Тени старого дома

Когда я приехал сюда двадцать лет назад, мисс Марион была уже в пожилом возрасте. Она была пунктуальна в выполнении религиозных обрядов, никогда не пропускала служб, относилась ко мне с вниманием и уважением, которые, я уверен, помогли моей карьере больше, чем мои собственные способности. Я был, как помнится, зеленым юнцом с большим самомнением.

Как бы то ни было, но годы шли, и мисс Марион перестала посещать церковь. Я не слишком много думал об этом, предположив, что виной тому старческая немощь. Ее старик шофер умер, и у нее по соседству оставалось еще несколько друзей, которых выбрала она сама. Я был единственным, кого она видела регулярно, и, когда она прекратила приезжать на службы, я постарался наносить ей визиты почаще. Но я не ездил к ней так часто, как следовало бы. Перед поездкой я обычно звонил ей. Это также было ошибкой, хотя я не сознавал этого. Это давало ей время, чтобы хорошо подготовиться к приему, подать в гостиную чай и натереть до блеска столовое серебро. Она приводила все в порядок, чтобы оставить меня в неведении, но мне следовало быть более наблюдательным. Женщина бы заметила, что ее одежда поношена и вышла из моды; психолог увидел бы другие признаки. После того как ее покинул последний из слуг, я увещевал ее, что неразумно жить одной в таком большом пустом доме. Она отвечала, вскинув голову, что должна остаться, как говорится, благородной высокодуховной девушкой, что она в состоянии управляться с хозяйством и что самым добрым поступком по отношению к ней было бы позволить ей умереть, так же как и жить, в ее собственном доме. Когда она сказала о своем отрицательном отношении к приютам и больницам, я впервые увидел у нее на лице выражение сильного страдания.

Отец Стивен докурил трубку до конца. Он сидел, покачивая ею в руках, его лицо вытянулось.

– Совесть никогда не прекратит терзать меня, – сказал он тихо. – Если бы я действовал быстрее, то мог бы предотвратить случившееся. Но... – Он сделал жест рукой с трубкой. – Я не собираюсь заниматься здесь самобичеванием. Поверьте мне, я уже достаточно это делал.

Я никогда не забуду день, когда я узнал правду. Это был холодный зимний день. Уже несколько недель стояла морозная погода, и земля была покрыта снегом. У меня было поручение по соседству, и я решил заехать к мисс Марион. Я не видел ее некоторое время.

Когда я открыл дверь, она была закутана в шаль, в серую шерстяную шаль, тщательно починенную во многих местах, где были дырки и потертости. Казалось, что она не очень обрадовалась мне, но повела меня в маленькую гостиную внизу, которую, я думаю, мистер и миссис Блэклок превратили в комнату для завтраков. В отличие от других частей дома, довольно холодных, здесь было тепло. Воздух был невыносимо спертым. Бреши в окнах были заткнуты тряпками. Одеяла, аккуратно сложенные на диване, говорили о том, где мисс Марион спит. Она жила в этой комнате, в которой сохраняла тепло. В камине тлел огонь. Возле него стояла корзина, полная веточек и прутьев – тщательно собранных остатков дров. Я видел, как она, прихрамывая, ходила по комнате и тяжело останавливалась, чтобы подобрать упавшие веточки. С болью в сердце я присел на стул, который она мне предложила.

Но худшее было впереди. Она была встревожена. Она говорила сумбурно, торопясь и бессвязно. Я был так потрясен, что едва замечал это. Словно пелена спала с моих глаз: каждый предмет, который я видел в этой комнате, включая ее хозяйку, свидетельствовал о бедности и лишениях.

Наконец она неожиданно сказала: «Святой отец, есть кое-что на моей совести. Я пытаюсь набраться храбрости, чтобы рассказать вам об этом». Я спросил, не желает ли она исповедоваться, но она решительно в знак отказа покачала головой. «Я не хочу, чтобы мне отпустили грехи, отец. Для этого я должна буду обещать не совершать грехов впредь, не так ли? Но я не собираюсь отказываться от них».

Как ни парадоксально это звучит, но речь ее подбодрила меня. Физически она неплохо себя чувствовала для ее лет. И мрачный юмор, который искривлял ее губы, когда она говорила, убеждал меня в ее умственной полноценности.

