Океан лжи (СИ)

О третьей никто даже не подозревал: трусишка скрывал ее, как семиклассница - зачатие. Заключалась она в том, что взрослый мужчина панически БОЯЛСЯ ПРЕДАТЕЛЬСТВА.

II

Ложь - в ней он априори, не подавая вида, подозревал каждого. Прекрасно осознавая, откуда растут ноги у сего чрезвычайно болезненного психологического "пунктика".

Едва Криду исполнилось четыре года, его мать сбежала с другим. Покидала дом в отсутствие мужа. Сынишка спросил:

- Ты далеко?

- Очень! - ответила та.

- А когда вернешься?

- Скоро!

- Как скоро? - упорствовал, будто почуяв неладное, малыш.

Женщина показала на дверной косяк, где ежегодно ставили зарубки, обозначая, на сколько подрос первенец:

- Как только вырастешь еще на одну отметину!

- Правда?!

- Правда, сыночек! Как ты можешь сомневаться?

- Ты не обманешь? - не унимался Крид.

- Что ты, моя кровинушка! Я обязательно вернусь и привезу тебе кучу красивых игрушек.

Случилось так, что ближайший год малышу было не до игрушек. Он тяжело заболел и оказался прикованным к постели. Студент-медик, которого смог пригласить отец, учитывая их доходы, не исключал нервного срыва, сказавшемся на опорно-двигательном аппарате. Отец при этом смущенно отводил взгляд в сторону. Он еще не знал, что малолетнему сыну придется провести в постели долгих одиннадцать месяцев.

Единственными живыми существами, скрашивающими будни мальчика, были… две мухи. С которыми он крепко подружился.

Сначала, правда, их было значительно больше, но постепенно остальные куда-то исчезли.

Крид не раз пытался угадать судьбу пропавших без вести. То ему казалось, что мухам попросту надоели скука и убожество, царящие в лачуге, и они отправились в места более оживленные, к примеру, на богатую - и уже одним этим веселую! - свадьбу. То представлял, как его крылатые друзья гибнут в кровавой навозной разборке, уступив более сильному противнику. Случалось, Криду становилось их жаль настолько, что он начинал плакать, прощая коварную измену.

И тихо радовался, что эти две сохранили верность, хотя наверняка каждый вечер ложатся (или садятся?) спать, как и он сам, впроголодь.

Одной он дал имя Зузу, другой - Биби. И вскоре уже узнавал их в "лицо". А если быть точным, то не в "лицо", а по приметам.

У Зузу, видимо, в драке за мушиного жениха, основательно пострадало левое крыло - оно стало зубчатым и короче правого. Как заметил Крид, при заходе на посадку инвалидке приходилось несладко: она как бы заваливалась на бок. Но до авиакатастроф дело, к вящему удовольствию малыша, не доходило. В последний момент муха изворачивалась и приземлялась на "аэродром" без всяких происшествий.

В свою очередь, брюшко Биби было испачкано чем-то несмывающимся белым. Скорее всего, села когда-то на свежеокрашенный белилами подоконник.

"Вот бедняги!" - горевал малыш над нелегкими судьбами своих подруг, живущих, как и он, без матери и в замкнутом пространстве.

Он был им очень благодарен за то, что не бросили в трудную минуту. "Повезло, что встретил именно Зузу и Биби!? - размышлял малолетний философ. - Ведь они не улетели, к примеру, в роскошный особняк на улице Мурильо, хотя там в баке с отходами еды куда больше, чем в их с отцом, давно не работающем и поэтому покрывшемся толстым слоем пыли и паутиной, холодильнике. За это я их, когда умрут, если сам к тому времени выздоровею, похороню со всеми почестями на заднем дворе. Даже салют из хлопушки устрою, если отец даст несколько песо".

Вечером приходил с работы уставший глава семейства и первым делом интересовался, не скучно ли было сыну, заходила ли соседка? Шумно ругался, когда узнавал, что заглядывала лишь единожды или вовсе нет. Однако Крид относился к этому ритуалу, как обязательному, но никому не нужному и ничего не значащему. Ибо однажды случайно через полуоткрытое окно услышал, как отец унижался перед толстой Санхи:

- Неужели тебе тяжело переступить порог моего дома?

