Пропавшее приданое

По обычаям их общины, после помолвки девушка и юноша не должны были видеться до свадьбы. Поскольку Ханна Лион жила на одном конце Девоншир-сквер, а молодой Голдсмит — на другом, то предотвратить их случайную встречу можно было, лишь заперев каждого в его комнате. Когда-то в Италии юношей и девушек пугающе часто заточали в мрачные глухие башни — если верить чрезвычайно популярным романам миссис Радклифф, — но наши герои жили в Англии, а в Англии так поступать не принято. Значит, требовалось другое средство.

Будь император Наполеон чуть любезнее, можно было бы на несколько месяцев отправить мистера Дэвида Голдсмита на континент, изучать Тору в одной из знаменитых ешив [1], что составляют гордость европейского еврейства. Но сейчас подобный план был небезопасен. Даже если бы удалось получить охранную грамоту, никто не мог быть уверен, что французы станут считаться с ней. Поговаривали, что некоторые английские путешественники попали в тюрьму на континенте, и мистер Лион никак не мог винить мистера Голдсмита в том, что тот не желает подвергать такой опасности жизнь единственного сына.

Поэтому они решили, что наиболее разумным будет, если Голдсмиты поедут в Брайтон, а Лионы останутся в Лондоне.

— Мистер Голдсмит всегда закрывает лавку после окончания лондонского сезона, — объяснил своим домашним мистер Лион. — Он едет в Брайтон вслед за лондонским дворянством; там у него есть вторая лавка. Думаю, Дэвид будет помогать отцу так же, как и здесь. Я слышал, морской воздух благотворен для ювелиров: в некоторых людях он разжигает аппетит к бриллиантовым и жемчужным безделушкам.

Миссис Лион кашлянула: так она обычно подавала супругу знак, что пора сменить предмет разговора. О Брайтоне больше не упоминали, беседа потекла по другому руслу.

Во время разговора о Брайтоне Ханна молчала, и Ребекку очень удивило, что сестра отнеслась к этой новости с таким спокойствием. Ребекка не сомневалась, что молодой Голдсмит будет вести себя достойно, однако она была столь же уверена и в том, что лето в Брайтоне грозит богатым и красивым юношам (а мистер Дэвид Голдсмит был наделен и богатством, и красотой) большей опасностью, чем кишащий разбойниками горный перевал из готических романов. Разумеется, в Брайтоне леди купаются на одних пляжах, а джентльмены — на других. Иное дело — знаменитый Променад, городская набережная: он весь усеян разодетыми в пух и прах молодыми леди, их там больше, чем ракушек на берегу. Избежать встреч с ними будет невозможно, как бы ни старался молодой мистер Голдсмит. А что, если одна из них вознамерится покорить его сердце? Когда бедная Ханна узнает об этом, будет уже слишком поздно.

Но когда сестры вернулись к себе в комнату и Ребекка поведала Ханне о своих страхах, та наотрез отказалась принимать их всерьез. «В Брайтон он едет не один, — напомнила она сестре, — и он будет слишком занят в лавке, чтобы ходить на вечерние прогулки».

Вне всякого сомнения, разговор был исчерпан. Раз ни Ханна, ни родители не волнуются, то ей, Ребекке, и подавно не о чем тревожиться. Она легла, но спала беспокойно и среди ночи проснулась, вся дрожа. Если бы шпионы инквизиции выкрали ее из уютной постели и бросили в темную тесную камеру — как это случилось с героев «Итальянца», очень известного романа миссис Радклифф, — даже и тогда (Ребекка не сомневалась в этом) она не была бы столь напугана. Голос разума не мог успокоить девочку. Вера в мудрость Того, Кто правит миром, не могла ее утешить. Она знала, что скоро произойдет нечто ужасное.

И была права.

Глава 4

Ужас, которого ожидала Ребекка, дал о себе знать не сразу. Солнце по-прежнему всходило, озаряя веселым светом медленно просыпающийся Лондон. По мощеным улицам брели лошади, таща за собой телеги, полные разноцветных овощей из деревни, живых кур, свежих яиц и прочих фермерских товаров; каждое утро зеленщики и торговцы рыбой сонно ехали на рыночные площади, чтобы подготовить свои лотки к новому рабочему дню: им вновь предстояло торговаться и продавать.

