этого нажала кнопку входного замка.

Через несколько секунд он уже стоял в дверях, глядя на Эмми с таким выражением, которое она раньше никогда не видела в его глазах, — неуверенности.

Джонни криво улыбнулся.

— Я думал, что ты спросишь: «Какой Джонни?»

— Я и хотела. — Она отступила в сторону, пропуская его в квартиру.

Джонни стянул мятую куртку. Только тут до Эмми дошло, как он похудел и осунулся, под глазами багровые мешки.

— Хорошее местечко, — произнес Джонни, осматриваясь вокруг.

— У тебя жуткий вид. Хочешь перекусить?

— Конечно.

— Будешь бутерброд с тунцом?

— Эмми, Эмми, — он покачал головой, — неужели ты по-прежнему ешь тунца? Неужели у тебя нет никакого сострадания к бедным дельфинам.

— Не волнуйся, это альбакор. Кофе будешь?

Джонни кивнул. Когда Эмми вернулась в гостиную с бутербродом, Джонни лежал на диване. Он поднялся, и вид у него был виноватый.

— Устал больше, чем думал, — промолвил он. — Я только что был у матери.

— Как у нее дела? — Эмми протянула ему тарелку.

— У нее все в порядке. Она сказала, что ты хотела связаться со мной.

— Хотела.

— Она говорила, что ты пишешь статью о Джастине Груме.

— Совершенно верно.

Джонни посерьезнел.

— Я бы на твоем месте не стал этого делать.

— Я тоже думаю, что не стал бы.

— Он человек беспощадный.

Эмми покачала головой.

— Я не боюсь его.

Джонни покрутил бутерброд в руке.

— Вообще-то я не голоден. Как странно видеть тебя снова.

Прошло два года, как Эмми ушла от него.

— Странно видеть тебя.

— Я скучал по тебе.

— Правда? — Неужели он снова пытается заморочить ей голову? — Ты не против, если я задам тебе несколько вопросов о том вечере, когда погибла Вайолит? Мне нужно проверить кое-какие вещи, о которых мне рассказали.

Джонни устало потер глаза.

— Мне уже поздно менять свою версию, — произнес он.

— А я и не жду этого. Тем не менее ты постоянно намекал, что не говоришь всю правду о том вечере. У меня такое чувство, что Джастин Грум, вероятно, предостерег тебя насчет этого.

Джонни посмотрел на нее.

Эмми пошарила в сумочке и вытащила блокнот.

— Давай поступим иначе, — предложила она. — Я расскажу тебе, как я вижу события того вечера. А тебе будет достаточно подтвердить или опровергнуть. Разве это не справедливо? И, разумеется, я не буду упоминать в статье твое имя. Но мне надо подтвердить данные своего источника.

Джонни медленно кивнул.

— Прекрасно. — Эмми уселась и оживленно заговорила: — Как я понимаю, случилось следующее. По какому-то поводу Джастин Грум и Вайолит Самнер поссорились. Вы с Пенни их подслушали. Из спора Пенни сделала вывод, что Вайолит шантажирует Джастина. Возможно, он изнасиловал ее — или соблазнил, называй это, как хочешь, — когда она была моложе. Она угрожала сообщить об этом прессе, если он не откупится от нее.

Вы с Пенни быстро ушли, не желая больше ничего слушать. Ты напился — ах, кто бы мог подумать! Пенни тоже пила. Вдруг Джастин нашел вас. Казалось, его привело в ярость то, что вы вместе. Он схватил Пенни, а ты вскочил, чтобы защитить ее. Он ударил тебя.

Вайолит закричала, Джастин снова схватил Пенни. Ты пытался образумить его. Он снова тебя ударил. Пенни упала на тебя сверху, чтобы прикрыть. Тогда Грум вытащил пистолет и застрелил Вайолит.

— Этого я уже на самом деле не видел, — медленно выговорил Джонни.

— Нет, поскольку Пенни собой закрыла тебя. Собака прыгнула, чтобы защитить ее. Грум застрелил собаку.

— Откуда тебе все это известно?

— Значит, это правда?

— Ты разговаривала с Пенни. Наверняка разговаривала. Где она?

— Это правда. Почему ты ничего не сказал раньше, Джонни? Почему ты позволил, чтобы обвинили девочку?

— Ты знаешь почему.

