Опасные забавы

— Ох, ради Бога! Джилли совершенно нормальная, просто слишком избалованная молодая мать. В наши дни каждая вторая меняет мужчин как перчатки! Я не утверждаю, что это хорошо, — поспешно добавила Лола, — но могу понять стремление быть любимой. Оставшись без отца, Джилли пыталась заменить его…

— Послушай только, что ты говоришь! — крикнула Кэрри. — Аяужбыло решила, что у тебя и в самом деле открылись глаза! Наивная! Ты так срослась со своими розовыми очками, что их не сорвать никаким способом! Тогда зачем полчаса назад ты спрашивала, кто сделал из Джилли чудовище?

— Я имела в виду ее чудовищное поведение, только и всего! Теперь она мать и просто обязана перемениться. Вот увидишь, когда мы приедем забрать ее с ребенком домой, она будет другим человеком.

«Как об стенку горох», — устало подумала Кэрри.

— Ты веришь, что материнский инстинкт сильнее всех прочих?

— Как же иначе! Она переменится, увидишь, и поступит единственно правильным образом.

Кэрри покинула кухню с отвратительным чувством полного поражения. В этот день она так больше и не вышла из своей комнаты, а на другое утро, спустившись в кухню, нашла на кухонном столе записку: Лола отправилась покупать кроватку, ползунки и детское пристяжное сиденье в машину.

— Розовые очки, — только и сказала Кэрри.

В понедельник утром Лола поехала в родильное отделение забирать молодую мать и дитя, пока не получившее имени. Кэрри наотрез отказалась составить ей компанию под предлогом утренней смены. Она ушла в спешке, не дав Лоле и шанса предложить поменяться сменами.

Джилли ждала мать уже одетой и подкрашенной. Она как раз поправляла волосы перед зеркальцем в ванной. На разворошенной кровати надрывался от крика ребенок — молодая мать оставила его там немедленно после ухода сиделки детской палаты. От упреков Лолы Джилли просто отмахнулась, сказав, что та может поступать с младенцем, как ей угодно: оставить себе или отдать на удочерение. Лично ей все равно. Затем она взяла чемоданчик и вышла за дверь. В бюстгальтере у нее были припрятаны деньги, отложенные Кэрри на дальнейшее образование.

Этот последний факт выяснился только две недели спустя, при подведении банковского баланса. Кэрри пришла в ярость. Деньги достались ей в результате упорной работы и жесточайшей экономии, и она не желала их терять. Однако Лола не позволила обратиться в полицию.

— Это дело семейное и за рамки семьи не выйдет! — заявила она.

Таким образом, летом после окончания школы Кэрри пришлось взяться за две работы сразу. Лола могла добавить немного из своих сбережений. В колледже, чтобы свести концы с концами, тоже приходилось подрабатывать. Ничего удивительного, что на Рождество Кэрри едва могла выносить вид ребенка Джилли и поначалу всячески избегала его.

Но Эвери была не из тех, кто позволяет себя игнорировать. Она умела улыбаться тем особенным образом, который быстро находит дорогу к сердцу. Вскоре Кэрри начала против воли улыбаться в ответ. С каждыми новыми каникулами взаимная приязнь росла. Ребенок обожал ее, и невозможно было не ответить тем же. К тому же Эвери была милой, ласковой, умной девочкой. Незаметно для себя Кэрри стала ей второй матерью. Ей было не занимать материнского инстинкта. Ради Эвери она готова была на все.

И вот пять лет спустя выяснилось, что темная тень Джилли по-прежнему висит над этой юной жизнью…

— Почему ты молчишь, Кэрри? Признайся, она меня возненавидела!

Кэрри заставила себя сосредоточиться на текущем моменте. Она подбоченилась, вдохнула поглубже и взяла быка за рога.

— А это важно, что о тебе подумала Джилли?

— Не знаю… — протянула девочка.

— Тогда вот что. Это беспутное создание в самом деле возненавидело тебя с первого взгляда, но если ты думаешь, что это как-то связано с твоим внешним видом или характером, ты ошибаешься. Ты от рождения была безупречной, Эвери! Джилли просто не хотела себя обременять. — Кэрри придвинула к постели стул и жестом предложила племяннице сесть. — Сейчас я скажу что-то очень, очень важное, и нужно, чтобы ты меня внимательно выслушала.

