Звезда Вавилона

— Сейчас.

Мистер Росси нажат кнопку, и одновременно под ними во внутреннем дворе взорвались огромные шары горячего сияющего огня и охватили пламенем здания. Улыбки мальчиков сменились выражением ужаса. Наблюдая за огнем, Фило не обращал внимания на испуганные лица, крики детей и монахов в пылающих одеждах, чья кожа вздувалась и обугливалась. Он не смотрел на маленьких мальчиков, корчившихся в агонии, и старых монахов, старавшихся голыми руками затушить пламя. Он интересовался только эффектом бомб, установленных его людьми в то время, когда он беседовал с ламой.

За несколько минут все вокруг оказалось усеяно почерневшими телами, горящими зданиями, рушащимися крышами, разваливающимися дверными проемами. Языки огня поднимали пепел и обуглившиеся остатки древних священных книг к небу.

— Великолепно, — похвалил Фило; ему очень понравилось то, что он увидел.

Вертолет развернулся и направился обратно в долину, и в этот момент зазвонил спутниковый телефон Фило.

— Сэр, таблички у нас, — произнес голос в трубке.

Фило был доволен. Но следующее предложение его не обрадовало:

— Сэр, мы упустили мужчину с женщиной.

— Найдите их, — приказал он. — Когда найдете, бросьте Армстронг в пустыне и сделайте так, чтобы она там осталась навсегда. — Это будет ей подарком от него. Как египтолог, она, наверное, мечтала бы умереть в пустыне. — Но доставьте мне Гленна Мастерса.

Гленн был ему нужен — для успешного осуществления его плана требовалась человеческая жертва.

Солнце взошло над серым плоским миром. Гленн и Кэндис молча продолжали свой путь на север, устремив взгляды прямо перед собой, словно пытаясь силой воли заставить появиться из-под земли хоть какое-то обиталище людей. Уставшие, томимые жаждой и голодом, с больными ногами и затекшими спинами, они тем не менее не сдавались.

Наступил полдень, тусклый свет с неба дополнял общую унылую картину. Помогая Кэндис перебраться через узкий овраг, Гленн заметил, что она смотрит куда-то мимо него с озадаченным выражением на лице.

— Что такое? — спросил он. Обернувшись, он увидел коричневый холмик на темно-желтой равнине. Верблюд?

Но это был «понтиак»!

Из последних сил они припустили бегом и обнаружили бездыханное тело Яна Хоторна, распростертое на песке; остекленевшие глаза смотрели куда-то ввысь. Гленну не понадобилось проверять пульс, чтобы все понять.

— Боже мой, — прошептала Кэндис, прислонившись к машине.

В нескольких ярдах от них лежал еще один мертвец — мужчина в гавайской рубашке с двумя отверстиями от пуль в спине.

— У Хоторна не было оружия, — сказал Гленн, осматриваясь вокруг. — Похоже на подставу, или, возможно, наниматель сам избавился от нашего любителя Гавай. Надо убираться отсюда. — Гленн заглянул в машину. Ключей не было. — Кто бы ни устроил тут перестрелку, он может предположить, что мы найдем это место, и захочет вернуться, чтобы довести дело до конца. Нужно найти ключи от машины.

Кэндис взяла себя в руки и принялась обыскивать автомобиль, пока Гленн просматривал вещи в дорожной сумке Яна.

— Табличек нет, — с отчаянием произнесла она.

— Но Хоторну удалось сохранить вот это.

— Кусочки керамики! Вторая история Есфири.

— Здесь его телефон. — Гленн нажал пару кнопок. — Бесполезно. Батарейка села.

— Это Фило, — сказала Кэндис. — Он был тогда в коридоре приемного покоя отделения интенсивной терапии и мог услышать, как Ян предлагал мне свою помощь. Потом он связался с ним и пообещал деньги за отчеты о наших передвижениях.

Гленн нашел ключи в кармане Яна.

— Поехали!

— Гленн…

Он повернулся к ней.

— Мы не можем просто так уехать…

Он посмотрел на трупы. Потом достал лопату из багажника машины.

— Хоторн не должен был умирать, — сказал он, стоя над свежими могилами. — Все из-за его денежных долгов.

