Возвращение к жизни

Мы не отпускали ладони друг друга. Я не чувствовала ни малейшего смущения; больше того — меня заполняла чистая, светлая радость. Я ощущала биение сердца Дэви, передававшееся через тепло его руки. Мы замерли, соединенные не только ладонями и взглядами, но и нашей общей слабостью — Маквей и я были единым целым из-за познанного нами обоими чувства страха.

Осторожно высвободив свои ладони из его рук, я вышла на воздух. Дождя не было. Горизонт прояснился, и я разглядела сизый дымок из каменной трубы коттеджа, поднимавшийся над зарослями кустарника. Взглянув на Дэви, я попыталась улыбнуться, но не смогла: его мужественное загорелое лицо неузнаваемо преобразилось: стало отрешенным, мертвенно-бледным. Я медленно двинулась вперед, вслед за мной последовал Дэви, и так, шаг за шагом, мы спускались по мокрому склону холма, шли по сырому полю, пока не достигли дверей коттеджа. И никто из нас за всю дорогу не произнес ни слова.

Тетя Мэгги в ожидании стояла на пороге. Она была взволнована, однако скрыла свое изумление, когда я внезапно появилась в сопровождении Дэви Маквея.

Как только я приблизилась к тете Мэгги, она, пощупав у меня на груди платье, встревожилась.

— Ты вся промокла. Сейчас же переоденься! Где ты была? Я чуть с ума не сошла из-за того, что ты блуждаешь где-то во время этого светопреставления. Такого чудовищного грома я не упомню. — Голос ее пресекся. Должно быть, она сообразила, глядя на изможденное страдальческое лицо Дэви, что дальнейшие причитания неуместны, и беззаботно защебетала: — Я только что сварила кофе. Думаю, мы его будем пить с коньяком. Ты, девочка, наконец поднимись наверх и переоденься. — Она слегка подтолкнула меня к лестнице. — Мистер Маквей, надеюсь, вы снимите свою куртку? Проходите в гостиную и устраивайтесь поудобнее.

Едва я успела сбросить с себя мокрую одежду, как вдруг услышала тихий шепот. Тетя Мэгги, стоя на верхней ступеньке, поманила меня к себе.

— Что случилось? — встревожено и очень тихо спросила она.

— Я потом все расскажу, — пообещала я.

— Он похож на покойника.

— Будьте с ним, бога ради, полюбезнее.

Сказав это, я почувствовала, как горячая краска заливает мое лицо.

Брови тети Мэгги насмешливо изогнулись.

— Сделаю все, на что я только способна, — прошелестела она.

Когда я вошла в гостиную, Дэви Маквей, уже без куртки, сидел около камина. Вскочив при моем появлении, он смотрел на меня, не отрывая глаз, и не спускал их с моего лица, пока не ушел к себе.

Наверху я переоделась в эффектное золотисто-лимонное платье, перевязанное алым поясом. Я знала, что туалет мне очень идет. Я давно уже его не надевала — с той самой поры, когда забеременела. Почему я взяла его с собой, не знаю, возможно, лишь потому, что платье было немнущимся. Но могу поклясться — я не собиралась в нем обольщать мужчин.

Тетя Мэгги также смотрела на меня. Я боялась, что эксцентричная леди съязвит, заметив, что ее племянница принарядилась. Она не смолчала, но безобидная реплика не спугнула моего душевного равновесия.

— Так-то оно лучше, — сказала тетушка. — Наконец у тебя хватило здравого смысла выбрать из своего гардероба нечто женственное. — Мистер Маквей, позвольте предложить еще чашку кофе. Как в песне поется: «Еще хоть капельку, еще чуть-чуть».

Процитированная — как всегда, неточно — тетей строчка популярного старого шлягера сразу же разрядила натянутую обстановку; а все мы в этом особенно нуждались.

На лице Маквея появилась слабая улыбка.

— Вы очень внимательны, мисс Фуллер. Я не способен отказать вам.

Я попросила тетю Мэгги быть полюбезнее с Дэви, и она творила чудеса гостеприимства, занимая нескончаемой беседой дорогого гостя.

Надев еще влажную куртку, наш лендлорд перед уходом с грустью заметил:

— Ваше пребывание здесь подходит к концу. — Маквей пристально смотрел на нас обеих.

— Да… Время не остановишь, — философски ответила тетя Мэгги.

— Вы будете сожалеть об отъезде? — вырвалось у Дэви.

Тетя Мэгги, глядя в синие глаза Дэви Маквея, запинаясь, произнесла.

