Дерево, увитое плющом (Девичий виноград)

«Вполне вероятно. Это просто догадка или вы можете как-то определить?»

«Могу определить, — в его глазах неожиданно блеснуло возбуждение. — Пойдемте посмотрим, видите ли вы то же самое, что и я. Вот там, только осторожно. Вокруг все еще лежат старые обломки и куски железа. Самая старая часть каменоломни здесь. Идите вперед».

Мы прошли между цветами и камнями по довольно опасной дороге. Кролик выскочил из куста и исчез из виду в крайне непривлекательной щели. «Симпатичный толстяк», — сказал Дональд, глядя на него.

«Это у вас кулинарные ассоциации?»

«Нет. Я думал о миксоматозе».

«А… Кролики возвращаются, да».

«Маленькие сельскохозяйственные вредители. Но невозможно забыть, как они ковыляют, умирают в муках. Нужно их убивать, не совсем понятно как, и в первый раз страшно, что не получится. В конце концов, с отвращением становишься мастером в этом деле. Может, неправильно это говорить дочке фермера, но мне приятно, что они возвращаются, симпатичные, толстые и здоровые, и я надеюсь, что они съедят каждую травинку у фермеров, которые нарочно заражали их… Но, конечно, вы этого не помните. Вас здесь не было, я все время забываю. Вы мне кажетесь частью Вайтскара. Здесь все очень красиво, правда?»

«А вы заметили, что у вас, я понимаю, что не нарочно, получился комплимент?»

Он удивился. «Правда? — Подумал. — Да, понял. Действительно. Не заметил, но говорил я правду».

«Честно. — Я засмеялась. — Только, если бы осознали, никогда бы не сказали этого».

Он легко улыбнулся. «Скорее всего. Проклятие Шотландии, связанный язык». Но глаза его вовсе не были веселыми.

Я ответила, не думая. «Может быть. Но не думаю, что это хуже проклятия Ирландии — язык без костей и, тем более, без замка».

Он широко улыбнулся, и я поняла, что он думает о Коне, но он сказал всего лишь: «Или проклятие Англии — двойной язык».

Я засмеялась. «Ну что же, это делает жизнь приятнее, не так ли? Вам нравится жить на Юге?»

«Очень. У меня хорошая квартира в Лондоне, а по работе я выезжаю, сколько хочу».

«Думаете, вы захотите навсегда поселиться в Лондоне?»

Мы перебрались через упавшие камни, грязь за много лет соединила их в мощную стену. Ниже нас, в другом углу каменоломни, я видела воду. Он остановился. Погасшая трубка в руке. Он посмотрел на нее с отсутствующим видом, будто не совсем понимал, что это такое, и засунул в карман. «Вы имеете в виду, если я женюсь на Юлии?»

К такому прямому разговору я не приготовилась. «Да. Имела в виду это. Может, я не должна…»

«Бели я женюсь на Юлии, мне все равно придется ездить, куда потребует работа. И это не всегда будет Западная Гарь. Вы пытаетесь сказать, что она хочет жить здесь?»

«Нет».

«А… Ну, у меня не создалось впечатления, что она очень уж привязана к этому месту».

«Нет. — Я задумалась, и добавила так же прямо, как он: — И не похоже, что так будет. — Он внимательно посмотрел на меня. Я провела пальцами по серебристой траве и подняла полную ладонь крохотных семян. Передохнула и продолжила: — Знаете, мне бы никогда не пришло в голову говорить вам такое, если бы это не было важно. Вы можете посчитать, что я не права, и, надеюсь, тогда простите меня».

Он произвел тихий неописуемый звук, который на Севере выражает заинтересованность, внимание, извинение, неодобрение — все, что слушатель захочет в нем услышать. Звучит это примерно как «мпхм», и используя только это слово, можно вести длинные и полные смысла разговоры. Но оценить реакцию Дональда это ничуть не помогло.

Я разжала руку и отпустила семена на свободу. «Вы говорили что-нибудь Юлии?»

«Нет. Это было… так быстро, видите ли. Восемь недель прошло с тех пор, как мы встретились, вот и все. Я не имею в виду, что я не уверен в себе, я не знаю, как она… Она такая молодая».

«Ей девятнадцать. В таком возрасте девушки уже отлично принимают решения».