Кэндис не хотела говорить о Яне — она еще помнила пустые мертвые глаза, смотревшие в никуда. Она и оплакивала его, и была в бешенстве, потому что по вине Яна они оказались в этой опасной ситуации. И Ян предал ее. Она понимала, что пройдет немало времени, прежде чем сможет простить его, хотя и знала, что в конце концов так и будет.

Когда они забросили сумку Яна на заднее сиденье, из нее выпал небольшой конверт. В нем была микрокассета с надписью «Страховка».

Гленн осмотрел ее.

— Похоже на пленку из телефонного автоответчика.

— У Яна была привычка записывать свои разговоры по телефону.

— Но зачем он держал эту кассету при себе?

Они оба поняли почему: он приготовил ее специально для обмена. В случае если покупатель табличек отказался бы от своих слов, у Яна было доказательство их сделки. Интересно: когда они прослушают ее, на ней окажется голос Фило Тибодо?

— Что дальше? — спросила Кэндис, усевшись на пассажирское сиденье.

— Поедем к побережью, в один из портов. Попробуем найти корабль. Латакия подойдет, — добавил он, внимательно изучая карту.

— Это далеко?

— Триста миль отсюда. — Он завел двигатель.

— Гленн, на дороге наверняка блокпосты, солдаты, патрули. Нас могут остановить, допросить, заставить предъявить документы, даже арестовать как шпионов или контрабандистов.

— У нас есть деньги. Откупимся.

— И что потом? Когда уже будем на корабле? Куда мы поплывем? Гленн, мы не имеем ни малейшего представления о том, куда Фило увез таблички.

«Да, ни одной зацепки», — думал Гленн, пока «понтиак» уносил их прочь от двух могил. И мир был слишком большим местом для поисков…

23

Южная Франция, 1534 год

Молодой доктор скрывал какую-то тайну.

Елена была уверена в этом. Она с живым интересом наблюдала за симпатичным гостем с шелковистой темно-рыжей бородой и красивыми выразительными глазами. Как и другие жители Ажана, Елена знала о нем совсем мало, за исключением того, что он был образованным человеком, потому что носил красную мантию ученого и плоский бархатный головной убор врача. Пациенты вежливо называли его доктор Мишель, так как он не был похож на суровых врачей, с которыми им раньше приходилось иметь дело, — равнодушных и надменных людей, накачивавших своих больных слабительным или выпускавших из них ведра крови. Добрый доктор Мишель выслушивал их жалобы и назначал сладкие лекарства, не только облегчавшие боль, но и исцелявшие болезни. Его очернители, врачи, которые не умели лечить и поэтому теряли пациентов, распространяли слух, будто он был посланником дьявола. Многие из них обращались в местную церковь с просьбой о проведении расследования, подозревая его в симпатии к протестантам, что в глазах некоторых людей было грехом большим, чем поклонение Сатане. Но никаких доказательств так и не обнаружили. Доктор Мишель считался примерным католиком, достигшим мастерства в деле врачевания.

Однако у восемнадцатилетней Елены было другое мнение.

— Как здоровье моей матушки, месье? — спросила она, стоя в дверном проеме спальни.

— Вашей маме гораздо лучше, мадемуазель, — ответил Мишель, закрывая свой медицинский саквояж. — Я дал ей кое-что, чтобы она заснула.

Как правило, для лечения болезни легких применяли медуницу, потому что ее лепестки по форме напоминали легкое. Но доктор Мишель использовал нетрадиционный способ: чашу кипящей воды с замоченными листьями мяты — лекарство, наполнившее весь дом пьянящим запахом. В отличие от других врачей этот человек сотворил чудо. Мачеха Елены стала дышать лучше, чем за все прошедшие годы.

Но его подход к выздоровлению не ограничивался простыми лекарствами. Каждый врач, окончивший университет и достойный своего диплома, практиковал медицину неотрывно от астрологии. Со своими таблицами, зодиакальными кругами и расчетами Мишель проводил анализ аспектов, изучал транзиты и циклы, движение небесных тел, куспиды домов и лунные узлы наравне с прослушиванием сердцебиения пациента, измерением температуры, осмотром цвета кожи и определением болевого порога. Его помощь больным всегда сопровождалась составлением натальной карты, обращением особого внимания на возврат Луны в исходную точку начала отсчета — один из инструментов предсказания в астрологии, потому как расположение Луны и асценданта — знака зодиака, восходившего над горизонтом при рождении, — определяло процесс лечения и прогноз течения болезни.