Я твоя истина (СИ)

Показала ему обложку, но тут же сообразила, что название написано на русском языке, и ответила:

— Это Достоевский.

Грек едва заметно улыбнулся, кивнув.

— Ты не голодна?

Посмотрела на него пристально. Мне показалось, он хочет сказать что-то важное, ведь без толку болтать не в стиле Кавьяра. Поэтому промолчала, продолжая таращиться на грека, всем видом стараясь показать, что вижу его насквозь.

— Ладно, — усмехнулся он и, склонив голову набок, заговорщицки подмигнул — Поехали поплаваем.

Откровенно говоря, перспектива оказаться перед Клио в купальнике не радовала. Но ведь можно и не раздеваться или вообще взять с собой мать, чтобы поплавать с ней где-нибудь подальше от Кавьяра. Но если со мной случится… вдруг случится беда, то не хотелось бы делать Ханну тому свидетельницей.

Клио наблюдал за моим лицом. Вероятно я немного гримасничала, как это было всегда. Без проявления своих эмоций никак не могла обойтись. Единственный нюанс: я женщиной себя не признавала, как, впрочем, и личностью. Именно поэтому готова была выполнять любой приказ, потому что гордость и чувство собственного достоинства куда-то улетучились.

— Поехали, — удивила грека, но он радости не изъявил, а напротив, нахмурился.

Наверняка пришел к тому же выводу: я втоптана в грязь. Как-то в последнее время это слово стало приживаться во мне. Глядишь, скоро и окончательно сдамся…

— Что ж, — хлопнул Кавьяр ладонями по земле, натягивая на лицо маску веселья. — Тогда собирайся. — Поднялся. — И крем для загара не забудь, иначе обгоришь.

Скупо улыбнулась в ответ, удивляясь, как легко человек забывает приятные эмоции, а улыбаться — это всегда приятно.

Грек ушел в дом, а я, посидев немного в тишине, пришла к выводу, что он действительно очень старается мне угодить. Вот только плевать я хотела на эту внезапную доброту, потому что считала — жестокость у человека в крови и никто ее не искоренит. Тут уж следовало согласиться с Кавьяром: либо ты принимаешь человека со всеми его демонами, либо «до свидания». Вероятнее, прощай.

В машине ехали четверо: я, Клио, Хави за рулем и Марио. Моя заслуга заключалась в том, что Тео был оставлен присматривать за Ханной, которая, в свою очередь, устроила настоящий скандал…

Складывая необходимые вещи в какую-то странную авоську, которую мне одолжила хозяйка особняка и по совместительству наша кухарка Азелья, я выслушивала возмущенные возгласы матери. Потом она следом за мной спустилась на первый этаж и продолжила свой монолог там. Застегнув ремешки босоножек, я замерла на низенькой деревянной табуретке в прихожей и принялась терпеливо дожидаться грека. Он появился быстро и без вещей. Конечно, зачем они ему?

— Что происходит? — развел Кавьяр руками, и я поняла — сейчас начнется.

У матери накипело и обвинять ее в этом было бы крайне глупо.

— Ты, сученыш садистский! — прошипела Ханна, тыча пальцем в грудь грека.

Мне не хотелось участвовать в разборках, поэтому, переместившись на улицу и усевшись на скамью под окном, внимательно осмотрела густой плющ, вьющийся по стене. Красиво.

— Спрашиваешь, что происходит? Да как ты можешь жить после всего, что совершил? — На повышенном тоне верещала мать. — Моя девочка столько перенесла по твоей вине! Как ты смеешь таскать ее за собой, словно это твоя зверушка! Где совесть? Где сострадательность и уважение? Да будь на то моя воля, я бы собственными руками тебя придушила, мерзавец…

