Свет в ночи

Он не пошевелился. Ее первый взгляд сообщил ей общие вещи: средний рост, крепкое сложение, темные волосы, около тридцати. И усталый — смертельно усталый мужчина. Он привалился плечом к косяку, словно стоял так уже несколько часов. Он даже не пытался изобразить приветливость — так измучен. Даже у волос его поникший вид: они обмякли от дождя и пота. Кровавый подтек на лбу подчеркивал бледность кожи — скорее всего хлестнула ветка.

— Спасибо, что открыли дверь.

Бриджет изумленно смотрела на незнакомца:

— Как вы здесь очутились?

Он стоял так же неподвижно, потом взглянул на нее из-под хмуро сдвинутых бровей. Вид у него был такой, будто он уверен, что его слова будут приняты без энтузиазма.

— Вы не из тех женщин, кто хлопается в обморок при виде крови?

Она быстро отступила на шаг, дав ему хорошенько рассмотреть кочергу. Оторвавшись от его напряженного лица, она осмотрела его с головы до ног.

Под лесным мусором и грязью оказались черные волосы, совершенно прямые, разделенные пробором почти посередине. Точеные скулы, смуглая кожа, массивный подбородок, как у супермена, — все это создавало впечатление какой-то суровой расы. Он мог оказаться североамериканским индейцем, мексиканцем, испанцем или греком. Его можно было представить во множестве ролей. И все они были опасными.

Незнакомец изо всех сил старался смягчить произведенное им впечатление. Но приветливая улыбка не могла стереть боль, накопившуюся в уголках его губ.

— Я совершенно безобиден. Поверьте…

Ну да, а она — Джеки Кеннеди.

Грязная рубашка была в яркую клетку — так одеваются на севере практически все мужчины. Конечно, минус прорехи и глина. Закатанные до локтя рукава обнажали сильные руки со множеством царапин. Брюки были из оливково-зеленой ткани.

— Только не надо истерик.

Он выпрямился, удерживаясь за косяк.

Бриджет вытянула кочергу, словно шпагу, готовая к обороне.

— Я не причиню вам зла.

— Знаю. — Она подчеркнуто приподняла конец кочерги, указав на перетягивающую его ногу выше колена повязку. — У платка всегда был такой цвет?

Темный и пропитавшийся кровью? Бен даже не стал смотреть. Он продолжал заглядывать ей в глаза. В его взгляде не было иронических искорок, не было блеска — только безмолвная мольба о помощи.

— Меня подстрелили, — просто сказал он.

Она молчаливо ждала.

Он перенес вес тела на здоровую ногу, изо всех сил стараясь не поморщиться от боли, а улыбнуться.

— Несчастный случай на охоте. К тому же где-то потерял ружье. Ужасно глупо! Заблудился и не нашел обратной дороги. Двигался вдоль берега. Можно сказать, совершил пешую прогулку из ада.

Он пригладил рукой волосы, и непокорная черная прядь упала ему на лоб. Незнакомец пожал плечами, словно говоря: «Поверь мне». Он был обаятелен, может, только чуть-чуть напряжен, может…

И она не поверила ни единому его слову.

— Будь я сейчас цел, я бы себя избил за глупость.

Он усмехнулся, стараясь как можно незаметнее зажать рану рукой. Между пальцами просочилась свежая кровь.

Бриджет крепче сжала кочергу.

— Кажется, это просто глубокая царапина, — добавил он, стараясь снова встретиться с ней взглядом. — Кровь так сильно течет потому, что я слишком много двигался.

— И почему вы так уверены, что не ошиблись?

— Ну, кровь-то у меня идет.

Их взгляды встретились. И она вдруг поняла, почему пришелец показался ей таким знакомым. Из-за глаз. Он уже не мог позволить себе роскоши соблюдать правила вежливости. Она увидела в его взгляде отчаянный призыв действовать. Наступил момент истины, та минута, когда человек смотрит в лицо смерти — но все еще держится за истончающуюся нить жизни. Она надеялась, что оставила этот взгляд в Сан-Франциско. Вместе с Ричи.

Его тело сотрясала редкая дрожь, так что казалось, будто он старается не допустить, чтобы холод победил. Его одежда пропиталась влагой и грязью и липла к его телу, повторяя все его контуры. Он наверняка страшно замерз. Любой человек, пытающийся вызвать сочувствие к себе, постарался бы подчеркнуть свои страдания.

