Безумные мечты

Солдаты заколебались, и наконец вмешалась сеньора Гутиерре. Тут уже Мадлен окончательно потеряла нить повествования – по отдельным понятным ей словам она догадалась, что солдаты хотели забрать у нее деньги, однако их остановило то, что Мадлен была личной гостьей президента Монтедоры.

В конце концов солдаты с сожалением отошли от них, и женщины смогли продолжить путь. Мадлен с облегчением вздохнула и крепче сжала руку своей спутницы, когда они вышли на рыночную площадь. Только в толпе сеньора Гутиерре с неодобрением отозвалась о жадности здешних солдат.

Местные жители пожимали Мадлен руки, кто-то сказал, какие у нее красивые волосы, старик торговец подарил американке цветок и погладил по щеке. Приветливое, дружественное отношение к ней простых людей подтвердило еще раз: настоящая Монтедора – это не жадные правители и не подлые вояки, готовые обчистить беззащитных до последнего гроша. Нет, настоящая Монтедора – простые, приветливые люди, бесконечно страдающие от нищеты и бесправия. Мадлен чувствовала к ним сострадание.

Она и сеньора Гутиерре довольно долго ходили от одного прилавка к другому, узнавая цены и торгуясь. Потом они зашли в банк. Мадлен осталась ждать сеньору снаружи, охраняя сумки с покупками. Несмотря на то что она стояла в тени, ей было ужасно жарко и хотелось пить. У нее слегка начинала кружиться голова. К тому времени когда они вернулись наконец в гостиницу – в два часа пополудни, – Мадлен совершенно обессилела.

Едва они ступили на порог, как к ним бросился Рэнсом.

– Господи, где тебя носило? Я чуть с ума не сошел! – закричал он.

– Ходили за покупками, – спокойно ответила Мадлен, проходя мимо него, нагруженная тяжелыми сумками. – А ты, чем кричать, лучше бы помог.

– Ходили за покупками? – перепросил он, не замечая ее просьбы. – За покупками?!

– Да. Ты, надеюсь, знаешь, что такое покупать. Это значит обменивать деньги на товары.

– Почему ты пошла без меня? – не успокаивался Рэнсом.

– А тебе, я смотрю, получше… – Мадлен оставалась спокойной и невозмутимой.

– Слушай, Мэдди, ты слышишь, что я тебе говорю?

– Да, конечно. Отлично слышу.

– В следующий раз я прошу тебя никуда – слышишь, никуда! – без меня не ходить!

– Хорошо, – вдруг рассердилась Мадлен и поняла, что переволновалась из-за встречи с солдатами. Напряжение только сейчас отпустило ее. Она повторила: – Хорошо.

Сеньора Гутиерре рассмеялась, глядя на выражение лица Рэнсома, и пробормотала что-то себе под нос об «этих мужчинах и их вечно глупых требованиях». Она хотела взять у Мадлен сумки и сама донести их на кухню, но Мадлен не уступила – ее с детства научили помогать старшим. Когда она вернулась из кухни в бар, Рэнсом, кажется, решил с ней помириться.

– Я проголодался, – заявил он. – Как там у вас насчет ленча?

– Если тебя устроит двадцать фунтов сырого лука и моркови…

– Я правда хочу есть. Ладно, ты звонила Веракрусу?

– Говорила с его личным секретарем, – ответила Мадлен и пересказала вкратце разговор.

– Хорошо. Думаю, еще раз позвонить во дворец не повредит. Просто чтобы удостовериться, что о нас не забыли.

Мадлен кивнула и направилась вверх по лестнице, к ванной, – чтобы смыть грязь и пыль. Когда она вернулась, то увидела, что Рэнсом в беспокойстве ходит взад-вперед по веранде.

– Во дворце никто не отвечает, – сказал он, глядя в окно на густые джунгли, которые начинались в сотне ярдов от гостиницы.

– Не отвечает? – Мадлен нахмурилась. – Довольно странно.

– Странно – не то слово! Особенно для Монтедоры.

– Может, просто барахлит телефонная линия? – предположила Мадлен.

Рэнсом мрачно покачал головой:

– К сожалению, нет. Я спросил у городского телефонного оператора – линия работает. А во дворце никто не подходит к телефону.

– Но в президентской канцелярии установлено круглосуточное дежурство. В конце концов, ведь это же центр национального правительства, – поразилась. Мадлен. – Как же…

– Не нравится мне все это, – подытожил Рэнсом.

