Стирая границы

Коди откинулся на спинку кресла и потер тонкими пальцами подбородок, явно о чем-то размышляя. Я так и видел, как он сейчас начнет меня убеждать, что такого не может быть, но вместо этого омега произнес ровным голосом:

 — Я вчера вернулся из командировки, читал лекции студентам. Так одна из тем как раз касалась этого вопроса.

 — А вы могли бы объяснить мне это, только доступным языком, избегая вашу сложную терминологию? — перебил я его.

 — Конечно, могу, — вежливо отозвался Коди. — Есть такая теория, что изначально мы могли чувствовать всех. Неважно кто был перед нами: омега или альфа. А потом в обществе стали порицать однополые отношения, и за годы эволюции это превратилось в табу. Простыми словами, у нас уже с младенчества стоит психологический блок, и с каждым годом он только усиливается. Скорее всего, ваш блок рухнул. Вы чувствуйте только одного альфу? — он спокойно ждал ответа.

 — Да, только одного.

Я как-то об этом и не задумывался. Да и не старался проверить свой нюх на другом представителе сильного пола. Но, вроде как, на других не реагировал.

 — Как давно у вас такое?

Я почесал затылок, вспоминая. Как давно? Я даже замялся, решаясь. Говорить ему или нет? Мои глаза забегали. На лбу выступил пот, который я тут же вытер рукой.

 — Джек, я не давлю на вас. Это просто беседа. Вы сами решаете, что говорить мне, а что нет. Но вы должны понимать, чем яснее я увижу картину, тем больше шансов правильно ответить на ваш вопрос.

 — Да, я понимаю, — опустил я голову. — Первый раз я почувствовал его запах, когда переспал с ним.

 — Он вам был приятен? Или, наоборот, вызывал отвращение? — подтолкнул меня омега после возникшей паузы.

 — Мне хотелось убить его, — я открыто встретился с ним взглядом. — Он не только был мне неприятен... все в груди переворачивалось. Будто ядовитый газ проникал под кожу.

 — Хотите поговорить об этом?

 — Нет, не хочу. Это уже в прошлом, — твердо ответил я, давая понять, что эта тема закрыта. — Потом я его тоже чувствовал, но не так сильно. Потом он напоминал скорее назойливую муху, которая раздражала своим постоянным присутствием.

 — И это вас не удивило? Почему вы тогда не задали себе такой вопрос?

 — Я был слишком занят, чтобы задумываться о такой ерунде.

 — Хорошо. Что изменилось?

Я снова задумался, перебирая воспоминания, как бусы. Что изменилось?

 — Хорошо, послушайте, я все расскажу, но только не перебивайте меня. Можно, я закурю? — у меня плохо получалось скрыть свою нервозность: руки так и тянулись к карману с пачкой.

 — Не думаю, что это хорошая идея — курить в кабинете. Я могу предложить вам кофе, он вас немного успокоит.

 — Нет, все нормально. Так вот, — я вытер руки об колени и продолжил, — мы работаем вместе недавно. Отношения не заладились с самого первого дня. Потом произошло одно событие, после которого я его почувствовал. То есть, правильнее заметить, во время этого события. Он попал в беду, и единственный способ его спасти был... переспать. Скотт... он после этого винил себя. Я видел это, но не хотел видеть жалость в его взгляде. Я хотел нормальных отношений, хотел его уважения. Мы ссорились, и я каждый раз старался до него достучаться. Кажется, мне даже это удалось. Но как только все стало получаться, случился взрыв. На этот раз он меня спас. А потом три месяца пролежал без сознания в больнице. Я думал, он умрет... Вы побледнели? Вам плохо? — обратил я внимание на врача, который изменился в лице.

Вот как можно таким впечатлительным омегам работать в таких отраслях, сталкиваясь с реальными проблемами и ужасами жизни?!

 — Нет, все хорошо. Душно стало. Вы не возражаете, если я приоткрою окно?

Я наблюдал, как он поднялся и неуверенной походкой подошел к окну и приоткрыл одну раму.

 — Извините, — произнес он, занимая прежнее место. — Продолжайте.

 — В больнице я снова ощутил его запах. Он словно заново пробирал, вот только на этот раз не раздражал, а, наоборот, успокаивал. Я все дни, что был с ним там, не мог насытиться его ароматом, боясь, что каждый вздох станет последним. Вот только он, когда выписался, изменился. Стал неразговорчивым, постоянно чем-то недовольным. А затем и вовсе бросил меня, предал. Даже не удосужился объяснить причину своего поступка. А когда я его спросил напрямую о ней, знаете, что он мне ответил? Что любит меня. Он меня любит… Какой-то бред. Я до сих пор не понимаю, как такое вообще произошло!

