Парк-авеню, 79 (ЛП)

– Мисс Марней, вы упоминали некую пьесу, кажется: «Жаворонок в долине», не так ли?

– Да, сэр.

– Вы сказали, будто исполняли в ней главную роль?

Девушка кивнула:

– Да, исполняла.

– Вами был назван автор этой пьесы – профессор Берг, преподававший драматическое искусство в старших классах.

– Да, сэр.

– С ваших слов мы поняли, будто именно профессор Берг навел вас на мысль уехать в Нью-Йорк. Ведь это он сказал, что нельзя губить такой талант в Чилликоте?

– Да, это сказал профессор Берг.

– Скажите, мисс Марней, какой талант имел в виду профессор Берг? Драматический?

Девушка замялась. Вито нетерпеливо наседал:

– Почему вы раздумываете, мисс Марней? Профессор Берг имел в виду именно ваш драматический талант, разве не так?

Она неуверенно пискнула:

– Наверное...

– Я бы попросил вас высказаться более определенно.

– Да, он имел в виду только это.

– Что именно?

– Драматический талант, сэр.

– Мисс Марней, расскажите подробнее о том маленьком театре, в котором, по вашему утверждению, шла эта пьеса.

Девушка растерянно заерзала, оглянулась на меня. Я постарался успокоить ее уверенным взглядом, хотя и сам не понимал, куда клонит Вито.

– Этот театр... не совсем театр.

– Если это не совсем театр, то что же это такое?

– Видите ли, представление состоялось в клубе «Антилопа». Мы разыграли шоу, которое профессор Берг специально написал для ежегодного юбилея этого клуба.

Вито многозначительно повторил:

– Клуб «Антилопа»... Понятно.

Потом он выразительно посмотрел на присяжных и легко повернулся к свидетельнице:

– Поясните, был ли этот ежегодный юбилей просто-напросто холостяцкой вечеринкой? Ну, был или нет?

Она опустила голову:

– Мне кажется, был.

– И вы играли в шоу единственную женскую роль? Не правда ли?

Девушка кивнула, не поднимая головы:

– Да, сэр.

– И кого же вы играли?

Ее писк перешел в шепот и едва долетал до моего уха:

– Деревенскую девушку.

В голосе Вито зазвучали суровые нотки:

– Скажите, мисс Марней, много ли в вашей пьесе текста? И кроме того, я попросил бы вас пересказать ее содержание.

– В этой пьесе речь шла об одной деревенской девушке и трех мужчинах: фермере, его сыне и работнике. Дело происходило ночью, ну и... мы должны были делать разные движения. Никто из нас вообще не сказал ни слова, поскольку разыгрывалась пантомима. Видите ли, профессор Берг – большой новатор и поклонник метода Станиславского.

– Станиславского? Гм-м-м.

Вито театрально почесал в затылке:

– Это тот русский, который словам предпочитает действие?

– Совершенно верно, сэр.

– И что же, в пьесе было только действие?

Мисс Марней кивнула:

– Да.

И тут Вито блеснул. Очень громко, внятно (чтобы слышали задние ряды) и с убийственной издевкой в голосе он проговорил:

– В вашей пьесе преобладало действие того сорта, какое именуется порнографическим представлением. Полиция, нагрянувшая на этот, с позволения сказать, юбилей, была вынуждена предъявить артистам соответствующие обвинения. В результате шумного скандала и вас, и профессора Берга уволили из школы. Я прав?

Закусив губу, девушка потрясенно молчала. Вито повысил голос и почти крикнул ей в лицо:

– Отвечайте! Я прав?

В один миг краска отлила от ее щек, и лишь грубые мазки румян оживляли бледную пористую кожу. Девушка тяжело выдохнула:

– Да...

Вито удовлетворенно кивнул головой.

– У меня все, мисс Марней.

Он повернулся к присяжным, молча пожал плечами, словно не понимая, как можно принимать во внимание показания такой особы.

Пока следующий свидетель приносил присягу, Алекс и Джоэл с двух сторон возбужденно шептали мне в уши:

– Как он ее вздул! Высший класс!

– Не говори, оставил, в чем мать родила.

Я облегченно вздохнул:

– Ребята, вы упустили главное – Вито не стал влезать в фактическую суть дела. Он расправился с этой дурой, но обошел стороной сведения о причастности Флад ко всем ее похождениям.

