Дом на берегу

Боже! Уже двадцать минут Магнус томится в ожидании на вокзале Сент-Остелла!..

– Катастрофа! – закричал я, ворвавшись на кухню. – Вот! Смотри! Только сейчас заметил на столе. Магнус поменял билет и выехал раньше. Какого дьявола он не позвонил?! Просто голова идет кругом!

Вита растерянно посмотрела на сковороду с полуготовой макрелью.

– Значит, он приедет к ужину? Боже мой, не могу же я кормить его этим! Должна тебе сказать, это лишний раз доказывает, как мало он с нами считается. Если он…

– Не волнуйся, Магнус будет есть макрель! – прокричал я, уже спускаясь по черной лестнице. – Он же на ней вырос – я так думаю. К тому же, у нас есть сыр и фрукты. Так что не суетись, ладно?

Я бросился к машине; в душе я был согласен с Витой: менять билет, прекрасно зная, что мы могли целый день провести вне дома, значит совсем не считаться с хозяевами. Но в этом весь Магнус: его устраивало выехать раньше – и он выехал. Если я заставлю его ждать слишком долго, то с него станется взять такси и на полной скорости промчаться мимо, равнодушно махнув мне рукой.

До самого вокзала в Сент-Остелле меня преследовали неудачи. Какой-то кретин врезался в дорожное ограждение, образовалась пробка – длиннющей хвост из автомобилей, ожидающих очереди, чтобы проехать. Когда я добрался до вокзала в Сент-Осгелле, было уже без четверти девять. Магнуса и след простыл, да я и не осуждал его за это. На платформе никого, похоже, все вокруг уже закрылось. Наконец на другом конце вокзала я отыскал носильщика. Толку от него я не добился, узнал лишь, что поезд прибыл по расписанию – в 19.30.

– Я и не сомневаюсь, – сказал я. – Речь не об этом, а о том, что я должен был встретить одного человека с этого поезда, и его здесь нет.

– Дело ясное, сэр, – усмехнулся он, – видать, ему наскучило вас дожидаться, и он взял такси.

– Тогда он позвонил бы мне или оставил запуску в билетной кассе. Вы были здесь, когда пришел поезд?

– Нет, не был, – сказал он. – А касса – как следующий поезд прибудет, так и откроется, ровно без четверти десять.

– Но меня это не устраивает! – заявил я ему раздраженно. Хотя он-то в чем был виноват?

– Погодите-ка! Давайте сделаем вот что, сэр, – сказал он, – я открою кассу и взгляну, нет ли вам записки от вашего друга.

Мы вернулись на вокзал, и он целую вечность – или так мне только показалось – возился с ключом, открывая дверь. Я вошел сразу вслед за ним. Первое, что я заметил, был стоявший у стены чемодан с инициалами М. А. Л.

– Вот он! – сказал я. – Это его чемодан. Но почему он оставил его здесь?

Носильщик подошел к столу и, взяв листок бумаги, прочитал:

– «Чемодан с инициалами М; А. А. доставлен проводником поезда в 19.30. Передать господину по имени Ричард Янг. Вы и есть господин Янг?

– Да-да – сказал я, – но где профессор Лейн?

Носильщик снова уткнулся в записку:

«Хозяин чемодана, профессор Лейн, просил проводника передать, что он поменял свои планы и решил сойти с поезда в Паре и дальше идти пешком. Он сказал проводнику, что господин Янг все поймет».

Он протянул мне записку, и я сам еще раз пробежал ее глазами.

– Ничего не понимаю! – сказал я раздосадованно. – Я и не знал, что лондонские поезда сейчас останавливаются в Паре.

– А они там и не останавливаются, – подтвердил носильщик. – Остановка в Бодмин-Роуде, а кому нужно в Пар, выходят и делают пересадку. Вот и ваш друг, наверно, так поступил.

– Что за дурацкая выходка!

Носильщик рассмеялся.

– Почему же, чудесный вечер, в самый раз пешком прогуляться. Как говорят, о вкусах не спорят.

Я поблагодарил его за помощь, вернулся к машине, бросил чемодан на заднее сиденье. Я никак не мог взять в толк, какого черта Магнусу вздумалось менять нашу договоренность. Сейчас он уже, наверное, в Килмарте, ест макрель вместе с Витой и мальчиками и посмеивается над этим приключением. Назад я гнал машину с дикой скоростью и приехал домой в половине десятого, злой как черт. Когда я взбегал по ступенькам, на пороге музыкального салона появилась Вита; она переоделась в платье без рукавов и заново подкрасилась.