 — Он к вам пришел и признался? — удивленно смотрел на меня омега.

Да, я бы тоже удивился, услышав такой рассказ о двух идиотах, поочередно спасающих друг друга.

 — Нет, это я к нему пришел. Он сказал об этом у себя дома, — я запустил пальцы в волосы, до боли сжимая их, — а потом он меня поцеловал. И самое ужасное во всем этом то, что мне понравилось. Да после этого мне все запахи пустыми кажутся!

Билку выдержал паузу, молчаливо склоняя голову и обдумывая мои слова.

 — Джек, что вы знаете об истинных парах?

 — Ну, это… когда двое при первой встрече чувствуют друг друга и понимают, что это самый лучший аромат, какой только может быть.

 — Да, все верно. В этом случае возможность распознавать идеального партнера заложена самой природой. То есть, тут на первом месте физиология. А вот в вашем случае... как бы вам объяснить? Я давно читал труд одного ученого, который утверждал, что есть вторая возможность выбора партнера — психологическая. Вот только эту идею никто не поддержал, и она так и осталась неизученной.

 — А в чем она состоит?

 — Чтобы вы поняли, я вам объясню на вашем примере.

 — Да, я согласен, — заинтересовался я.

 — В момент сексуального контакта вы сами, не ведая того, ослабили инстинкты, чтобы подпустить к себе альфу, и ваш психологический блок дал трещину. Вы стали чувствовать его. Да, сперва это была внутренняя борьба. Словно организм сражался с вирусом, поражавшим здоровые клетки, вызывая при этом вполне нормальную реакцию — отвращение. После вы перестали замечать это, каждый день сталкиваясь с внешним раздражителем. До тех пор, пока альфа не сделал следующий шаг, который вызвал у вас чувство благодарности, симпатии. Тем самым еще больше разрушая вашу внутреннюю систему безопасности. День за днем вы все больше привязывались к нему, доверяли. Ваш разум решил все за вас. Он, как программа, просчитал все возможные варианты и выдал наиболее подходящий для вас.

 — Я правильно понимаю?.. Вы хотите сказать, что я его люблю? — усмехнулся я.

 — Нет, Джек, это больше, чем любовь.

 — Но я его не люблю, — запротестовал я, — я бы это знал, — и что тогда я чувствую? И поцелуй… — Я бы это знал, — уже не так уверенно произнес я.

 — Вы просто это еще не осознали до конца. Ваш протестующий рассудок цепляется за установленные нормы в обществе. Но вы должны, наконец, решить, что будет лучше для вас. У каждого из нас есть свои границы морали, нарисованные невидимой чертой с детства. Джек, вам необходимо научиться стирать их, чтобы двигаться дальше.

Я слушал, кивал головой, соглашаясь, и… не слышал. Во мне будто поселились два человека. Один — убежденный, что все это временное помутнение, что все закончится, стоит только выкинуть ненужные мысли из головы. Он мечтал об отъезде напарника, как об избавлении… от самого себя. А второй молча выл, доказывая тем самым, что в словах доктора есть зерно правды, и мечтал о встречи со Скоттом.

Долго это продолжаться не могло. Две разделенные части моего сознания, причем каждая по-своему, ждали финал.

И он все-таки наступил. Проснувшись рано утром, я понял, что сегодня истекает срок, поставленный Хейзу шефом. А значит, он появится на работе за документами. Я понял, что не хочу с ним встречаться. До сих пор не понимал, чего на самом деле хочу.

Позвонив и предупредив Майкла, что у меня важная встреча с информатором, я остался дома. Время тянулось. Мой взгляд постоянно натыкался на часы. Воображение рисовало картину прихода Скотта к шефу. Такой, как он, не отступит. А поэтому уйдет. Нет, уедет… Сделав очередной звонок одному моему знакомому, я убедился, что напарник приобрел билеты на вечерний рейс. Восемь часов. Казалось, эта какая-то красная черта, перейди которую и, все, возврата больше не будет. Будет или конец, или начало. Я смотрел на часы и ждал, когда стрелка сделает очередной шаг. Как безумный, следил за ее мерным ритмом.