Лихорадка в ритме диска

Ох, люблю я свою родину в конце лета — начале осени! Синие волны и розовые скалы! Белые облака и бирюзовое небо! Тут тебе и Испания, и Турция, и Норвегия в одном бокале. Жаль только, что сезон недолог — месяц-полтора. И все равно, хорошо! «Синее море, белый пароход! Сяду, поеду на Дальний Восток!» — пришла на ум детская песенка.

— Марин! Мы с тобой вроде как в большом круизном плавании! А что, может, рванем по правде куда-нибудь, например в Италию? Там машину напрокат возьмем и по городам поедем, ну там во Флоренцию, в Венецию! А можно и в Париж!

«Остапа» явно несло, но я спорить не хотела, пусть мечтает человек. Катька приняла банковскую карточку Павленко как родную и срослась с ней и в жизни, и в мечтах. Мало тряпок, еще и круизов хочется!

Облокотившись о поручень, я смотрела на волны. Мне бы не мешало поразмышлять о сложившихся обстоятельствах. Из-за приезда Дешеня, презентации и боязни разоблачения моего самоуправства с переводом как-то на второй план отошел утонувший джип с мертвым хозяином. А тем временем вопрос остается открытым. Павленко ищут, а мы знаем, где его тело, и молчим. Хуже того, мы припеваючи транжирим его деньги. Нехорошая ситуация вырисовывается…

Выкатившись с парома под бойкие команды бородатого с рупором, мы уже через пятнадцать минут были на базе.

— Цивильно! — порадовалась Катька. — Никаких тебе пыльных перевалов. Пару часов подышали морским воздухом и — на месте. Старая истина — деньги решают все!

На базе Иришка снова заселила нас в прежнее бунгало и доложилась:

— Тут про вас все время художник высокий такой справлялся. Мол, скоро ли приедете?

Катька явно обрадовалась и бросила на меня победный взгляд. Мне оставалось только пожать плечами — этих мужиков не угадаешь! А у подруги моей явно наклевывалась личная жизнь. Глазенки ее блестели, на щеках румянец. Прям невеста готовая. Не обманули бы девушку!

Мы по-быстрому переоделись. Кто б признал в нас, нынешних, тех двух затюканных проблемами девиц, приезжавших сюда несколько недель назад? Как-то сама собой и вальяжность прорезалась, и уверенность в собственной значимости. А ведь всему причина — иная упаковка. Тряпочки на нас столь простого и ладного кроя, что нет сомнений в их заоблачной цене.

Катька переоделась в миленький холщовый сарафанчик от Дольче и Габбана, в руках — парусиновая сумка, при взгляде на которую возникают ассоциации с белыми яхтами и золотыми якорями. Картину завершала простенькая соломенная шляпка за триста баксов. Да и я рядом не хуже. Шортики, маечка, бейсболка и пляжные тапочки в сумме своей по стоимости превышают наш былой месячный расход. Раза в два где-то.

И двинулись мы, красивые, на поиск Катькиного принца. Подружку мою так и подмывало рвануть аллюром по близлежащим окрестностям. Но гардеробчик обязывал шествовать неспешной походкой от бедра. Эдаким элегантным образом мы прогулялись вдоль побережья, заглянули в основные бары, но Маневича не нашли.

— Может, он на скале? — предположила Катька печально. — Море в лучах заходящего солнца малюет.

— Все может быть, — согласилась я и тоже впала в уныние — перспектива карабкаться на скалу не прельщала.

Мы решили поужинать, потом еще раз обойти побережье — должен же он спуститься когда-нибудь! Что ему делать на скале в потемках-то?

Мы подались в шашлычную, и первым, кого увидели за столиком на террасе, был Жоржик. Он сидел в одиночестве, тянул вино из высокого бокала, любовался морем, блестящим на фоне заката, и, видимо, думал о Катьке. По крайней мере, нам этого очень хотелось.

Катька подкралась сзади и нежно закрыла его глаза руками.

— Девчонки! — сразу угадал он. Не очень определенно, конечно, но — не придерешься.

Катька поверила, что девчонок на побережье всего две (я и она), и радостно чмокнула Жоржа в щеку:

— А вот и мы! Приехали!

Тем не менее он разулыбался нам вполне искренне и усадил за свой стол:

— Самый удачный столик в этом кафе. Я всегда стараюсь его занять.