– Куда вы запропастились? – спросила она, но ее приветливая улыбка, с какой хозяйка дома встречает гостей, исчезла сразу, как только она увидела, что я один. – Где он?

– Ты хочешь сказать, что он еще не объявился? – воскликнул я.

– Объявился? – повторила она, сбитая с толку, – Конечно, нет. Ты ведь сам поехал встречать его на вокзал!

– О Господи! Что же это за чертовщина? Слушай, – проговорил я устало, – Магнуса в Сент-Остелле не было, только его чемодан. Он передал через проводника, что сошел в Паре и идет сюда пешком. Только не спрашивай почему. Просто так, очередная дурацкая идея. Однако пора бы ему, быть уже здесь.

Я прошел в музыкальный салон и налил себе виски, Вита последовала за мной, мальчики бросились к машине за чемоданом.

– Признаюсь, я ожидала большего внимания со стороны твоего профессора, – промолвила она. – Сначала он садится не на тот поезд, потом выходит не на той станции и, в довершение всего, вообще не удосуживается появиться здесь. Наверно, поймал такси в Паре и отправился куда-нибудь ужинать.

– Наверно, – сказал я, – но можно же было позвонить, предупредить?

– Это твой друг, милый, а не мой. Кому, как не тебе, знать все его штучки. Ладно, я не намерена больше ждать – умираю с голода.

Макрель, которую еще не успели поджарить, отложили Магнусу на завтрак, хотя я был твердо уверен, что он предпочел бы апельсиновый сок и чашку черного кофе. Мы с Витой сели за стол и слегка перекусили пирогом с дичью – она привезла его с собой из Лондона, засунула поглубже в холодильник и только сейчас о нем вспомнила. Тедди тем временем тщетно пытался дозвониться до вокзала в Паре. Там никто не отвечал.

– Знаете что, – сказал он, – а ведь профессора могла похитить какая-нибудь организация, ну из тех, что охотятся за секретными документами.

– Очень может быть, – сказал я. – Жду еще полчаса и тогда буду звонить в Скотланд-Ярд.

– Или у него случился сердечный приступ, предложил свою версию Микки, – когда он поднимался на Полмиарский холм. Миссис Коллинз рассказывала мне, что тридцать лет назад так умер ее дед, когда опоздал на автобус и пошел пешком.

Я отодвинул тарелку и залпом допил виски.

– Ты снова потеешь, милый, – заметила Вита. – Это не в упрек тебе, разумеется, но, может, будет лучше, если ты пойдешь и сменишь рубашку?

Я понял намек и вышел из столовой. Оказавшись наверху, я заглянул в комнату для гостей. Какого черта Магнус не позвонил и не сказал, что он задумал? Почему не написал записку сам вместо того, чтобы просить проводника передать что-то на словах, ведь тот мог все перепутать? Я задернул штору и включил ночник: в комнате сразу сделалось уютней. Чемодан Магнуса лежал на стуле рядом с кроватью. Я попробовал замки: к моему удивлению, они открылись.

В отличие от меня, Магнус весьма аккуратно упаковывал вещи. Сверху, прикрытые оберточной бумагой, лежали небесно-голубая пижама и пестрый домашний халат, и тут же, в целлофановом пакетике, голубые кожаные комнатные туфли. Затем пара костюмов, смена белья… Впрочем, чего ради? Здесь не гостиница со штатом прислуги – пусть сам распаковывает свой чемодан. Единственное, что я, как хозяин дома, могу сделать из уважения к гостю – хотя, кто из нас хозяин, а кто гость, еще вопрос – это положить пижаму на подушку, а на стул повесить халат.

Вынимая из чемодана то и другое, я обнаружил продолговатый светло-желтый конверт, на котором было напечатано следующее:

«Отто Бодруган. Королевский рескрипт о проведении расследования, 10. Окт, 5. Эдуард Ш (1331)».

Наверное, снова поработал студент, Я сел на край кровати и раскрыл конверт. В нем оказалась копия документа, в котором приводились названия разных земель и поместий, принадлежавших Отто Бодругану на момент его смерти. Среди прочих там было и поместье Бодруган, но он, по-видимому, платил за него ренту Джоанне, «Вдове Генри де Кампо Аркульфи» (вероятно, речь шла о Шампернуне). Следующий абзац гласил: «Его [Бодругана] сын Генри, двадцати одного года, являвшийся его прямым наследником, скончался спустя три недели после своего отца, так и не вступив во владение вышеуказанным наследством и не ведая о смерти отца. Уильям, сын вышеупомянутого Отто и родной брат Генри, которому на следующий день после праздника св. Эгидия исполнилось двадцать лет, является ныне его прямым наследником».