Дорога смерти

— Я возвращаюсь в город: нам нужно хоть что—то добыть.

Виктория сделал шаг вперед и положила на мое плечо руку, ее взгляд был твердым.

— Нет, деточка, на этот раз пойду я. Ты и так всегда лезешь в самую гущу событий. Я справлюсь, все же я бывшая вояка.

— Что? Вояка? В каком смысле? — Я удивленно приоткрыла рот, вот уж не ожидала!

— Разреши представиться: спецназ, старший сержант Виктория Пруэнса, в отставке.

— Это… вау! Спецназ… Круто, но все же я…

— Ни слова больше, Алекс. Иду я. Точка. Ждите меня до рассвета. Если я не приду с первыми лучами солнца, двигайтесь вперед, поняла?

— Нет, я пойду за вами, если вы не вернетесь.

— Нет, не пойдешь. Что же ты, оставишь мальчиков одних? Эйтор без сознания, он не сможет их защитить в случае чего.

— Хорошо, Тори,— я устало потерла глаза,— но черт возьми! Возвращайтесь во что бы ни стало. Эйтору нужна помощь. Помните об этом, когда будете в городе.

— Я вернусь, деточка, и все у нас будет о’кей.

Я подошла к Тори и крепко ее обняла, она замерла на секунду, но потом обняла меня в ответ, неуклюже похлопывая по спине.

***

Прошло уже более двух часов после ухода Тори. Эйтор так и не пришёл в сознание, но его дыхание было глубоким и ровным. Все, что я могла для него сделать на данный момент, — это сесть рядом и положить его голову на свои колени. Лукас и Леон пристроились рядом.

Кажется, я задремала всего на минуту, но, когда я открыла глаза, первые лучи солнца уже пробивались сквозь зеленую листву деревьев. Мое тело онемело, шея затекла от неудобного положения. Я повертела ее из стороны в сторону, разминая. Мальчики все еще спали, тесно прижимаясь ко мне. Я опустила глаза вниз, на свои колени, и встретилась с янтарными глазами Эйтора.

— Привет, Алекс. — Прошелестел он.

Я вздохнула с облегчением: он пришёл в себя, а это уже неплохо.

— Доброе утро, Эйтор. Как ты себя чувствуешь? Где болит? Как голова?

Он закрыл глаза, затем пошевелил головой, скривился и распахнул глаза:

— У меня немного болят отбитые ребра, но это, скорее всего, просто ушибы, не перелом; а вот с головой хуже — кажется, сотрясение: едва я ей шевелю, как меня одолевает дикая боль и поднимается тошнота.

Он чуть сдвинул голову вбок и осмотрелся вокруг. Ничего не обнаружив, он перевел взгляд на меня:

— Где Тори?

Я глубоко вздохнула и отвела глаза в сторону: мне было стыдно, что я отпустила ее, вместо того чтобы пойти самой.

— Она вернулась в город. Нам нужны небольшие запасы, хотя бы воды и одеял, ну, и предметы первой помощи: у нас ничего нет. Эйтор, хотела пойти я, но Виктория не позволила, и… прости, Эйтор.

— За что, Алекс?

— Ну, я отпустила Викторию одну… Я вообще не должна была ее пускать, надо было не слушать и идти самой… — я замолчала, когда почувствовала его руку на своей щеке.

Он нежно повернул мое лицо к себе. Мне пришлось посмотреть ему в глаза: он этого хотел, но, вопреки моим ожиданиям, там не было злости и обвинения.

— Эй, успокойся, не надо извинений, Алекс. Тори — самая упертая женщина в мире (ну, если не считать тебя, Алекс). Тебе некуда было деваться. Если она что—то решит, ее не переубедить — это у нас семейное. Я не осуждаю тебя. Ты не должна постоянно рваться в бой, Алекс, ты не всесильна. И ты пошла за нами в логово этих паразитов. Как я могу после этого что—то от тебя требовать? Или в чем—то обвинять? — он глубоко вздохнул, интенсивно заглядывая мне в глаза. — Господи, да я в жизни не встречал такой смелой и самоотверженной девушки, как ты! Перестань гнобить себя. Я уверен, Тори вернется с минуту на минуту. Ты не представляешь, насколько она сильна и хитра: мы с тобой и в подметки ей не годимся.

— Что верно, то верно, мальчик мой, вам до меня еще расти и расти.

Я резко повернула голову вправо, на голос Виктории. Она была уставшей, неизменная сигарета кочевала у неё во рту из стороны в сторону, распространяя аромат табака. Но она была цела, и в руках у нее были две забитые доверху спортивные сумки. Я улыбнулась, и мое тело расслабилось, я сдулась, как воздушный шарик, даже не замечая, насколько до этого была напряжена.

— Рада видеть тебя, Тори. — Произнесла с улыбкой.

Она подошла к нам и сбросила сумки на землю. Присев на корточки, она стала рыться в одной из сумок:

— И я рада видеть вас, ребятки. Ну, Эйтор, как самочувствие?

Эйтор посмотрел на меня, улыбнулся и подмигнул:

— Спать на коленях у Алекс — одно удовольствие. Я почти здоров.

Я закатила глаза: этого парня ничто не проймёт.

Виктория хмыкнула и выудила из сумки полноценный стерильный бинт, а следом — бутылку виски:

— Что ж, это все, что мне удалось раздобыть. Так, мальчик мой, приготовься: сейчас будет больно.

Я разбудила близнецов и попросила немного отойти, они потерли заспанные глазки и отошли на пару шагов, с любопытством уставившись на нас. Я помогла Эйтору принять вертикальное положение и встала позади него на колени, слегка придерживая его спину. Тори тоже встала перед ним на колени. Раздвинув его волосы в стороны в районе раны, она чертыхнулась. Сначала взяв бутылку с водой, она аккуратно промыла ему рану. Эйтор не дернулся, но вот когда в ход пошёл виски, он вздрогнул и зашипел, ругаясь сквозь зубы на непонятном мне языке. Чтобы немного отвлечь его, я заговорила:

— Необычное наречие. Это язык твоего народа?

— Да, это мой родной язык.

— Интересно, красивое звучание. А что ты сейчас сказал?

— Лучше тебе не знать, малышка: уши в трубочку свернутся.

— Здорово! Научишь меня каким—нибудь фразам?

— Конечно, но не этим: они слишком грязные для твоего ротика.

— Скажи что—нибудь сейчас — мне.

Эйтор слегка повернул голову в мою сторону и слабо улыбнулся. Тори в этот момент промокала его рану на голове кусочком бинта.

— Omaa ayaan, gego maajaaken. (Будь здесь, не уходи.)*

— Что ты сказал?

— Просто, чтобы ты была рядом.

— Хорошо, я и не собиралась уходить. Скажи еще что—нибудь.

— Nawaj nindaa—minwedam. (Я без ума от тебя.)

— А это что значит?

— Разве это важно, Алекс? Ты же просто пытаешься меня отвлечь — спасибо за это, — Эйтор замолчал, и, как я ни пыталась, больше не смогла втянуть его в разговор.