Как я ошибался! Я не догадывался об этом, пока она не начала свой рассказ. Вы не можете представить себе ужас, охвативший меня, когда совершенно спокойно она информировала меня о том, что в течение десяти лет живет в доме с... она назвала его «мой духовный друг». Его общество явилось утешением ее старости. Он так любил ее, развлекал, помогал. Моя кровь холодела, когда она описывала, как они вместе сочиняли музыку, играли в карты, разговаривали, обменивались рассказами. Кульминация пришла, когда она назвала источник своих прегрешений. Находясь ли в нужде, получила она своего друга из рая, которого тот стоил? Или это был ангел-хранитель, принявший видимую форму и посланный ей богом?

Я совсем не помню, как покинул этот дом. Я пришел в себя, когда добрался до автомобиля, в котором просидел длительное время, не обращая внимания на леденящий холод и борясь с чувством долга. Достаточно сказать, что необходимые приготовления заняли очень много времени. Она была последним оставшимся в живых членом семьи. И необходимо было пройти через длительные и болезненные официальные процедуры, прежде чем меня утвердили опекуном. Наиболее страшные воспоминания моей жизни связаны с последними разговорами, которые я имел с ней, предлагая прекрасный приют, подобранный для нее мною и судебным представителем. Она... она прокляла меня. Я не думал, что она знает такие слова, хотя признаю, что большинство из них взято из Библии. Из Ветхого завета, конечно.

Он вынул из кармана носовой платок и провел им по лицу.

– Она прожила всего несколько недель, – заключил он. – Я, малодушный, почувствовал облегчение, когда меня вызвали, чтобы сообщить, что она умерла во сне.

– Вы ничего не могли бы поделать, – успокоила Би, коснувшись его рукой.

– О, нет, он мог бы, – сказал Роджер. – Не поймите меня неправильно, Стив. Я знаю, что вы сделали больше, чем сделало бы на вашем месте большинство людей, и с наилучшими намерениями. Если она была такой бедной, кто бы заплатил за дорогой приют для престарелых? Но теперь наш собственный опыт приоткрывает завесу над галлюцинациями мисс Марион, не так ли?

– Это доказывает, что я была права! – с триумфом произнесла Би. – Другой свидетель, независимо от нас, видел призрак. Никто из нас не слыхал о том, что случилось с мисс Марион, и нас нельзя обвинить, что мы оказали влияние на нее. Я уверена, что дух тот же самый – очаровательная молодая девушка, умершая безвременной смертью.

Отец Стивен откашлялся:

– О, дорогая! Разве я не сказал?.. Поистине, это пример того, как неосознанно я искажаю факты. «Друг» мисс Марион не был женщиной, Би. Это был молодой и красивый мужчина.

Глава 8

I

Я подумала, что Би собирается ударить Роджера тарелкой из-под печенья. «Грубиян» – единственное подходящее слово, которым можно было охарактеризовать его смех.

Насмеявшись от души, он долго извинялся.

– Это очень трогательная и трагическая история, – сказал он. – Стив, прекратите заниматься самобичеванием, вы поступили так, как и должны были поступить. И у вас это получилось хорошо. И престарелая леди имела в течение многих лет... – уголки его рта сильно дернулись, но он овладел собой и продолжал: – Утешение. Она долго этого дожидалась. Не кажется ли вам, что эта история подтверждает мою теорию, а не версию Би? Кевин видит прелестную девушку, мисс Марион видела мужчину.

– Не обязательно. – Лицо отца Стивена было все еще мрачным, но мне показалось, что после рассказа он почувствовал облегчение. – Этот старый дом мог быть свидетелем многих трагедий, Роджер. Мы знаем так мало. Возможно, здешняя атмосфера особенно способствует...

Он подбирал слова. Би кивнула.

– Я знаю, что вы хотите сказать, Святой отец. Здесь атмосфера мира. Мы все чувствуем это. Может быть, поэтому мы продолжаем жить здесь после того, что случилось, вместо того чтобы сбежать отсюда. Почему бы прежним обитателям не ощущать то же самое?