Джоэл поддакнул:

– Кто спорит – Вито не дурак. Грамотно работает. В два счета подорвал доверие к показаниям свидетельницы.

У меня на этот счет было другое мнение:

– Подорвал – не подорвал, какая разница? Учитываются только факты, имеющие непосредственное отношение к делу. Вито и сам это понимает.

Алекс наклонился к моему плечу:

– Будь осторожнее, Майк. Обычно у него в запасе целый мешок хитростей.

Секретарь привел к присяге одну девушку и снова дал мне знак. Я встал и, огибая стол, бросил своим помощникам:

– Если Вито хочет выиграть дело Флад, ему придется подыскать что-нибудь посильнее правды.

Начался опрос второго свидетеля.

Я на цыпочках вошел в темную палату. В сонной тишине слышалось ровное спокойное дыхание Старика. Сестра приложила палец к губам:

– Он отдыхает.

Я кивнул и покорно направился к двери. Из-за спины громыхнул знакомый сильный голос:

– Кто это отдыхает? Майк! Наконец-то ты явился!

Я вернулся к кровати.

– Да, сэр.

Старик сварливо проворчал:

– Иди ближе, а то я ничего не разберу. И что за манера – бубнить себе под нос!

Пришлось подойти к изголовью. Сейчас шеф уже не производил того жуткого впечатления, что утром перед процессом. Вид у него был довольно свежий, в темных умных глазах светился свойственный ему интерес к собеседнику. Он улыбался.

– Как прошел день, господин прокурор?

– Нормально. Мы пропустили четырех свидетелей. Вито огрызался, но ни одного показания опровергнуть не смог. Для начала не так уж плохо.

Старик подтвердил:

– Да, мне уже все рассказали.

Я покосился на телефон возле кровати. Наверное, за день трубка раскалилась докрасна.

Шеф задумчиво потер подбородок:

– Знаешь, меня очень беспокоит поведение Вито. Ты раскусил его замысел? А я – нет. Складывается впечатление, будто он готов без боя выдать дамочку на растерзание волкам.

От этих слов у меня заныло сердце. Да, старик умел нащупать слабое место. После опроса второй свидетельницы я и сам заподозрил какой-то подвох в поведении защитника. На месте Вито любой, самый слабый адвокат, мог бы добиться более обнадеживающих результатов.

– Да, сэр. Мне показалось, что ему вообще наплевать на ход процесса. Может, своего туза он оставляет напоследок? Но что это за козырь?

Неожиданно шеф повернул разговор в другую сторону:

– Ты видел Флад? Как она выглядит?

Его пристальные глаза следили за моим лицом. Ответив в тон, я невольно передразнил Старика:

– Видел. Флад выглядит отлично!

– Майк, не забывайся! Ты разговариваешь со своим начальником.

– Сэр, она выглядит прекрасно. Действительно прекрасно. Как всегда.

– Ты по-прежнему неравнодушен к ней?

– Трудно сказать, Джон. Но когда я вижу ее, у меня всякий раз перехватывает дыхание.

Подумав, Старик кивнул:

– Я понимаю тебя, сынок. Пару раз мне пришлось с ней разговаривать. На редкость смела и умна. Пойди она по другому пути, из нее получилась бы великая женщина.

– А может, судьба не дала ей другого пути?

Он жестко отрезал:

– Не верю. У любого из нас есть выбор, и, как бы ни складывалась жизнь, последнее слово за самим человеком. Флад упустила свой шанс.

Я молчал. На память пришел день, когда Мария вышла из колонии для несовершеннолетних. В то утро я одолжил у приятеля машину и, прождав полдня, наконец-то увидел ее возле ворот. По дорожке легко шла девушка с лицом и фигурой Марии, но не Мария. От прежней самоуверенной и веселой школьницы почти ничего не осталось. Она посмотрела на меня, и я понял причину перемены. Мария стала взрослой, очень взрослой. Слишком взрослой. Вряд ли мне удастся испытать столько, сколько пришлось пережить ей. Ее увезло такси, и я оглушенно смотрел, как оно сворачивает за угол. Стало тихо. Меня жгла незаслуженная обида. Как во сне, я сел в одолженную машину и вернулся домой.