Но однажды утром в суетливой, бурлящей столице произошел необычный случай. Ребекка Лион, которую всегда приходилось вытаскивать из-под одеяла по утрам, на сей раз вскочила с кровати даже раньше, чем горничная пришла ее будить. Когда все домашние спустились к завтраку, она была уже одета и стояла у окна, выходившего на площадь. Причину столь необычайной бодрости отгадать было нетрудно. В то утро Голдсмиты уезжали в Брайтон.

— Сейчас кучера передают из рук в руки багаж, — докладывала Ребекка своему семейству, чинно сидевшему за столом. — А вот и миссис Голдсмит! Как она элегантно выглядит в дорожном платье! На ней длинная накидка бледно-персикового цвета, отороченная зелено-желтой тесьмой.

Хотя Ребекку гораздо больше занимал экипаж, запряженный четверкой лошадей, но она знала, что ее матери будет интересно, во что одета миссис Голдсмит.

— Бледно-персиковый цвет? В дорогу? — пробормотала миссис Лион с заметным неодобрением. — Как же она собирается сохранить накидку в чистоте? На этих дорогах так пыльно! Боюсь, что ее наряд будет безнадежно испорчен.

— Может быть, ей не жалко наряда, — предположила Ребекка. — Голдсмиты богаты. Она может купить новое дорожное платье в Брайтоне.

— Нет. Это было бы неразумным расточительством, — сказал мистер Лион. — Ребекка, если тебе так уж хочется наблюдать из окна, будь добра, не суди превратно о поведении Голдсмитов.

— Папа прав, — сказала Ханна. — В жаркие дни в экипаже очень душно. Вероятно, персиковая накидка — самая удобная для такой погоды верхняя одежда в гардеробе миссис Голдсмит.

Мистер Лион согласно кивнул и вернулся к утренней газете, а Ребекка возобновила наблюдения за тем, что происходило на площади. Отец и сын разговаривали с одним из кучеров, а слуга помогал миссис Голдсмит сесть в экипаж. Приближалась решающая минута, и Ребекка сосредоточила все внимание на молодом человеке.

Ей всегда нравился Дэвид Голдсмит, да и как он мог не нравиться — дружелюбный, но не фамильярный и не властный; он знал древнееврейский язык, и, когда на субботней службе в синагоге его вызывали к Торе, он нараспев читал священный текст приятным мелодичным голосом; он умел разъяснить другому страницу из Талмуда, но никогда не хвалился своей ученостью; и хоть Дэвид обладал привлекательной внешностью, но не впадал в бездумное щегольство, которому столь многие юноши были подвержены в то время.

Ребекка одобрительно отметила темно-синий сюртук и аккуратно завязанный галстук Дэвида, однако она смотрела на юношу так пристально вовсе не потому, что была поглощена его костюмом. Всем известно, что герой романа не может просто так сесть в карету и уехать, не послав своей нареченной ни единого взгляда или вздоха. Поэтому девочке было очень интересно, как же молодой мистер Голдсмит выразит свою печаль от расставания с Ханной на несколько месяцев.

— Ребекка, завтрак стынет, — позвала миссис Лион.

Ребекка не могла покинуть пост у окна, хотя ее желудок уже начинал роптать. И вскоре она была вознаграждена за стойкость. Голдсмит-старший закончил беседовать с кучером и сел в экипаж. Дэвид Голдсмит придержал дверцу кареты для отца, а потом вдруг поднял голову и посмотрел в сторону дома Лионов. Несколько секунд он вглядывался в пустое окно гостиной (пустовало оно потому, что Ребекка метнулась за тонкую занавеску, сквозь которую она могла смотреть, оставаясь невидимой с улицы) с задумчивым выражением лица. Затем, очевидно, его окликнули из экипажа: он отвернулся от окна и сел в карету.

Дверца закрылась. Кучера расселись по местам. Вот и все. Экипаж выехал с площади, увозя семейство Голдсмит в Брайтон.

Ребекка отошла от окна — ее надежды были удовлетворены. Острое чувство голода напомнило о том, что пора удовлетворить и пустой желудок, и девочка села за стол, где ее дожидался чудесный завтрак.

Сидя в задней комнате лавки, мистер Лион слушал, как его новый помощник Айзик Уорбург, недавно приехавший в Англию из Германии, рассказывает покупателю о преимуществах напольных часов с восьмидневным заводом перед другими, куда более дешевыми — с тридцатичасовым заводом. Он отметил, что молодой человек слегка неправильно выговаривает слово «люнет» [2]. Когда покупатель уйдет, нужно будет поработать над этим вместе. Но в целом, к счастью, Уорбург работал хорошо, так что мистер Лион мог вздохнуть спокойно.