За милых дам

Ироническое «сэр» показалось Пете как нельзя более кстати. Видно было, что у конюха, молодого парня с хитро поблескивающими глазами, есть ощущение стиля… Впереди на белоснежном пространстве, окаймленном густым лесом, мелькали всадники в ярких блейзерах и жокейских шапочках. Выглядело все это живописно, как-то очень по-английски, по-книжному… Это были новые, яркие, неожиданные для Петра впечатления. И у него сперло дыхание, как в детстве, когда открываешь красивую коробку с новой игрушкой.

Петр согласился на Анино приглашение. Но опоздал. Он приехал, когда компания (в том числе и Анна) уже резвилась на просторе. Конюх помог Старикову выбрать лошадь. Объяснил, что к чему, и отправил вдогонку за остальными всадниками…

Аэлла, ведя себя в высшей степени деликатно, не спеша трусила по перелеску. Снежинки, искрясь, таяли на ее блестящей темно-рыжей гриве… «Кажется, она интеллигентная», — подумал Петя, вспоминая ее первый лошадиный приветственный вздох.

Солнце уже довольно горячо ласкало кожу… Ветра не было. «Грибной снег», — усмехнулся Стариков. Солнце и редкие снежинки… Было так здорово, что, хотя Петру и не всегда удавалось попадать в такт (и — раз, два, три!) — и тогда его довольно жестко встряхивало, — он подумал: «Наверное, так жить — это и есть счастье».

— Ауауауиии!

С воинственным кличем навстречу ему пронеслась всадница в малиновом бархатном блейзере. Раскрасневшееся лицо… Выбившийся из-под длинного жокейского козырька светлый локон… Она неслась галопом. Но Петя успел ее разглядеть… «Вот те на! — Он даже присвистнул от удивления. — Нелли Всеволодовна!»

Ясновская! Собственной персоной. И сколько же жизни оказалось в этой засушенной кикиморе — его преподавательнице!

Он уже почувствовал, что сюрпризы начались… Интересно, где же Анна?

Местность, поросшая леском, перешла в довольно пологий склон, который, однако, становился все круче и круче… Внизу поблескивал подо льдом ручей… С высоты Стариков видел, как всадники подтягиваются к поляне, в центре которой стояла высокая сосна. Там вился дымок над мангалом и был накрыт под полосатым навесом стол… Очевидно, в программу входил и пикник…

Он решил направить Аэллу туда… Но «интеллигентная» кобыла вдруг сумела дать ему ясно понять, что совершенно не нуждается в руководстве… Во всяком случае, Петины манипуляции с поводьями не произвели на нее никакого впечатления. Лошадиная реакция могла означать только одно: «Скажи спасибо, что такому «чайнику», как ты, вообще позволили сесть на лошадь, да еще на такую, как я… Так что сиди и не рыпайся, не пытайся руководить вращением Земли!»

Именно в этот момент Петя ощутил первые симптомы тревоги и как-то усомнился в интеллигентности этой кобылы. Однако он отчего-то не придал этому должного значения. Вектор движения Аэллы не был обратно противоположен высокой сосне, и Петя надеялся, что, подъехав поближе, сумеет в нужный момент «подрулить» к участникам пикника.

От свежего воздуха и этого бесконечного, очень здорово напрягающего мышцы «и — раз, два, три» (понятно, почему в прошлом веке женщины-аристократки без всякой аэробики были в такой хорошей форме — верховые прогулки! Плюс балы.) Петя испытывал приятное легкое чувство голода. Ему казалось, что он даже на расстоянии улавливает запах дыма, смешанный с дивным запахом жареного мяса…

Отвлеченный этими ощущениями, он как-то совершенно не заметил, что уже здорово подрастерявшая свою интеллигентность Аэлла все ускоряет и ускоряет темп движения… И вдруг он со всей очевидностью ощутил свою абсолютную и жалкую зависимость от своенравного животного (черт дери ее вместе с ее почти человеческими вздохами!). Он уже совершено не попадал в такт, и его мотало и подбрасывало… ну да, точно, как мешок с картошкой… А когда Аэлла вдруг резко и внезапно перешла на галоп, он окончательно понял, что пропал.

