Слишком чужая, слишком своя

— А ты по какому делу? Может, мы поможем, потому как в квартиру к ним тебе лучше не ходить. Саша, бедняга, так переживает, лучше не напоминай лишний раз. Жизнь душа в душу прожили, дочь вырастили — ни ссоры, ни спора, слова плохого друг другу не сказали — и беда такая! Так ты чего хотела-то?

— Нет, уже ничего. Этого уже никто не сможет...

Я встаю и иду прочь. Что я могу сказать? Только то, что старая учительница погибла, скорее всего, из-за меня. Из-за того, что настаивала на том, что не устраивало многих? Или нет? Может быть, просто совпадение? Но я принципиально не верю в совпадения!

— Эй, девушка! — Это снова меня. — Пожалуйста, вернись!

-Да?

— Так это ты была в той красной машине? — Она слишком многих людей видела в своей жизни, врать не имеет смысла.

-Я.

— Сядь, дочка, и послушай, что я тебе скажу, — я покорно усаживаюсь на скамейку. Старушка уже одна, ее соседка ковыляет к подъезду. — Я попросила Анну вынести мне воды, она тут на первом этаже живет, так что времени у нас мало. Слушай меня, дочка. Ты же пришла порасспросить Валю о том, что она видела?

-Да.

— Зачем? Разве тебе недостаточно того, что ты там была?

— Нет. У меня амнезия.

Этой женщине я могу говорить только правду и ничего, кроме правды. Может, потому, что никто не называл меня так — «дочка»?

— Поэтому на тебе парик? Операция?

— От вас ничего не скроешь!

— Ты скрывай от тех, от кого надо. А сейчас слушай: Валя погибла из-за того, что видела тогда. В травмпункте работает моя внучка. Она узнала Валю, а Валя была еще жива. Она тоже смогла узнать Натку и сказала ей: та же самая машина, синяя. Прошептала и умерла. Никто не слышал, а у Натки хватило ума никому не проболтаться, а уж потом и я ей молчать приказала строго-настро-го. А тебе говорю. Тебе надо бы бежать, они же найдут тебя — тем более теперь, когда ты все забыла. Беги, дочка, может, и спасешься. Ты же еще такая молодая!

— Мне некуда бежать. Я сирота.

Она задумывается — но только на минуту. Потом, все для себя решив, говорит:

— Бумага и ручка у тебя найдутся? Дай мне.

Я подаю ей свою новую записную книжку, она что-то быстро пишет. Почерк неразборчивый, как у всех врачей. Сколько рецептов и историй болезней написали эти руки! Скольким людям помогли... Старая докторша пишет для меня рецепт.

— Вот, возьми. Это адрес моей сестры в деревне под Белгородом. И письмо для нее. Она одинокая женщина и приютит тебя. А теперь иди, сейчас Анна вернется.

— Почему вы это делаете?

— А кто для тебя сделает это? Разве можно жить в этой стране? Кругом одни бандиты, страшно на улицу выйти. Награбили денег и считают, что все вокруг купили. Откуда узнали о Валиных показаниях? Кто-то же из милиции сказал им, предупредил. А ты еще совсем молодая, тебе только жить... А тут такое. Валя всю жизнь учила детей. Я их лечила. Анна дворником работала. А теперь мы — нищие. И ради этого мы жили? Иди, дочка, удачи тебе.

— Спасибо вам. Как вас зовут?

— Зачем тебе? А впрочем... Селина Мария Семеновна. Тут вот живу... А ты?

— Меня зовут Юля.

— Как-нибудь дай о себе знать, Юля.

— Постараюсь. Спасибо вам за все.

Я ухожу. Мне еще надо поймать такси, потому что я устала. И я огорчена. Меня так растрогал поступок этой женщины! Ведь она меня впервые видела, но приняла во мне такое участие... Кто из моих знакомых способен на это? И способна ли я сама? Не знаю. Вместе с этими стариками уходит в небытие целая эпоха подлинных ценностей. Ведь я уже знаю, что было время, когда помощь попавшему в беду была обычным делом. На смену этому пришло холодное: «Это ваши проблемы». Мы становимся так одиноки, отталкивая от себя людей, отгораживаясь каждый в своем мирке материальных ценностей. И мы становимся беззащитными перед судьбой. И судьба наказывает нас, заставляя многим платить за одиночество. Слишком многим, чтобы дело того стоило. Надеюсь, что когда-нибудь мы поймем это.