«Правда? — Я почувствовала неуверенность в его голосе. Возможно, он вспомнил о другой девятнадцатилетней девушке, которая восемь лет назад убежала из Вайтскара. Он добавил: — Мне как раз казалось, что Юлия демонстрирует все признаки незнания».

«Билл Фенвик? Он хороший мальчик, но, уверяю вас, о нем не стоит беспокоиться».

«Я не думал о Билле Фенвике».

«А что тогда вы имеете в виду?»

«Коннор».

«Кон? — Я вытаращила глаза, потом ляпнула: — Если бы вы спросили меня, я бы вам сказала, что он ей даже не нравится».

Он вытащил свою трубку и опять начал ее набивать, скорее чтобы занять себя, а не потому, что хотел курить. Он поднял глаза, и мне показалось, что его взгляд стал более резким. «Я считаю, что мужчины такого типа очень нравятся девушкам».

«О Господи, он привлекательный. Можно даже сказать, потрясающий-. Но Юлия никогда не выказывала малейших признаков, что он ей нравится, а имела для этого массу возможностей… Бог его знает, но если она не воспринимала потрясающей внешности Кона в пятнадцать и шестнадцать, скорее всего никогда и не будет. Вы забываете, она здесь воспитывалась, думает о нем, скорее всего, как о брате… И не особенно любимом».

«Вы так думаете? Я не очень разбираюсь в этих вещах. Это выглядит так правдоподобно и так… удобно».

«Удобно? Сомневаюсь! В любом случае, Юлия не придурок, и у нее была масса времени влюбиться в Кона, если бы она вообще собиралась, а вместо этого… Все немного… трудно, сейчас, в Вайтскаре. Я не могу объяснить, почему… Это вроде эмоционального климата…»

«Знаю, — ответил он к моему удивлению. — Все почему-то слишком хорошо осведомлены о том, что делают другие».

«Вы почувствовали? Тогда вы понимаете. Это частично связано с моим возвращением, и дедушкиным ударом, и новым завещанием… Да вообще со всем. Но это довольно неприятно и определенно выводит из равновесия. Юлия это точно чувствует, и я ужасно боюсь, что сделает что-нибудь откровенно глупое. Если бы не это, я была бы совершенно счастлива, что я здесь, и полагалась бы на ее благоразумие и вкус, но сейчас…» Мой голос перестал мне подчиняться, и я замолчала.

«А вы знаете, — спросил Дональд, — что хотели вы того или нет, вы сейчас сделали мне комплимент?»

Я посмотрела на него. Он выглядел довольным, расслабленным и уверенным в себе, осторожно набивал трубку табаком. Я неожиданно осознала, что пытаюсь повлиять на совершенно взрослого и полностью владеющего собой барашка. Недооценивала я его, и Юлия, к моему облегчению, тоже. Я вздохнула и ехидно улыбнулась. «Не обращайте внимания. Это мой двойной язык. С чего вы взяли, что я имела в виду вас?»

Он сверкнул глазами. «Мне никогда и не приходило в голову, что вы можете иметь в виду кого-то еще. Это одно из благословений Шотландии — четкая и несгибаемая самооценка».

«Тогда держитесь за нее и забудьте о Коне. Бог все видит, чего это мне в голову взбрело? Дональд, не спрашивайте почему, и можете ругать меня, если хотите, за то, что я вмешиваюсь, но я откровенно мечтаю, чтобы вы просто спросили девушку!»

Замечательная у него улыбка, он совершенно преображается. «С удовольствием. Теперь пойдем, и поосторожнее на этом откосе, тут могут быть плохо закрепленные камни. Возьмите мою руку. Вот так».

«Бог ты мой, а вода глубокая, да?»

«Это так. Но можно идти по краю, берег безопасный».

Тихая вода, зеленая, как биллиардный стол, не шевелясь стояла в берегах таких ровных, будто это плавательный бассейн. С двух сторон он ограничивался вертикальными скалами, со стороны, где мы стояли — плоская на вид монолитная скала под углом спускалась к воде примерно четырьмя футами ниже. У берега тень делала воду на вид опасной, но там, где на нее попадало солнце, сквозь сияющую поверхность виднелись растения и камни, зелено-желтые и зелено-золотые, как груши, утонувшие в ликере «Шартрез».

«Смотрите, — Дональд указал на одну из плит, которая как крепостное сооружение привалилась к краю бассейна. — Видите тот кусок скалы?»

«Да. Похоже, что он обтесан. Такой симпатичный и правильной формы прямоугольник».