Грозовая обитель

— Люблю грозу, — призналась Камилла. — Даже когда она застанет меня в пути. Но, конечно, я не поеду верхом, если увижу, что собирается гроза, так что не тревожьтесь понапрасну.

Летти смотрела на племянницу расширившимися, подернутыми туманом глазами.

— Ты так похожа на свою мать. Надеюсь, у тебя нет ощущения родства с грозой, которое испытывала Алтея.

В это утро в Летти вновь пробудились свойства феи. На ее деликатном лице с тонкими чертами играло странное отсутствующее выражение, словно она блуждала во мгле, хотя день был ясным. Чтобы вернуть тетю на землю, Камилла заговорила о саде.

— Сейчас чудесно цветут настурции, — охотно откликнулась Летти. — Возможно, их нельзя отнести к травам, но я их очень люблю: они оживляют сад в течение всего лета. Осенью я использую их семена для маринада.

Тетя села на своего любимого конька, а Камилла, слушая ее вполуха, подумала, что, работая в саду, Летти сама становилась похожей на сияющий цветок, несмотря на скрюченную руку и скрытый под рукавом уродливый шрам выше локтя.

После завтрака Камилла поднялась в свою комнату, чтобы переодеться в амазонку своей матери и надеть ее сапоги. Серая высокая шляпа с развевающейся вуалью казалась необыкновенно элегантной: Камилле нравилось, как она сочетается с вороновым крылом ее волос. Переодевшись, она достала из ящика почерневший хлыст с серебряной рукояткой. Последний мазок, завершающий картину. Сегодня она возьмет его с собой, как это делала ее мать.

Выйдя в коридор, Камилла направилась к лестнице и застала там Гортензию, наливавшую керосин в красную лампу, которую она на блоке спустила для этого вниз. Камилле пришлось подождать, пока тетя подтянет лампу обратно, под шатер лестничной клетки. Гортензия, услышав шаги, оглянулась, сощурив зеленоватые глаза, казавшиеся в это утро особенно ядовитыми.

Когда Камилла проходила мимо, Гортензия задержала ее, взяв за руку.

— Я полагаю, ты слышала игру Летти на арфе сегодня ночью? — шепотом спросила она.

— Да, слышала.

— Тсс! Она ждет тебя внизу, у лестницы. Не хочу, чтобы она поняла, что мы говорим о ней. Надеюсь, ты понимаешь, что сегодня ночью арфа звучала по твоей вине. Летти играет только тогда, когда чувствует себя расстроенной и несчастной. По отношению к ней ты вела себя бестактно.

Камилла подумала, что не Гортензии упрекать кого бы то ни было в отсутствии такта, но вслух не сказала. К тому же сейчас не время заводить разговор о лунатизме.

— Мы с тетей завтракали вместе, — сообщила она. — Мне показалось, что она чувствовала себя нормально.

— Можно ожидать, что она опять начнет ходить во сне, — настаивала Гортензия. — И в этом тоже будешь виновата ты.

— Мне очень жаль, — проговорила Камилла, намереваясь продолжить свой путь, но в это мгновение Гортензия заметила хлыст.

— Где ты взяла это? — спросила она.

Прежде чем Камилла успела ответить или разгадать ее намерения, Гортензия вцепилась в хлыст. Камилла отпрянула, и тете удалось только выбить его из рук племянницы, он со стуком покатился вниз по лестнице. Гортензия в смятении провожала его взглядом, затем, овладев собой, пожала плечами и пошла к себе в комнату. Камилла стала спускаться вниз и обнаружила, что хлыст подобрала Летти, нервно теребившая прогнившую кожаную петлю на его конце, наблюдая за племянницей.

— Ты чудесно выглядишь, — сказала она Камилле. — Желаю приятной прогулки, дорогая. Уверена, что в это утро все будет хорошо.

— Спасибо, тетя Летти, — поблагодарила Камилла и протянула руку, чтобы взять хлыст.

Но Летти его не отдала.

— Оставь его мне, пожалуйста. Не хочу, чтобы ты брала хлыст с собой, дорогая.

— Но почему нет?

— Может быть… — Летти колебалась, — может быть, я испытываю к этому хлысту более сентиментальные чувства, чем к другим вещам. Оставь его мне, Камилла.

Изумленная настойчивостью всегда кроткой Летти, Камилла уступила. Тетя приоткрыла дверь, и девушка вышла на крыльцо, озаренное ярким солнечным светом.

— Желаю приятной прогулки, — мягко говорила Летти и закрыла за ней дверь.

Охваченная все возраставшим чувством тревоги, Камилла стояла на крыльце в ожидании Росса. Она услышала ржание коня и через секунду увидела Грейнджера, который ехал верхом на чалой кобыле и вел за собой оседланного и взнузданного Алмаза, любимого коня Норы — серого в яблоках, с длинными ногами и белым алмазом, сияющим на лбу.

— Думаю, вы управитесь с этим парнем, — предположил Росс. — Вообще-то серые лошади считаются неподходящими для дам; согласно распространенному мнению, они обладают переменчивым нравом. Но я считаю подобные представления предрассудками. Нора отлично с ним справляется.

Слова Росса прозвучали как вызов, и Камилле захотелось ею принять. Она протянула Алмазу кусочек сахара, потрепала по шее и немного с ним поговорила. Казалось, конь охотно вступал с ней в контакт, и Камилла, взобравшись на камень, засунула левую ногу в стремя и повернулась так, чтобы было легко перекинуть правое колено через луку бокового дамского седла. Алмаз сделал несколько пробных шажков в сторону, но, ощутив твердость в руках Камиллы, подчинился ее воле. Утвердившись в седле и чувствуя себя победительницей, она улыбнулась Россу.

— Куда бы вы хотели поехать, мисс Кинг? — любезно, но сухо осведомился Росс с видом человека, решившего во что бы то ни стало исполнить свой долг.

Камилла повернула Алмаза от реки и так же сухо ответила:

— Давайте поедем на Грозовую гору. Я давно хотела взобраться на ее вершину. Вы знаете дорогу?

— Конечно. — Он поскакал по подъездному ее пути, всем своим видом показывая, что для него ее пожелание — закон.

Камилла тронула Алмаза шпорой, чтобы взбодрить, и они, держась рядом, проехали мимо каменных львов и оказались за пределами имения.

Воздух был чист и свеж, над ними сияло голубое небо, и недоставало только тепла для полного счастья. Камилла с наслаждением окунулась в полузабытые ощущения: сиденье, возвышающееся над миром, играющая лошадь, послушная ее руке, чувство власти над силой, таящейся в животном.

Они обогнали пожилого фермера, который вез на телеге овощи на рынок, и он посмотрел на них снизу вверх. Вдруг фермер с изумлением уставился на Камиллу, словно узнав ее, и в знак приветствия поднял руку к пряди волос на лбу. Камилла едва сдержала смех. Очевидно, фермер вспомнил Алтею Джадд и при виде ее дочери перенесся на много лет назад.

Камилла пустила Алмаза в легкий галоп. Росс держался рядом, отставая от своей спутницы на длину лошадиного хвоста: он все еще играл роль грума. Но когда они поравнялись с узкой тропой, сворачивавшей влево, на гору, Росс окликнул Камиллу и первым пустился рысью вверх по тропе.

Глава 17

Они ехали под деревьями — Росс впереди, Камилла за ним — умеренным аллюром, петляя по упорно забиравшей вверх тропе. Передвигаясь под древесным шатром, бросая взгляд на тянувшуюся внизу реку, голубую, как небо, Камилла почти забыла о спутнике, погруженная в полузабытое ощущение физического счастья.

Росс вывел ее из забытья: повернув голову, он кинул через плечо:

— Тут есть кое-что интересное для вас.

Она последовала за ним на вырубку — довольно широкую поляну, когда-то очищенную от леса. Вырубка спускалась с горы по крутому склону, заканчиваясь у быстрого ручья далеко внизу. Теперь она заросла кустарником, по краям цвели черные лавровые деревья, купаясь в ярком, бело-розовом облаке.

Росс придержал лошадь, Камилла подъехала к нему.

— Когда ваш дедушка в молодости работал на лесозаготовках, здесь был перевалочный пункт.

— Перевалочный пункт? — переспросила Камилла, не понимая смысла незнакомого термина.

— Они волокли бревна вниз по старой дороге, а отсюда скатывали их по склону, чтобы по ручью переправить к реке.

Камилла застыла в седле, вдыхая пряный запах леса, прислушиваясь к журчанию ручья. Она пыталась представить себе Оррина Джадда в расцвете сил — молодого человека, выросшего среди лесов и холмов, наслаждавшегося работой на открытом воздухе.