— Влад, ты только посмотри, какая краля! — Отвратительный голос возвращает мне способность действовать.

Передо мной выныривают двое. Гадкие улыбочки, а уж вонь — так совсем мужики не моются, со дня своего рождения. Эту вонь я должна была почувствовать издали, но они затаились возле гаражей, а здесь, похоже, местный сортир под открытым небом... Мерзость!

Пьяные самцы.

— Куда направляешься, красотка?

— Что надо? — Я угрожающе спокойна. Вокруг никого, темнеет, но я спокойна. Я должна сейчас избавиться от накопившегося раздражения.

— Влад, ты слыхал? Она хамит! Ты, сучка, сейчас узнаешь, чего нам надо! Можешь даже покричать!

Грязная рука хватает меня за волосы. Что, парень, не ожидал? Но ведь так и есть — я в парике. Моя рука сама бьет нападающего в горло, а второму я в этот момент вогнала в мозг переносицу. Хрустнула кость. Я наклоняюсь за париком. Что, дорогой, нечем дышать? И не надо, поверь мне, это для твоей же пользы. Вы оба вряд ли сможете выжить, если вас в ближайшее время никто не найдет. Что маловероятно. Спокойной ночи, мальчики, никуда не уходите.

Я старательно пристраиваю парик на место и отправляюсь искать такси.

6

— Макс, отстань от меня! — Мягкие лапки касаются моих щек, но мне еще хочется спать. — Отстань, кому говорю, не то не получишь больше рыбы.

Нет, сон безнадежно испорчен. Утоплю этого кота когда-нибудь. Пора вставать. Но я просто разбита, словно на мне камни возили. Ах да! Как я могла забыть! Я вчера, сдается мне, убила двух ублюдков. Какая жалость! Это надо было сделать позавчера.

Я подозревала, что могу сделать что-то подобное, а теперь знаю точно. Но чтобы меня настолько не мучила совесть — нет, это очаровательно! Они сами этого хотели. Вернее, они думали немного поразвлечься, упиваясь своей полной безнаказанностью, а тут такая незадача! Парни имеют полное право быть мною недовольными. Интересно, их уже отвезли в морг или нет? Одному я перебила гортань, и он захлебнулся собственной блевотиной, а другому забила переносицу в то место, где у нормального индивида обычно обретается мозг. Бог знает, что там было у моего давешнего знакомца? Вскрытие покажет. Чистая работа, но с каштановым париком я расстанусь. Спокойнее буду спать. А жаль, хороший был парик!

Я выползаю из постели и иду на кухню. Макс бежит передо мной, задрав хвост. Ну и хвост у него! Мне немного завидно: и отчего это у меня нет такого хвоста? Мой лев проголодался. Сейчас, сию минуту, сэр. Ну, так и есть. Светка не появилась. Наверное, свидание затянулось. Если док обидит ее, я его убью.

Интересно, почему это меня не мучит совесть и я не ощущаю никакого дискомфорта? Ведь по всем человеческим меркам я совершила нечто ужасное. А согласно нашим кастрированным законам я должна была сначала отдать себя на растерзание двум пьяным мерзавцам, а потом, если бы осталась жива, должна была приползти в милицию, пройти унизительную процедуру освидетельствования и несколько месяцев выслушивать вопросы следователя, не было ли мне приятно, когда меня били и насиловали двое дурно пахнущих дегенератов. Но в этом месте наши с законом дороги расходятся. И я подозреваю, что не только в этом. Ну, да бог с ним совсем, с законом. Зато выродки никого уже не тронут. Никогда. И это греет душу.

Я насыпаю в мисочку корм, а Макс урчит, как трактор. Итак, что я имею? У меня уже есть несколько знакомых, впечатление о них сложилось абсолютно сознательно,самостоятельно, а не с чьих-то слов. Этих людей я смогу узнать при встрече — в моем положении это совсем нелишне.

У меня есть запасной аэродром, где я могу осесть, если запахнет жареным. Тоже неплохо. Но женщина, на которую я возлагала надежды, мертва. И хотя в результате я получила даже больше, чем хотела, я имею в виду то, что рассказала мне Мария Семеновна, но... Та женщина, бывшая учительница, погибла из-за меня. И то, что се свидетельские показания дошли до меня, ничего не меняет. Я ее не знала, но она погибла, потому что хотела мне помочь. Потому что какой-то гад в милицейской форме продал свою совесть за несколько паршивых баксов. Чужую жизнь продавать легко.