Лихорадка в ритме диска

Однако, кроме критики, я ничего от него не добилась и в положенное время выползла из машины. Заодно решила выбросить лишний хлам из багажника, благо мусорный контейнер оказался в двух шагах.

Собрав пустые бутылки из-под колы и воды, а также немереное количество чипсовых пакетиков, я с легким сердцем снесла все это в мусорку. В процессе этого благородного занятия машина игриво подмигнула мне и пискнула. Это была характерная особенность нашей сигнализации — через минуту после закрытия всех дверей машина «вставала на сигнализацию» самостоятельно.

Похвально, конечно, но обидно, что в порыве чистоплюйства я бросила ключи вместе с брелком сигнализации на сиденье в салоне. В общем, там они и закрылись. Свезло! Ну, такими штучками меня не проведешь, не первый раз замужем — в кармане у меня были ключи от квартиры, к которым (спасибо Валюшке, знает, что у меня с головой неважно, но никому не говорит) был прицеплен запасной автомобильный ключ. В общем, хоть наше авто и сопротивлялось всеми мигалками и пищалками, но статус-кво был в результате восстановлен, и я подалась в кассу за средствами к существованию.

Каково же было мое удивление, когда, подойдя к кассе, я обнаружила там приличную очередь. Да-а, напрасно я погнушалась подойти заранее.

— За мной держитесь, — интеллигентно предложила мне дама неопределенного возраста, одетая скромно, но вполне со вкусом. Стала держаться, хотя не терпелось убраться отсюда поскорее и это трудно было скрыть.

Окошечко кассы было уже открыто, но воспитанная преподавательская очередь почему-то практически не двигалась. Помимо этого, наше умиротворенное стояние друг за другом отягощалось тем, что как раз возле кассы бригада флегматичных вьетнамцев производила замену керамических плиток. Задача их пока что заключалась в том, что они отбивали старые плитки от стены. Нашей же задачей оставалось лишь периодически стряхивать с себя цементную пыль и вежливо улыбаться друг другу, общаясь в основном мимически, потому как речь все равно тонула в ремонтном грохоте. Периодически мы по очереди выскакивали на крыльцо, чтобы продышаться.

У меня зашевелился телефон. Я виновато улыбнулась всей очереди и сдавленно ответила:

— Алло!

— Оля! — отчаянно возопил Вадик и тут же отвлекся, заслышав шум. — Господи, ты где? Что случилось?

— Да в кассу в очереди стою, — взялась оправдываться я как можно громче, — а тут вокруг ремонт делают.

— А-а, — успокоился Вадик. — У нас тут некоторые диски не открываются. Хотя мы нажимаем… — Тут он взялся перечислять мне весь набор кнопок, но я быстренько прервала его:

— Не грузитесь. Откладывайте сомнительные диски. Работайте дальше. А я приеду, что-нибудь придумаю.

— Ага, — он почувствовал явное облегчение, — а ты скоро?

— Скоро, — обрадовала я. — Здесь еще минут на двадцать.

Я отключилась, а очередь скептически хмыкнула. Ровно через двадцать минут телефон снова ожил. — Освободилась? — оптимистично осведомился Вадик.

— Почти что, — соврала я. — Скоро буду.

Тем временем очередь и правда зашевелилась, оттого что троих из наших быстро отфутболили: кого-то не нашли в ведомости, кому-то не успели начислить — знакомая история. Я сама по тем же причинам в четвертый раз прихожу (ну, у меня-то вообще особое везение). Правда, на такую длинную очередь впервые, слава богу, наткнулась.

В общем, мы скроили сочувствующие мины, хотя в душе порадовались, и заметно продвинулись к заветному окошку. Телефон снова зашевелился. Я рявкнула сразу:

— Скоро буду!

— Дети? — сочувственно осведомилась дама впереди. Не хотелось врать, но я кивнула.

— У меня то же самое, — пожаловалась она. — Пока дома сижу — вроде мешаю им, а стоит уйти, тут же названивают: мама, где ты? когда будешь? что кушать?.. А сами уже по два раза с женами разошлись…

Слава богу, развитию диалога помешали все те же вьетнамцы, которые взялись колотить старые плитки на мелкие куски, дабы уложить их в мусорные мешки. Воспользовавшись этим, я выскочила на крыльцо, тем более что телефон опять трезвонил.