– И что ты…

– Давай-ка включим радио!

Рэнсом направился к стойке бара. Мадлен последовала за ним. Рэнсом включил старенький радиоприемник, настроенный на одну из правительственных радиостанций. Мадлен, не понимающая абсолютно ничего из репортажа, ведущегося по-испански, попросила Рэнсома перевести.

Тот покачал головой:

– Ничего особенного. Надо активнее привлекать иностранные кредиты для развития сельского хозяйствам

– Какая чушь! Если здесь что и развито хорошо, так это сельское хозяйство… И ни в каких иностранных инвестициях оно не нуждается.

– А-га… – машинально подтвердил Рэнсом.

Поняв, что он ее не слушает, погруженный в собственные мысли, Мадлен замолчала и присела у стойки бара. Через несколько минут Рэнсом поднялся вверх по лестнице и скоро возвратился, неся в руке свой небольшой приемник. Он настроил его на какую-то американскую радиостанцию и подкрутил громкость – так, чтобы было слышно Мадлен.

Спустя примерно час сеньора Гутиерре объявила, что ленч готов. Стол накрыли на веранде, однако Рэнсом, не желая уходить далеко от телефона и радио, попросил, чтобы ленч подали прямо в бар. Сеньор Гутиерре поинтересовался причинами его желания, а поняв, в чем дело, тоже решил есть в баре.

Увидев, что Рэнсом почти не притронулся к еде, Мадлен напомнила, что, после ночного отравления, ему обязательно нужно что-то съесть, иначе не будет сил. Рэнсом с неохотой согласился и, съев треть порции, поднялся, чтобы снова позвонить в президентский дворец. Однако и на сей раз ему никто не ответил.

Многострадальные жители Монтедоры были уже в течение довольно долгого времени недовольны своим правительством, и поэтому свержение настоящего режима не явилось бы неожиданностью. Однако в репортажах не говорилось, что столица атакована мятежными войсками. Но телефон во дворце Веракруса почему-то молчал.

Решив выяснить, что думают его друзья по этому поводу, сеньор Гутиерре надел шляпу и отправился на главную площадь города, где старики собирались в пивной выпить кружку-другую пива и обсудить друг с другом последние новости. Мадлен с Рэнсомом не отходили от радиоприемника.

Старик вернулся через час необыкновенно возбужденный и начал что-то быстро говорить Рэнсому по-испански. По встревоженному выражению лица Рэнсома Мадлен поняла, что новости не слишком хороши.

– В чем там дело? – с нетерпением затеребила она Рэнсома.

– Солдаты всех разогнали по домам. Объявлен комендантский час до завтрашнего утра.

– Что?

До смерти напуганный, сеньор Гутиерре поспешил на кухню, чтобы сообщить последние новости жене, дочерям и невестке. Его сын и двое маленьких внучат вместе с двумя постояльцами вышли к нему, удивленные и встревоженные. Через несколько минут возле радиоприемника яблоку было негде упасть, однако там передавали мало кому сейчас интересные новости про положение дел в сельском хозяйстве Монтедоры, изредка перемежая репортаж сообщениями о благотворительной деятельности первой леди.

– Ничего не понимаю, – прошептала Мадлен Рэнсому.

– Я тоже, – вздохнув, признался он. – Однако что-то здесь не так.

– Но почему…

– Ш-ш-ш! – Рэнсом сделал радио погромче.

В комнате воцарилась мертвая тишина – трансляцию сельскохозяйственной программы внезапно прервали. Все внимательно вслушивались: что же будет дальше?

Наконец раздался спокойный мужской голос. Мадлен, не разбирающая ни единого слова из быстрой испанской речи, с нетерпением ждала, пока Рэнсом переведет ей услышанное.

Когда он наконец заговорил, вид у него было довольно озабоченный.

– По всей стране объявлен комендантский час – как в Дорагве.

– Господи! – Голос Мадлен задрожал. – Выходит, президентский дворец атакован?

– Не знаю. Никаких объяснений – объявлен комендантский час, и все.

– Но это же значит…

– Да ничего это не значит! – раздраженно воскликнул Рэнсом. – Это может значить, что у президента Веракруса приступ аппендицита или что на него совершено очередное покушение и так далее. В этой нестабильной, страшной стране всего можно ожидать в любую минуту, Мэдди…