Он был прав. Стол стоял на террасе возле перил. С одной стороны он всегда был в тенечке, с другой — обдувался легким морским ветерком, с третьей — куда ни кинь глазом — море, море, еще раз море и небо. Глаз не оторвать. Сиди весь день и любуйся. Хоть в жару, хоть в дождь.

— Вы какие-то другие приехали, — оценил художник.

Надо отметить, что он тоже выглядел весьма импозантно. Ну, во-первых, как всегда, небрит. Однако при этом в приличном, почти белом льняном костюме, причем пиджак надет на голое тело, а на ногах — мокасины на босу ногу. Загорелый такой, высокий спортивный молодой мужик, темные отросшие волосы зачесаны назад, светлые глаза. Иглесиас, да и только! Не-е, Жорж Маневич! Однако в нем и правда что-то есть. У Катьки глаз — алмаз.

— Просто красотки! — продолжал удивляться он. — Что стряслось-то за эти две недели?

Для начала рассказали ему про мой перевод и презентацию. Жоржика это очень развеселило, он смеялся, подливал нам вино, вскорости мы почувствовали его самым близким другом, и Катька раскололась о нашем бесчестном поступке по растрате чужих денежных средств. Он нас не осудил, а только развеселился еще больше. И тогда мы выложили ему все, что удалось узнать про Павленко, а также о том, что труп его еще не найден. Жорж призадумался:

— Странно. Джип — не игрушка, речка — не Волга. По-любому уже должны найти. Или рыбачки, или еще кто.

Нам тоже было странно. Но факт оставался фактом — не нашли.

Мы проводили на террасе закат, полюбовались морем в лучах луны, наелись мяса барана, после чего Маневич взялся провожать нас в бунгало.

На стоянке верещала заливисто чья-то машина.

— Не наша? — встревожилась Катька.

Мы стояли на пригорке возле моря, и стоянка была как на ладони. Пищал наш джип.

— Наша!

— Да здесь не угоняют, — утешил Жорж. — Может, кто случайно задел?

Стоянка и правда хорошо просматривалась в свете прожектора. Посторонних не было.

— Это ваш джип? — удивился Маневич, глядя на мигающую сигналками машину.

— Наш! — гордо доложились мы хором.

— Ого! — удивился он. — Откуда дровишки?

— Так я тебе и говорю, — пояснила Катька. — На карточке деньги не кончаются и не кончаются!

Маневич посмотрел на нас, натурально выпучив глаза и отвесив челюсть. Получилось очень даже искренне. Помычав себе под нос, он почесал затылок совсем не по-иглесиасовски:

— Мм! Ну дела! Свезло-то вам!

— О чем и речь, — подтвердила я. — Как устоять-то? И хочется, и колется!

— Где покупали?

— В салоне, конечно. На базаре-то никто карточку к оплате не примет. А в салоне — все как в лучших домах. С карточки смахнули — и не чешись.

— Машина крутая! Тыщ на тридцать будет, если не более! Это вы с карточки столько списали?

— А чего? Хотя погоди — каких тыщ тридцать?

— Ну баксов, конечно.

— Ты ничего не путаешь? В прошлом году у меня знакомый похожую тачку из Японии пригнал, говорил, что она ему что-то около восьми тысяч встала.

— Так то ж из Японии сам привез. На рынке такая где-то под двенадцать торгуется, а автосалон — совсем другая категория цен. Это как одну и ту же кофточку у китайцев на рынке купить или в крутом бутике. К тому же канолевая, без пробега. Улавливаешь связь?

Мы призадумались. Честно говоря, о цене мы как-то справиться забыли. Катька привычно подмахнула бумаги подписью «Павленко», и все. Мы скорее на базарную цену рассчитывали. А тут — вона как! Ну прямо пещера Али-Бабы. Карточка бесконечная какая-то! Откуда у людей столько денег?

— Ладно! — легкомысленно решила Катька. — Мы подумаем об этом завтра. — Скарлетт О’Хара, елки-палки!

Однако пришлось принять ее предложение. Жорж, несколько подавленный, подался к себе. Мы, тоже озадаченные, вошли в бунгало.

— Он, наверное, завидует, — предположила я. — Может, зря мы ему все рассказали?

Джип на стоянке опять заверещал.