— Ну, блин! — На этот раз на проводе был Лохматый. Понимай, как хочешь, называется.

— Что «блин»? — терпеливо осведомилась я, вдыхая порциями свежий воздух.

— Скоро? — Он был лаконичен. — У нас тут куча висяков. И ваще…

— Скоро, скоро, — в очередной раз пообещала я. — Сейчас вот деньги получу и приеду.

— Да ты нам здесь позарез нужна! — взревел он. — Там много денег-то?

— Три тысячи восемьсот двадцать.

— Баксов? — уважительно уточнил он.

— Ага! — Я позволила себе хихикнуть.

— Евров, что ли? — усомнился он.

— Рублей, дурак! Кто у нас еврами преподавателям платит?

Пауза длилась с минуту.

— Рублей? — как-то тихо уточнил Лохматый и вдруг заорал: — Быстро возвращайся!!! Да я тебе в два! Блин! В три раза больше дам!!! И без очереди!

— Щас! — гордо ответила я и отключилась насовсем. Нам чужого не надо! И своего не отдадим. Подождете!

К моему возвращению в очереди наметились очередные подвижки, увы, нерадостные: двое из троих, отфутболенных ранее, вернулись к окошечку, обрадовав нас тем, что в бухгалтерии во всем разобрались. С затаенной грустью мы попятились назад. Далее везение продолжало крепко держать меня за руку. Кассирша нервно захлопнула окошко и помчалась в эту самую бухгалтерию выяснять, что к чему.

Вернувшись минут через десять, кивнула: все о’кей. Очень хотелось порадоваться за наших коллег, но сил уже не оставалось. Правда, очередь вдруг задвигалась побыстрее и уже через двадцать минут впереди маячила всего лишь та самая дама с разведенными детьми. Я почти начала ликовать, но в этом месте кассирша подняла на нас жалобные глаза и попросила:

— Можно я перекушу? Недолго, минут десять. — И, как бы оправдываясь, добавила: — Мне вообще полчаса положено.

Очередь стиснула зубы, но интеллигентно кивнула. И тут взгляд кассирши уперся в меня. Надо полагать, за период своих многократных и безуспешных хождений сюда я ей уже запомнилась. В глазах ее плеснулась жалость, она вдруг убрала руку от окошка, которое уже было собиралась захлопнуть, и быстро проговорила:

— Ладно, давайте еще троим выдам и поем тогда.

«Трах!» — грохнул вьетнамец очередную плитку, и это прозвучало салютом. Однако неужели у меня такой жалкий вид?

Сразу вспомнился эпизод. Есть у меня студент, Талалиев. В силу своих могучих умственных способностей он за четыре года обучения кое-как продвинулся к окончанию второго курса. Одной только мне, даже учитывая всю мою лояльность, он по зиме сдавал зачет уже и не помню сколько раз. И вот, пришедши в очередной раз и просидев на задней парте положенное для подготовки время, он подсел к моему столу и вдруг, понизив голос, интимно так спросил:

— Ольга Сергеевна, вам диван не нужен?

Я, честно говоря, растерялась и даже не нашлась что ответить. А парень так же интимно доложился:

— А то мы комплект мебели новый купили домой. Так диван оказался лишним. И ставить некуда.

От заманчивого предложения я в конце концов отбоярилась, и зачет бедному Талалиеву так и не удалось получить. Но история имела продолжение.

На следующий день, опять же в процессе очередного зачета, я заметила, что дверь в мой кабинет периодически открывается и туда заглядывает женщина лет сорока. Приоткроет — заглянет — закроет. Потом снова. «Мало ли, — подумала я. — Все же сессия идет. И очники, и заочники. Может, потерялась».

В конце концов я осталась одна, и тут снова нарисовалась беспокойная женщина, робко заглядывая в дверь:

— Ольга Сергеевна, я — к вам.

Удивилась, конечно, но пригласила войти. Она просочилась в кабинет. Робкая, как все заочники. Но на сей раз я ошиблась.

— Я — мама Вити Талалиева, — доложилась она.

«Диван привезла!» — первое, что с ужасом мелькнуло в моей голове. Но опасения оказались напрасными. Женщина была просто озабочена положением сына: