В погоне за мечтой

Уинслоу-хаус показался Джеку столь же мрачным, сколь аристократичным. Там было совсем темно, но вовсе не из-за того, что уже наступила ночь: мрак отвратительным, зловещим туманом висел в старинном доме. Джек попытался представить жизнерадостную Кэтрин в этом склепе, но его воображение не смогло нарисовать эту картину.

Короткого рассказа Анн-Мари о тете Сибил — сущем тиране — явно оказалось недостаточно для того, чтобы Джек сумел подготовиться к встрече с этой хмурой женщиной в темном банном халате, к которому так подходило мрачное и кислое выражение ее физиономии. Как только они вошли в дом, она тотчас спустилась вниз.

Едва узнав, что они пришли навестить ее брата, она встала прямо перед ними, не давая пройти. Джек пришел на помощь Кэтрин:

— Неужто вы станете препятствовать встрече дочери с больным отцом?

Когда тетя Сибил шагнула к нему, чтобы ответить какой-то колкостью, Кэтрин быстро прошмыгнула мимо нее, сопровождаемая Анн-Мари, за которой поспевал и Джек. Тетя Сибил тоже направилась вслед за ними. Вбежав в спальню на втором этаже, она встала возле железной больничной кровати и уставилась на племянницу с таким видом, словно ждала, что Кэтрин выхватит больного отца из-под одеяла и вылетит с ним через окно.

Измученный болезнью, отец Кэтрин уже не двигался — работала лишь его правая рука, которой он мог слегка шевелить. Из его невнятной речи Джек не понял ни слова, но, судя по виду Кэтрин, опустившейся рядом с кроватью на колени, девушка понимала отца.

Она говорила ласковым, тихим голосом, а он что-то бормотал ей в ответ. Через несколько мгновений она повернулась к ночному столику и выдвинула оттуда ящик — кажется, именно это попросил ее сделать отец.

— Там его личные бумаги! — возмутилась тетя Сибил.

— Знаю, — спокойно ответила Кэтрин, продолжая рыться в ящике. — Он сказал, что для меня тут есть письмо.

Наконец она обнаружила нужный конверт.

— Здесь написано мое имя, отец.

Пальцы больного чуть дрогнули — этим он выразил свое согласие.

Кэтрин вытащила из конверта письмо и поднесла его к свету.

— Оно датировано тысяча девятьсот семьдесят третьим годом — как раз после того, как мама… Перед твоим первым ударом, — поправилась Кэтрин.

Рука ее отца еще раз приподнялась — он делал ей знак, чтобы она прочла послание.

— «Моя дорогая Кэтрин, — начала девушка. Звук ее голоса с каждым словом все больше напоминал Джеку музыку. — Если у меня хватит решимости, я отдам это письмо тебе из рук в руки. Если нет, значит, я ушел вслед за твоей матерью. Но как бы то ни было, я прошу у тебя прощения за то, что не рассказал правды раньше, не рассказал, каким образом ты стала нашей чудесной девочкой. Мы любили тебя, как собственного ребенка, но на самом деле мы — твои приемные родители. Нашего ребенка мы потеряли за неделю до твоего появления».

Джек так внимательно следил за Кэтрин, что сразу же заметил, когда листок в ее руке начал дрожать. Девушка замолчала, Джек с сочувствием смотрел на нее.

— Анн-Мари, — попросила Кэтрин, — ты не прочтешь за меня?

— Конечно, детка, — поспешила ответить миссис Дюваль, приближаясь к ней и забирая у нее письмо. — Где ты остановилась? Ясно… «Как мы тебе и говорили, — стала читать она, — твоя мама очень тяжело переносила беременность. Врачи предупреждали, что она вряд ли сможет выносить дитя положенный срок. Поэтому мы и поехали на Гавайи, полагая, что смена климата и обстановки благотворно повлияет на нее.

Ветры в Кона-Кост и в самом деле поднимали настроение. Нам помогала гавайская девушка Кайла, которая не давала твоей маме и пальцем шевельнуть. Но видно, судьба распорядилась по-своему. У твоей мамы случился выкидыш, и она впала в глубокую депрессию. Я опасался за ее жизнь.

А потом, десятого июля, Кайла пришла к нам в дом с новорожденной девочкой. Тебе не было и дня. Кайла сказала нам, что жизнь ребенка в опасности, и просила нас уехать как можно скорее. Мы сочли тебя даром Господним, и с того самого мгновения ты стала нашей Кэтрин. На следующий день мы уехали с Большого острова в Оаху и записались в гостинице под другим именем, а через месяц вернулись в Чарлстон.