Эвери поспешно уселась.

— Знаю, что ты еще слишком мала для таких понятий, но я все равно скажу. Твоя мать была психически ненормальной.

— Ты уже говорила это, тетя Кэрри. Много раз, — напомнила Эвери, очень разочарованная, потому что ждала некоего сногсшибательного откровения.

— Правильно, говорила. Но такое не грех и повторить. Я имею в виду, что нормальной твоя мать не была никогда. По-моему, ее надо было с самого начала упрятать в психушку.

Вот теперь девочка была по-настоящему заинтригована. Идея, что ее мать стоило куда-то упрятать, была для нее новой.

— А что такое психушка?

— Место для больных людей.

— Значит, Джилли больна?

— Очень больна, но, к сожалению, не так, чтобы ее можно было пожалеть. Она больна злобой, ненавистью и подлостью. Только такая могла бросить на произвол судьбы чудесного ребенка. — Кэрри склонилась к племяннице и ласково погладила ее по голове. — Твоя мать, Эвери, родилась без какого-то жизненно важного винтика в голове. Не возьмусь утверждать, что она стопроцентная психопатка, но что-то, ядри ее, вроде этого.

— Кэрри!!! — ахнула девочка. — Ты сказала «ядри ее»!

— Да, сказала. Я всегда отдаю себе отчет в своих словах. Эвери перебралась со стула поближе к тетке, на постель, и переплела с ней пальцы.

— Но, тетя Кэрри, я все-таки не понимаю…

— Это ничего, я объясню. Психопат — человек без всяких признаков совести. Совести у него просто нет. Знаю, знаю, сейчас ты спросишь, что такое совесть! Совесть — это тихий голос, слышать который можешь только ты сама. Он всегда подскажет, если ты делаешь что-то не так. Иными словами, совесть — это то, от чего… стыдно.

— Как когда я сказала бабушке, что уже занималась в тот день на фортепиано, а сама не занималась? Бабушка сказала, что я молодец, но мне стало не приятно, а наоборот, потому что я-то знала, что это неправда!

— Совершенно верно, — подтвердила обрадованная Кэрри. — Так вот, у твоей матери нет не только совести, но и ни сердца, и ни души. В этом вся беда.

— Как в той песне? «Это не на самом деле, а как бы, но все равно это плохо».

— Именно так. К чему иметь сердце, если в нем нет места для добрых чувств? Сердце Джилли — это зеркало с ее собственным отражением.

Эвери отодвинулась, глядя на Кэрри чудесными фиалковыми глазами, так мучительно похожими на глаза ее матери, но несравненно более прекрасными, потому что в них сияли чистота и добро.

— Джилли слишком поглощена любовью к себе самой, чтобы замечать кого-то еще, но не расточай на нее попусту свою жалость. Этим ничего не изменишь. Ты ничего не должна своей матери и ни в чем не виновата. Понимаешь?

— Понимаю, — торжественно кивнула девочка. — Она сама во всем виновата, верно?

— Верно. — Кэрри невольно улыбнулась.

— А у меня есть душа?

— Еще бы! Она есть у всех, кроме твоей мамаши.

— А у Вискерса, который умер из-за мамы, тоже была душа?

— Очень может быть, — ответила Кэрри, с болью вспомнив котенка, которого когда-то лишилась по милости сестры.

— А где она находится?

— Душа? — Кэрри задумалась, не уверенная, как лучше ответить на этот вопрос. — Внутри. Держит в объятиях сердце. У тебя, Эвери, душа чиста, как у ангела. Пусть она такой и останется. Ты — прямая противоположность своей матери.

— Но ведь я на нее похожа! Ты сама так сказала.

— Внешность — дело второе. Куда важнее то, что ты собой представляешь внутренне.

— А Джилли ненавидела только меня? Вас с бабушкой она любила?

— Я думала, ты поняла! — рассердилась Кэрри. — Зачем, скажи на милость, я распинаюсь тут целый час? Джилли любила только себя! Ни меня, ни бабушку, ни тебя, ни кого другого она не любила и не могла! Ну что, понятно наконец?

— Понятно. Можно теперь поиграть с драгоценностями?

Это напомнило Кэрри, что детское внимание невозможно удержать надолго и что для ребенка существуют вещи поважнее. Она дала согласие и несколько минут следила за тем, как племянница перебирает безделушки.