Эмми грустно посмотрела на него. Она по-прежнему любила его — своего трусоватого, честолюбивого бывшего мужа. Грум угрожал раскрыть какую-то грязную историю из его прошлого, если он скажет правду? И Джонни, отчаянно нуждавшемуся в деньгах, чтобы творить свои «шедевры», пришлось выбирать между собственной карьерой и судьбой молоденькой девушки, которую он едва знал.

— Он бы убил меня, — сказал Джонни.

— Съешь-ка ты бутерброд.

Он откусил еще кусочек.

— Ты разговаривала с Пенни?

— Я не знаю, где она, если ты имеешь в виду это.

— Да в общем-то нет. Я просто хотел узнать… все ли у нее в порядке. Грум так вмазал ей по красивому личику. Ей, должно быть, было ужасно больно.

— Да уж наверняка.

Они помолчали.

— Что ж… — наконец сказал Джонни.

— Что ж… — сказала Эмми.

— Так неожиданно было увидеться с тобой. У тебя все в порядке?

— Да, действительно все в порядке, — ответила Эмми.

— Ну, хорошо.

— Ты где остановился?

— Сегодня вечером? Не знаю.

— Потому что мне необходимо выспаться.

— Да… Я понимаю…

— Можешь устроиться в гостиной внизу, если хочешь.

Они посмотрели друг на друга.

— Хорошо, так и сделаю. Спасибо.

Эмми отнесла его тарелку и чашку обратно на кухню.

Говорят, время лечит. Однако это всего лишь поговорка. Если позволишь себе восстановить в памяти подробности розового начала своего романа, а потом позволишь себе переключиться на воспоминания о тусклой агонии его конца, то вроде и не лечит. Если вспомнишь смех, который, казалось, будет звучать вечно, а затем вспомнишь, как он почти незаметно перешел в злобные крики и обвинения и наконец в ледяное отчуждение, то вроде и не лечит. Если подумаешь о том, какое счастье и успех обещала искрометная жизнь в Голливуде, а затем припомнишь ее бесконечную скуку и предательства, то нет, оказывается, что ничего не излечилось, когда подумаешь обо всем этом.

Эмми не хотела, чтобы Джонни вернулся в ее жизнь — даже на короткое время. Даже если бы он пообещал ей стабильность, надежность, семью — те вещи, ради которых несколько лет назад она отдала бы все на свете, — то она все равно никогда не позволила бы ему вернуться в свою жизнь.

Эмми прошла обратно в гостиную. Джонни был там же, где она его оставила.

— Спокойной ночи, — сказала Эмми.

ГЛАВА 52

Вернувшись в Нью-Йорк, Тони попыталась вести прежнюю жизнь. Однако стремительная светская жизнь, которая, как она помнила, так возбуждала ее, казалась теперь дикой. Вечера, но которым она так скучала, теперь удручали. Оказалось трудно доверять прежним друзьям, как это было раньше. Даже поездка к родителям в Коннектикут не доставила прежнего удовольствия. Они настоятельно требовали, чтобы она вернулась к мужу.

Однако Дом даже не пытался вернуть Тони.

Джастин Грум был рад вновь увидеть ее. Он посочувствовал ей по поводу ее ухода от Дома и внушил надежды на будущее. После нескольких великолепных обедов, на которых он выразил ей свою поддержку, Тони стало стыдно за то, что однажды она назвала Джастина «барракудой в аквариуме с золотыми рыбками».

— Как насчет того, чтобы вернуться на прежнюю работу? — предложил Джастин.

— Сомневаюсь, что это понравится Марианне.

— Между нами, Марианна не способна управляться с этой работой так, как ты. Я уже говорил Сьюзан о том, что подыскиваю новую фирму, которая вела бы мою сенаторскую предвыборную кампанию.

— Шутишь?

— Разумеется, Сьюзан расстроилась. Но если ты решишь вернуться на старую работу, то я наверняка передумаю. Почему бы тебе не позвонить Сьюзан? Поговори с ней об этом.

— Я подумаю, — сказала Тони.

Джастин выглядел озабоченным.

— Сьюзан в последнее время избегает меня. Я не встречаюсь с ней так часто, как раньше. Полагаю, она обиделась, и в этом-то, по-моему, и заключается причина. Если ты поговоришь с ней, то, может быть, узнаешь еще что-нибудь.

Тони позвонила Сьюзан в тот же день после обеда.

— Тони, дорогая, как приятно слышать тебя. Где ты?