Тепло твоих рук

Зак понятия не имел, куда Кайла убрала фотографию, но был уверен, что она спрятана где-то у нее в комнате. Как бы то ни было, его воспоминания об Оливии поблекли за эти годы, и он забыл эти маленькие детали, например, ее скулы. Он знал только, что когда смотрел на Кайлу, она напоминала ему Оливию.

– Она такая красивая, – протянула Кайла. – Вот бы мне стать похожей на нее.

«Ты и так на нее похожа, – подумал Зак. – В твоем характере больше от меня, но внешне ты очень похожа на мать».

– Это твоя бывшая девушка? – спросила Кайла. Зак кивнул, и она хихикнула. – Такая неуклюжая. Сначала уронила кофе, а потом и сама угодила в лужу. – Она рассмеялась, но затем открыла папку с материалами по конкурсу «Истинная красота» и погрузилась в чтение.

Зак тяжело вздохнул. «Слава Богу», – подумал он. Он не был готов к вопросам. Он не собирался лгать дочери по поводу того, кто такая Оливия, но ему нужно было время, чтобы подумать, чтобы решить, что и как сказать.

Ему нужно было поговорить с Оливией и выяснить, что она делает в Блубери, каковы ее намерения.

«Наш ребенок родился мертвым…»

Что все это значит? Неужели отец Оливии и вправду сказал ей, что ребенок родился мертвым? На такое, казалось, не способен даже Уильям Седжуик. А может быть, и нет. А как насчет врача и медсестры? Неужели им заплатили?

Или Оливия лжет ему? Нет, он все выяснит. И выяснит в ближайшее время.

Задыхаясь от бега, Оливия упала на диван в гостиной и посмотрела на телефон. Всего один телефонный звонок отделял ее от правды.

Она подняла трубку. Рука дрожала, и Оливия досчитала до десяти. А затем до двадцати.

Она набрала номер. Мать ответила после первого же гудка:

– Алло, Кандас Герн слушает.

Оливия молчала.

– Алло? – повторила мать.

– Мама, это я, – сказала она. Оливия поднялась с дивана и принялась ходить по комнате взад и вперед. – Перейду сразу к делу. Мне нужно, чтобы ты сказала правду.

– Какую правду, дорогая?

Оливия остановилась.

– Правду о моем ребенке.

На мгновение на том конце провода повисло молчание.

– О твоем ребенке? Оливия, я не вполне понимаю…

Нет. На этот раз ей не удастся отвертеться одним из своих любимых «понятия не имею, о чем ты говоришь», произнесенных невинным голосом.

– Я только что столкнулась с Заком Арчером. А с ним была наша дочь.

Теперь настал черед матери изумляться:

– Что значит «наша дочь»? О чем ты?

Оливия вновь принялась мерить комнату шагами.

– Черт побери, мама, не лги мне! Расскажи всю правду, немедленно!

– Оливия, я понятия не имею…

– Мама, мне соврали? Мой ребенок выжил?

– Нет! – настаивала мать. – Ребенок был мертвым. Мне доктор так сказал. И та грубая медсестра сказала то же самое. У меня есть копия свидетельства о смерти.

Оливия закрыла глаза и покачала головой.

– А мог Уильям заплатить врачу? Может, они подделали свидетельство о смерти.

– Боже, Оливия, я не знаю. Зачем ему это делать? Зачем выставлять ребенка якобы умершим, если ты и так была согласна на усыновление?

Да, почему? В этом не было ни малейшего смысла. В любом случае она вернулась бы домой без ребенка.

– Оливия, что ты имела в виду, когда говорила, что видела Зака Арчера с твоей дочерью?

Оливия тяжело вздохнула.

– Я имела в виду, что он здесь, в Блубери, и что он сказал, что наша девочка жива и здорова. Она была с ним, но стояла довольно далеко и не слышала нашего разговора.

– Ничего не понимаю, – сказала мать. – Отец занимался усыновлением, он сказал, что знает отменного юриста, что ребенок попадет в замечательную семью. – Она выдохнула. – О Боже, Оливия. Что же он натворил? – Она помолчала. – Я немедленно вылетаю. Тебе нужна моя под…

– Нет, мама, – перебила ее Оливия. – Я ценю твое желание помочь, но если эта девочка моя дочь, если Зак говорит правду, то мне следует действовать самостоятельно. И быть крайне осторожной.

И это еще мягко сказано.