Так странно — Клио молчал. Очень жаль мне было, что я струсила и вышла из дома. Следовало остаться и посмотреть на выражение лица Кавьяра. Не из мстительности или плохих побуждений. Просто стало интересно. Впервые за последние недели что-то немного всколыхнуло меня. Единственное, чего не хотелось, так это слез матери. Она сорвется, я была уверена. Ханна никогда не умела сдерживать слезы, злясь. Мне стало так отвратительно пусто на душе, потому что я поняла — грек старается добиться нашего… моего расположения и почему он так делал, было очевидно. Но ни за что в жизни я не признала бы этого вслух. Пусть сам разбирается со своими терзаниями. Когда я готова была простить ему все, Клио издевался, избивал, насиловал, а теперь, став жертвой других уродов, вдруг привлекла его. Так не пойдет. Мне не нравятся такие отношения между людьми. Это мрак, за которым скрывается темное прошлое и тянется в настоящее, намекая на безысходность в будущем. Будь все проклято. Все, во что я сунулась. Моей вины не умаляет жестокость грека. Ведь не он затолкал меня в ряды Миротворцев. Мы оба во всем виноваты и оба теперь страдаем. Так нелепо…

Боже, как нелепо: два взрослых человека, попеременно мучающих друг друга, словно соревнуясь в садизме. Кто больнее ударит…

Впрочем, я давно пришла к выводу, что не меньше Клио умею уничтожать все святое в человеке, топтаться по его мозолям и плевать ядом в ответ на оскорбления. Такая же мразь, как и все меня окружающие…

Но может стоило бы давно признать, что все же люди не настолько плохи, как я себе нарисовала? Оставаясь такой язвительной пессимисткой, я лишь усугубляю ситуацию. А вместо этого необходимо взять себя в руки…

— …что молчишь, подлец? — вновь в мысли ворвался голос Ханны, а затем мое сердце от страха ухнуло вниз — что-то в доме громыхнуло.

Я, решив, что Кавьяр не сдержался и ударил мою мать, вскочила и влетела в дом. Картина, открывшаяся взору, была до комичного глупой.

Мама с виноватым видом стояла посреди прихожей, а Клио сидел на полу, прижимая ладонь ко лбу. У его ног валялись осколки той симпатичной голубой вазы, что так радовала глаз. Да, любоваться красотой я не разучилась, к счастью. Однако это было лишь легкой формой восхищения, а прежний восторг больше не проявлялся…

Первым хохотнул Тео — и не заметила его. Марио уже пытался осмотреть голову грека, но тот лишь нервно отмахнулся. Когда он отнял руку ото лба, чтобы встать, я заметила красную припухлость — шишка, не иначе.

— Прошу прощения, — как-то чопорно выдала Ханна, косясь на меня, и посмотрела на Клио. — Я очень зла на тебя, парень. И никогда не смогу простить. Имей в виду. А это, — мать указала пальцем на голову грека. — Вполне заслужено.

Тео не удержался и все же разразился хохотом, а Мар едва подавил улыбку. Озадаченный Хавьер, судя по растерянному виду, не знал, что делать. Вроде бы хозяин пострадал, но вроде бы и нелепо как-то набрасываться на справедливо расстроенную женщину. В общем охранник потоптался на месте и спросил:

— Сэр, мы едем на пляж?

— Едем. И немедленно, — процедил Клио, оскорбленный смехом брата, и прошел мимо меня, но тут же притормозил.

Я не сразу сообразила, почему грек так на меня уставился. Прищурился и прямо потемнел весь.

— Что смешного? — выдавил Кавьяр-старший, выпячивая подбородок, и до меня вдруг дошло: я улыбалась.

А британец едва ли не качался по полу, глядя на мое глупое выражение лица. Вероятно это выглядело примерно так: бледная, худая женщина с тусклым взглядом, улыбается в маниакальном стиле, словно совершенно внезапно тронулась умом.

— Ничего, — ответила спокойно и, обойдя Клио, вышла на свежий воздух, который был вовсе не свежим.

— Я еду с вами, — вновь вернулась «злобная мать-убийца».

— Черта с два! — получила Ханна от ворот поворот. — Еще машину опрокинете в ярости, миссис Халк! У вас это, похоже, семейное — в злости все громить.

— А у тебя, мальчик мой, руки не из того места растут, раз даже вазу поймать не способен! — Ох, мама, не ожидала я от тебя такой бойкости.

В общем истерический смех Тео сопровождал нас до машины, в которую грек уселся, громко хлопнув дверцей…

Добравшись до пляжа примерно за сорок минут, мы наконец покинули душный автомобиль.

Людей было более, чем достаточно для веселого времяпрепровождения, поэтому я взглянула на Клио почти умоляюще. Ведь мне необходимо было уединение, а не всеобщее внимание. Хотя это выглядело глупо: ну кому я тут вообще нужна?