А незнакомец сдерживался, с такой силой стискивая зубы, что кожа на скулах натянулась. Он посмотрел на свои окровавленные пальцы, определяя, сколько крови он потерял, сколько времени ему осталось. Непослушная прядь волос прилипла к бледному лбу.

Она стиснула кочергу еще сильнее.

Он вздохнул, словно с сожалением признавая, что у него ничего не получается, но все-таки предпринял еще одну попытку убедить ее:

— Послушайте, я понимаю, что у вас нет причин впустить меня в дом. Незнакомых мужчин ночью вообще в дом впускать нельзя. Особенно когда вы одна.

— А кто говорит, что я вас впускаю? — Она отступила еще на шаг. — И кто говорит, что я одна?

— Возьмите лучше вот это.

Прядь волос съехала еще ниже.

Бриджет посмотрела в ту сторону, куда он указал кивком головы. На стене у подножия лестницы висело старинное ружье. Сомнительно, чтобы оно было заряжено. Но даже если оно и заряжено, оно наверняка так забито пылью и грязью, что взорвется, попытайся она из него выстрелить.

— Хорошо, возьму!

Она попятилась к лестнице и сняла ружье со стены. Держа кочергу в левой руке, а ружье — в правой, она жестом разрешила ему войти.

На это у него ушла целая минута. Ему понадобилось собрать все силы, чтобы перешагнуть через низкий порог.

Бриджет показалась себе смешной — и жестокой. Но все-таки не тронулась с места.

— Прошу извинить мою подозрительность, — только сказала она.

— У вас нет никаких оснований мне доверять.

— Для маньяка-убийцы вы не слишком стараетесь убедить меня в вашей безобидности.

Но ведь он все-таки оказался в ее доме, так? Бен разглядывал неровные кусочки дуба и вишни, составлявшие узорный паркет. Сделав еще шаг, он чуть не упал ничком. Его повело влево, и он рухнул на столик, деревянные ножки которого пронзительно заскрипели. Кочерга с грохотом упала на ступени.

Она бросилась к нему.

— Вы действительно тяжело ранены!

— Или я — чертовски талантливый актер. Вы не должны покупаться на…

Бриджет положила ружье на стол.

— Вам нужна помощь.

— А вам — уроки самообороны! Никогда не выпускайте ружье из рук!

Она изумленно уставилась на него.

Какого дьявола он на нее орет? Злиться ему надо только на самого себя. Какими бы густыми ни были лесные заросли, терять оружие он не имел права. Как он будет ее защищать, если контрабандисты придут за ним следом? Он ненавидел чувство беспомощности. А еще сильнее он ненавидел подвергать опасности других. Вот почему он работал один. Всегда.

Он провел ладонью по лицу, оттягивая момент, когда вынужден будет посмотреть на нее. Да уж, он показал себя не в лучшем виде! Теперь она будет его бояться, будет все время настороже.

Бен искоса посмотрел на незнакомку. Ничуть не испуганная и не выбитая из колеи, она хладнокровно рассматривала его рану.

— Скажите мне одну вещь. Если бы я сейчас навела на вас ружье, вы смогли бы сделать десять шагов?

Он сильно в этом сомневался.

— Так я и подумала. Может, вы и опасны в добром здравии, но сейчас вы определенно беспомощны. Ну-ка, обопритесь мне на плечо. — Она скрутила волосы жгутом и перекинула их через правое плечо. Приподняв его локоть, она пристроилась ему под мышку. — Давайте действовать вместе.

Бен попытался. Привалившись к ней, он обхватил рукой ее хрупкие плечи. Левой рукой она обняла его за талию.

— Ну-ка, попробуем сделать шаг.

Он обвел взглядом комнату, прежде чем двинуться с места. Стены были бревенчатыми, по-деревенски грубо обтесанными, а вот мебель деревенской никак нельзя было назвать. Белые диваны стояли вокруг кремового ковра с индейским узором. Стулья в белых чехлах окружали столы, накрытые мягкими розовыми скатертями с бахромой.

— Только не сюда.

— Тогда куда?

Как ни противно было ему говорить об этом, но ему ни в коем случае нельзя было оставаться на первом этаже, рискуя тем, что кто-нибудь увидит его в окно — так, как он увидел ее.