Твоя мама жила только благодаря тебе, моя дорогая. Поверь, я не мог сказать тебе правды, пока она была жива. А теперь, когда ее не стало, я понял, что тебе нельзя оставаться в неведении. О твоем происхождении мне больше ничего не известно. Но одно я знаю наверняка — ни одного ребенка не любили больше, чем тебя, моя Кэтрин…»

К тому времени когда Анн-Мари закончила читать письмо, в горле у Джека встал ком.

— Спасибо, папа, — прошептала Кэтрин.

Веки больного опустились, и Джек заметил, что его лицо обрело спокойное выражение.

— Что ж, ты получила то, за чем пришла, — прозвучал в комнате резкий голос тети Сибил. — А теперь будь добра оставить нас.

Джек посмотрел на женщину, стоявшую у кровати. Ее глаза были устремлены на Кэтрин, и в них не было ничего, кроме ненависти. А Кэтрин, казалось, даже не замечает этого: встав, она обошла вокруг кровати, прижимая к груди письмо. Анн-Мари последовала за ней, когда девушка вышла из спальни. Джек пошел вслед за ними, а тетя Сибил наградила его злобной гримасой.

— Я вернусь, чтобы проверить, как ты тут, Терренс, — заявила она.

— Бьюсь об заклад, он этого ждет не дождется, — пробормотал Джек.

— Вы ко мне обращаетесь, молодой человек? — спросила у него Сибил.

Даже не удостоив ее взглядом, Джек ускорил шаг, обогнал Анн-Мари и Кэтрин и первым подошел к дверям.

— Меня не удивляет, что в тебе нет ни капли крови Уинслоу!

На этот раз Кэтрин услышала полный ненависти голос. Остановившись в вестибюле, девушка обернулась, Анн-Мари последовала ее примеру, и они дождались, пока тетя Сибил спустится с лестницы.

— Не надо ссориться, — заметила Анн-Мари.

— Я и не собираюсь, — последовал короткий ответ. — Она недостойна носить фамилию Уинслоу, и ей это известно.

Джек вскипел от ярости. Он отворил дверь.

— А теперь выяснилось, что ее просто подобрали, как сачок с ракушками, на каком-то пляже, — продолжала Сибил.

Терпение Джека лопнуло.

— И откуда только берутся такие ведьмы, а, леди? — осведомился он, подходя к ней.

— Прошу прощения! — прошипела Сибил.

— Вам не у меня следует просить прошения, — заявил Джек, кладя руку на плечо Кэтрин, — а у нее.

— Это не имеет значения, — пробормотала Кэтрин.

— Это бы имело значение для любого порядочного человека, — продолжал Кейзи. — Но, видимо, ваша тетушка не относится к подобным людям.

— Вы… вы невыносимый янки! — взвизгнула Сибил, вне себя от злости. — Немедленно убирайтесь из моего дома!

— С удовольствием, — отозвался Джек, крепко обнимая Кэтрин и выводя ее из ведьминого гнезда.

После отвратительной духоты Уинслоу-хауса ночной воздух показался им свежим и благоуханным. Джек усадил Кэтрин на переднее сиденье «бьюика» и распахнул заднюю дверцу для Анн-Мари. Они покидали Уинслоу-хаус в зловещем молчании, какое бывает после бури.

Свернув с Легар-стрит, Джек повел машину по тому же пути, каким приехал сюда. В этот поздний час Исторический район Чарлстона был таинственным и сказочным.

Джек взглянул на Кэтрин. Она оцепенело смотрела перед собой, по-прежнему сжимая в руках письмо отца. Неужели они встретились всего лишь пару часов назад? Казалось, они уже много миль проехали вместе. Джек взглянул в зеркало заднего вида и встретился глазами с Анн-Мари.

— Я отвезу ее домой, если вы скажете мне, как туда проехать, — предложил он.

— Спасибо, Джек. А завтра утром я первым делом зайду проведать ее.

Высадив Анн-Мари у ее магазина, Джек поехал, следуя ее указаниям, к дому на Ист-Бей. Кэтрин не шевелилась, пока автомобиль катился по освещенным улицам.

— Ох!

Она охнула так тихо, что Джек засомневался, слышал ли он этот звук. Он покосился на Кэтрин, и девушка заговорила еле слышным голосом:

— У меня всегда было чувство, что часть моей души находится где-то в другом месте. Теперь я знаю почему. Как вы думаете, Ники догадывается о чем-нибудь?