— Думаю, что да. Будем. — Потом добавила уже более решительно: — Да, конечно, нам не хочется уезжать. Правда, дорогая? — Старушка подняла на меня свои ясные глаза. Я просила ее быть с Дэви помягче, и она честно претворяла мое желание в жизнь — ее святая ложь выглядела на редкость правдоподобно. Когда я перевела свой взгляд на Дэви Маквея, то поняла: он этого ждал. Интересно, собиралась ли я тоже лгать?

— Мне очень жаль расставаться с уютом коттеджа и красотой здешних мест. Впервые за долгие, долгие годы я почувствовала себя счастливой.

В комнате стало тихо. Лишь трещали поленья в камине. Я посмотрела на огонь и убедилась: в моих словах не было и капли лжи.

— Мне надо идти. Было очень приятно посидеть вот так, по-домашнему, вместе с вами. — Дэви обращался к тете Мэгги.

— Но вы и раньше отдыхали здесь, я говорю о коттедже, — хитро прищурившись, возразил мой дипломат.

— Не так, как сейчас — в одиночестве и молча. Обычно я здесь веду свою бухгалтерию и составляю планы на будущее. И часто от усталости засыпаю прямо за столом и просыпаюсь уже в середине ночи, когда погаснет огонь в камине.

— Это так похоже на мужчин! — воскликнула тетя Мэгги, все еще играя роль светской дамы. Улыбнувшись, она направилась к двери.

Я осталась в гостиной, наедине с Дэви. Меня страшила неизбежность интимного разговора. Я интуитивно чувствовала, что слова могут все испортить, — и молчала. Казалось, Дэви понимал меня…

Уже около двери Маквей, посмотрев мне в глаза, тихо произнес:

— Спасибо.

Одно единственное слово разорвало густую паутину недосказанности, относившуюся к трагическим событиям сегодняшнего дня. Меня благодарили за нравственную помощь, оказанную ему в трудную минуту.

Я молчала… Дэви Маквей попрощался с тетей и ушел. Когда тетя Мэгги села в свое кресло, я все еще продолжала стоять, опираясь на каминную доску и пристально вглядываясь в огонь.

— Ну а теперь, может, ты все-таки объяснишь мне, что все это означает?

Я чувствовала, что тете очень хотелось услышать подробный рассказ о метаморфозе, произошедшей в наших взаимоотношениях с Маквеем. Но вместо связного повествования я задала мудрой леди вопрос:

— Разве возможно, чтобы сущность человека столь резко отличалась от его облика?

— Хм… — Тетя Мэгги взяла свое бесконечное вязание. — Ты же писательница, тебе бы следовало разгадать сей психологический казус. — Ее брови лукаво изогнулись. — Но разве все мы не ходим в масках? Мы обязаны это делать. Если бы посторонние знали, что иногда творится у нас в душе, мы бы сгорели со стыда. Мы порою вынуждены выстраивать вокруг себя барьеры, иными словами это называется «защитной реакцией». И я должна тебе сказать, что именно это и сделал Маквей: он был вынужден окружить себя непроницаемой броней, если, конечно, ты в нем не ошибаешься. Ну а теперь расскажи мне все-таки, что произошло.

Броня? Да, тетя права. «Закованный в панцирь». Заголовок моего романа приобретал все более глубокий смысл. Я глядела на тетю Мэгги. Несмотря на быстро мелькавшие в ее руках спицы, она была похожа на воплощенное ожидание. Но у меня не было точных слов, чтобы объяснить нечто прекрасное, произошедшее между мной и Дэви Маквеем во время бури.

— Он не любит грозу, — всего лишь сказала я.

— Не любит?.. — Тетя Мэгги пристально посмотрела мне в глаза.

Она ждала дальнейших объяснений, и, когда их не последовало, я увидела, что ее глаза медленно суживаются: это был верный признак работы ее интеллекта. Я почувствовала, что снова покраснела.

Тетя Мэгги имела сверхъестественную способность угадывать мои мысли. Казалось, что у нее был ключик, открывавший глубины моего подсознания; и сейчас, под ее испытующим взглядом, мне захотелось взбунтоваться: «И даже близко нет ничего похожего! Этого просто не может быть. Как вы могли такое подумать. Я ненавижу всех мужчин до единого! Если бы даже у меня и возникла симпатия к одному из них, то только не к такому монстру, как Дэви Маквей. Тетя Мэгги, вы сами должны это прекрасно понимать».