Все красотки – по ранжиру

Именно на этом капитан решил остановиться. С профессиональной точки зрения, это наилучший выход. Теперь перед ним была альтернатива, как действовать дальше:

1. Немедленно собрать всех цветных ребят и сегодня же вечером начать их обработку.

2. Воздержаться от дальнейших действий до завтрашнего утра и обработать их завтра на свежую голову.

Сначала он хотел остановиться на первом варианте. Но по зрелом размышлении решил, что, в конце концов, второй вариант больше подходит для решения этой проблемы. Конечно, это означало, что сегодня ему предстоит бессонная ночь. Его будет мучить непреодолимое желание действовать, тревога, не сбежит ли преступник или не набросится ли на очередную жертву. Такой человек был способен на любую неожиданность, Серчер был убежден в этом. Тем не менее, он решился на риск. И он полагался на милость божью, надеялся, что ему не придется попозже сожалеть о принятом решении.

Он все еще очень осторожно держал письмо одетыми в белые перчатки руками. Он перечитал его снова и снова, раз шесть, по крайней мере. И наконец, положил его на стол, так же очень осторожно. Он сам лично отнесет его завтра в лабораторию для обнаружения отпечатков пальцев.

Оставалось прочесть еще около полдюжины писем. И хотя особого желания заниматься ими не было, Серчер понимал, что он обязан прочесть их. Пересиля себя, он приступил к работе. Хотя он знал, почти что был уверен, что ничего стоящего там больше не обнаружит.

Первое письмо было, очевидно, от подруги, судя по женскому почерку, легкому аромату духов, пудры и тому подобных вещей. Оно пришло из Нью-Джерси.

– Джилл, милая… – Серчер застыл, пораженный этим обращением. Потом улыбнулся. В конце концов, он встречал такого рода обращения во многих письмах, особенно от подруг или от близких родственниц. Все они были совершенно безобидные. Продолжая улыбаться, он прочел письмо до конца:

Как ты там, милая? Все еще страстно и беззаветно болеешь за этот замечательный, сумасшедший футбольный клуб? Послушай, милая, когда ты в следующий раз приедешь ко мне, ты обязательно все расскажешь про свою любимую команду. Ты мне опишешь, как они играют, и как вы за них болеете. О, я знаю, ты к этому времени уже закончишь школу! А как поживает твой Тигр? Я просто без ума от этого твоего живчика! Как весело, должно быть, болеть за такой клуб, как ваш! Вот здорово! У нас уже перестали ходить на игры наших футболистов. Ты знаешь, сколько раз они выиграли за последние годы? Я даже не могу сказать тебе – мне просто за них стыдно. Что у тебя нового? Как дела на любовном фронте? Кстати, из тебя выйдет неплохая жена! Послушай, Джилл? У тебя есть настоящий любимый в Асбери? Каждый раз, когда я вижу тебя на побережье в купальном костюме, мне интересно знать, кто бы это мог быть? Я уже писала тебе, что почти защитила степень? Все бы хорошо, если бы не этот противный старикашка Вэйн. Он доведет меня до могилы! Этот кровопийца! Ха-ха! Я тебя рассмешила? А какая у тебя любимая группа? Я имею в виду, под какую музыку ты больше всего любишь танцевать? Лично мне больше по душе «Хохмачи». О, они просто великолепны! Они создают такое потрясное настроение. И ритм у них просто удивителен! Тебе они тоже понравились бы. Я не сомневаюсь…

У Серчера не хватило терпения дочитать этот бред до конца, увидев, что его ожидает еще добрый десяток таких же бессмысленных душевных излияний. Он решил, что без особого вреда для своих профессиональных интересов, он может со спокойной совестью опустить остальную часть письма. Так он и поступил. Он только пробежал глазами самую последнюю страницу, всю вкривь и вкось исписанную неровным, скачущим то вверх, то вниз, почерком, как будто она была написана каким-то психом или человеком, принявшим изрядную долю наркотика.

Подпись была тоже неразборчива. С трудом Серчеру удалось восстановить имя автора этого сумасшедшего послания. Ее звали Рибби.

И он сразу же перешел к следующему письму:

Моя дорогая Джилл!