Аэлла неслась напролом. Мимо мелькали деревья, ветки хлестали его полипу. И хотя, вцепившись в гриву, он почти лежал на лошади, любой сук потолще мог запросто переломить ему позвоночник. Она явно хотела его сбросить, резко подкидывая круп. Петя чувствовал, как она бесится оттого, что это ей никак не удается. Он держался изо всех сил, и надежда у него была только одна: не может же эта идиотская кобыла скакать бесконечно! Ведь не перпетум же мобиле… Рано или поздно она должна устать! Важно, чтобы с ним это не случилось раньше…

Но Аэлла, судя по всему, рассуждала иначе… Счастливый финал никак не входил в ее планы… Деревья кончились, но впереди был ручей. Так толком и не разобравшись в лошадином коварном замысле, Петя в ужасе успел разглядеть, что вода в ручье полностью не замерзла и во льду зияет темная полынья…

Аэлла оттолкнулась копытами и взмыла в воздух… На секунду зависнув вместе с ней, Петя, подчиняясь неизбежности закона притяжения, выпустил из рук темно-рыжую гриву и полетел прямо в темную ледяную воду…

Какая же она была темная, эта вода… Ничего, ну абсолютно ничего не видно… Однако отчего-то не холодная… скорей ему было горячо. Петр с трудом разомкнул веки… И подумал, что если и побывал в воде, то его, по всей видимости, уже вытащили…

Он лежал на припорошенной снегом ледяной поверхности ручья, и сознание медленно возвращалось к нему… Он попробовал пошевелиться: голова страшно заныла… Рядом, перебирая копытами, пританцовывала Аэлла — вид у нее был недовольный. Она-то явно надеялась, что Стариков угодит в полынью… Да, промахнулась, голубушка…

Все понятно. В полынью он не попал, не утонул, слава богу, а горячо от крови… И лед рядом в крови… Вот об лед-то он и шарахнулся со страшной силой, потеряв, должно быть, на какое-то время сознание.

Петя попробовал приподняться и дотронулся до затылка — на руках осталась кровь… Да уж! Не слабо, однако!

С трудом оглядевшись — голова не поворачивалась, — он увидел, что со всех сторон к нему устремляются яркие точки… Они приближались, и он уже видел, что это всадницы… Одна… две… три… четыре… Его падение заметили и мчались во весь опор…

Крики, реплики… Они соскакивали с лошадей и собирались вокруг него…

«Ну, просто амазонки, — подумал он. — Мать вашу… Артемиду!» И опять потерял сознание.

— Петя, ласточка, очнись…

Он почувствовал на щеке теплую ладонь… «Анна!» Резко пахло нашатырем. Вокруг него суетились, заботливо, но неумело перевязывали голову — бинт наматывали щедро, как Щорсу в одноименном фильме, явно в избытке. Поднесли к губам бутылку с бренди. Петя окончательно приходил в себя.

— Ну как же так можно, молодой человек?! — Нелли Всеволодовна погрозила ему пальцем. — Не зная броду, не суйся в воду… Не умеете ездить, зачем лошадь в галоп пускать? Мы видели, как вы мчались…

— Это да… — послушно согласился Петя, — без галопа мы не можем. Просто хлебом не корми — дай поскакать…

Ему не хотелось тратить силы и объяснять, что случилось на самом деле… Ситуация и так была унизительной. Здоровый мужик и такой беспомощный. А вокруг храбрые, ловко управляющиеся с лошадьми женщины.

— Что делать, дамы… Аэлла со мной не посоветовалась.

— Аэлла?! — Аня, стиравшая ему кровь со щеки, изумленно замерла.

— Аэлла. — Петя уныло и утвердительно кивнул: — Очень редкое имя. Древнегреческое.

Анна смотрела на всадниц, столпившихся вокруг. «Где милосердие во взоре, женский испуг, сострадание?!» Ей казалось, она видела в их глазах только холодное любопытство. Ей даже чудилось, что они усмехаются… Всадницы — и неудачливый, но чудом избежавший смерти конюх… Клуб Термискиры!

Она суетилась, стараясь помочь Петру.

«Притворяются… Все притворяются», — думала Аня.

Всадницы: Марина, Рита, Хоккер, веселая вдова Ясновская… И еще маленькая хорошенькая брюнетка, некая Танечка Самсонова, старая приятельница Марины, приехавшая в Россию погостить ненадолго, оставив мужа-миллионера в Норвегии. С ней Анюту познакомили только сегодня.

Петру помогли встать. И это ему удалось. Оказалось, что он может, пошатываясь, правда, но довольно сносно передвигаться.