- Да что-то опять нездоровится, - притворно вздыхала та.

- Да хоть пару раз на день! Большего не прошу.

- Сколько втолковывать в твою глупую башку: не вернется твоя женушка и не надейся! Давай сходиться, будет кому и дом вести, и за мальчонкой присматривать.

- Я лучше отработаю - помогу тебе по хозяйству или в огороде, - напряженным голосом говорил отец. - Ну как, заглянешь?!

- Куда тебя денешь?! - жеманничала соседка. - Однако долго так продолжаться не может. Заруби себе на носу!

Крид накрыл голову подушкой, дабы не выкрикнуть что-нибудь обидное в адрес старой жабы. Что она к ним цепляется?! Мама обязательно вернется - она Криду обещала. Когда он подрастет на одну зарубку. Может, уже и подрос, только как измерить, если он уже несколько месяцев не встает с постели? Да и мама бы появилась, если бы он перерос зарубку, а так, видно, еще малость не хватает.

Если же отец приведет в дом эту корову, он, Крид, как только встанет на ноги, убежит. Правда, возникает вопрос: а как же он, в таком случае, встретится с мамой, когда та вернется? Этого малыш не знал и от бессилия снова начинал плакать. Попутно молил бога, чтобы тот помог ему быстрее выздороветь. Пусть не окончательно, а только чтобы получить возможность подойти к заветному дверному косяку.

…С тех пор прошло без малого четыре десятилетия. До семи лет он верил, что детей приносит аист, а потом понял, что это утка. "Лживую" зарубку перерос более чем вдвое (она уже едва доставала до ширинки), а мать, увы, так и не появилась.

Предательство самого дорогого человека наложило на его психику неизгладимый отпечаток. С тех пор, даже став взрослым, Крид любой чужой поступок, каждое услышанное слово подвергал сомнению, ни единому человеку изначально не верил. Даже вырастившему его отцу, когда тот еще был жив и который так и не женился на соседке. И ничего поделать с собой, как ни пытался, Крид не мог.

Простил только Зузу и Биби, которые, в конце концов, исчезли из их лачуги: те ведь ему ничего не обещали.

А вот мать… Для мальчишки, наконец понявшего, что она обманула с о з н а т е л ь н о, мир превратился в океан Лжи. Который утлый челнок его Судьбы бороздил под парусом Надежды в поисках острова Истина. Суденышко протекало. Крид конопатил щели, заводил пластырь. Но все напрасно. Вода буквально заливала дырявую посудину, хотя он из последних сил черпал предательскую жидкость, стремясь остаться на плаву. С таким неистовством стихии противостояли разве что рабы на галерах, подгоняемые ударами палок и плетей. Его же подстегивала ненависть к окружающей лодку и нагло проникающей внутрь корпуса воде - гнусной лжи.

Знала бы мать, какую пробоину в психике сына она проделала, может, хоть сейчас, если жива, сдержала бы слово и появилась - пусть на минуту. Крид, вопреки всему, ЖДАЛ и, скрывая это даже от самого себя, все еще НАДЕЯЛСЯ…

III

Жене он изменил не впервые. Но к донжуанам причислить себя, даже с большой натяжкой, не мог. Цветы в чужом саду сохранивший былую привлекательность сорокапятилетний мини-ловелас срывал достаточно редко. Несмотря на то, что на него, зрелого самца, которому от матери-филиппинки достались густые иссиня-черные волосы и смуглая золотистая кожа, а от отца-португальца - доброе сердце, легко ранимая душа, страсть к рыбалке и труднообъяснимое увлечение широкими поясами, имели виды многочисленные дамы, в том числе, и из числа светских львиц.

Мужчиной он стал довольно поздно, особенно если учесть южный темперамент латиноамериканцев. Не удивительно, что в кругу ребят, начиная лет с двенадцати, где бы они и по какому поводу ни собирались, речь непременно касалась представительниц женского пола. Любой из них готов был на какую угодно жертву, лишь бы хоть на мгновенье очутиться между раскинутых женских ног. Причем возраст дам не имел для будущих жиголо ровным счетом никакого значения.