Я так рада сообщить вам, что вы зачислены. Я думаю, что это очень большая радость для всех нас. Я знаю, что вы будете очень счастливы здесь, и все мы будем очень рады видеть вас…

Серчер пропустил остальные четыре страницы, хотя в уме он пометил возможный вопрос о том, куда конкретно поступила Джилл. Письмо было подписано просто именем: – «Марта».

Глубоко вздохнув при мысли, пошла ли спать его жена, Долли, он перешел к следующему письму.

И еще к следующему…

Наконец, просмотрено последнее послание.

Его глаза разболелись. Он осоловело посмотрел сквозь слипающиеся веки на огромную кучу писем, лежащих перед ним. Потом повернулся и взглянул на единственный белеющий на самом краю стала листок…

Он послал ему воздушный поцелуй.

21

Понс катил на велосипеде по улицам Соерсвилля. Он выглядел очень щеголеватым, принаряженным, почти как жених. Он побрился электрической бритвой, тщательно расчесал щеткой свои короткие коричневые волосы. Потом он внимательно рассмотрел в зеркале свое лицо. Понс знал, что он не красавец, но и безобразным его тоже не назовешь, это он тоже определенно знал. Он нашел свое лицо довольно интересным: оно выглядело по-разному, если смотреть на него с разных сторон, сам он предпочитал вид слева. Его всегда чрезвычайно поражал тот факт, как это одно и то же лицо может выглядеть по-разному в зависимости от того, с какой стороны или под каким утлом зрения на него смотреть. В анфас, например, он выглядел действительно хорошо. Он взял себе на заметку, что будет стараться смотреть на нее как можно более прямо, не поворачивая голову. Одежду он подбирал очень тщательно. Выглядел он на все сто. Своим родителям он сказал, что пошел повидаться с Тигром. Ему не нравилось врать, но в данной ситуации иначе поступить он не мог. Он знал, что это был единственный шанс, чтобы ему позволили выйти из дома… сегодня вечером, впрочем, то же самое было вообще по вечерам. Как это ни невероятно, но его родители, полные терпения и родительской веры в своего мальчика, были вынуждены отпустить его из дому вечером, да еще сегодня. Добиться этого Понсу было нелегко. Он переубеждал и настаивал на своем в своей обычной спокойной манере, что заняло у него определенное время. В конце концов, он вышел победителем.

Он выбрал наиболее прямой путь к меблированной квартире мисс Смит, но, в любом случае, он немного опаздывает, из-за затянувшихся приготовлений и переговоров. Рыжий Джо, его маленький красноголовый братик, вытаращился на него огромными глазищами, зная, что какой-то страшный случай произошел в Соерсвилле в этот день, но все-таки он не был полностью осведомлен о том, что же произошло. Пеппи вертелась вокруг Понса весь вечер, потом увязалась за ним, мяукая, путаясь у него под ногами, так как он забыл ее покормить, Пеппи, конечно же, ничего не знала о страшном случае, она просто хотела есть. И он накормил ее, в конце концов, искренне извинившись перед ней. Она только промурлыкала в ответ и сожрала свою пищу – эгоистичная, неблагодарная тварь, которой не было никакого дела до бед близких людей: на уме у нее – только ее желудок.

Понс захватил с собой учебник английской литературы и блокнот. Он заранее продумал некоторые аспекты темы, о которой будет речь. Во всяком случае, он постарался тщательно продумать эти аспекты, хотя, сказать по правде, все они упирались в одно – в саму мисс Смит. Его – ум и тело находились под воздействием очень противоречивого, сложного спектра чувств – от откровенной животной похоти до какого-то неясного, абсолютного ужаса, помутнения сознания. Это было одной из основных причин, почему он остановился именно на велосипеде для поездки к дому женщины его мечты. Путешествие предстояло довольно длительное, чтобы подавить в себе наиболее опасные, часто неконтролируемые, импульсы и побуждения. Пусть это несколько старомодное средство передвижения доставит его к цели назначения с небольшим опозданием. Конечно, он мог бы поехать на своем изящном мотороллере, или, на худой конец, он мог бы, проявив достаточную твердость и настойчивость, взять автомобиль матери. Но он сам выбрал велосипед. И не сожалел об этом. Стоял свежий ноябрьский вечер. Было прохладно. Самое прекрасное время для небольшой велосипедной прогулки.