Смерть пиявкам!

Поди разберись, что тут на самом деле произошло. Вроде одна баба и две кареты «скорой помощи». С чего бы вдруг столь неслыханная щедрость нашей службы здравоохранения? Минутку, вроде бы вторая «скорая» ехала передо мной… или это другая? И кажется, это не «скорая», а труповозка…

На повороте на Вишневую мне удалось задать вопрос полицейскому, который уже справился с движением на отведенном ему участке и отирал пот со лба.

— Оба водителя невиновны! — твердо заявил он. — И у обоих реакция отличная. Вот так броситься под две машины — это же большое искусство…

— Она что же, самоубийца?

— Да где там, на труп наткнулась, войдя в дом, просто истерика.

— А что за труп? — ковала я железо, пока горячо. — У меня в том доме родственники живут.

Придумала, конечно.

— То ли художник, то ли артист… в этом роде. Евгениуш Држончек. Не ваш?

— А… Нет, ничего общего.

— Проезжайте, проше пани, не задерживайте движение.

Я послушно проехала. Так, так. Евгениуш Држончек… Эту фамилию я слышала.

Пан Тадеуш в волнении топтался у калитки. Не случилось ли чего? Может, стоит перелезть через забор и заглянуть внутрь дома? И сотовый не отвечает. Не могла я ответить, поскольку докопаться до сотового было не просто, хотя я и слышала, что он звонит. Кроме того, на Собеского прямо за мной ехала полицейская патрульная машина, копаться в куче барахла у них на глазах, не останавливая машину, было опасно. Я предпочла не рисковать.

— Пан Тадеуш, кто такой Евгениуш Држончек? Я случайно не знаю этого человека? — первым делом спросила я.

— Ну как же, один из тех, которых вы так любите! — был мне саркастический ответ. — Я его сам в Интернете разыскал по вашей просьбе. Это ведь он сляпал мегакомедию, которой вы так «восхищались». «Лишние могут уйти»… Нет, не так. «Прелестнейшие могут остаться». Что-то в этом духе.

Так вот почему мне показалась знакомой эта фамилия! Один из беспозвоночных! Повалившись в кресло, я с ядовитой радостью уставилась на черный экран телевизора.

— А что случилось? — встревожился пан Тадеуш. — Что вы ему сделали?

— Не я! — с сожалением и облегчением вздохнула я. — Вроде бы обнаружили его труп. Из-за этого я и опоздала, заставила вас ждать, извините. Правда, я так до конца и не решаюсь поверить в эту чудесную новость.

Пан Тадеуш так и сел.

— Минутку. Вы присутствовали при этом, что ли? Ну, при обнаружении его трупа.

— Если бы я лично его обнаружила, тогда бы не сомневалась. Да и в самый момент убийства меня на месте не было. Я была рядом.

— Тоже нехорошо! — огорчился мой верный помощник. — Боюсь, вы вообще не отдаете себе отчета в том, насколько это чревато неприятностями для вас.

— Да ничем не чревато, и перестаньте морочить мне голову. Я вообще могу не выходить из дому, у меня и тут работы навалом. Но тогда вам самому придется все за меня делать.

Не представляя, какие ему грозят неприятности, Тадеуш, не задумываясь, согласился, лишь бы я не рисковала. Во мне, однако, еще сохранились остатки совести.

— Спокойно, умерьте ваш пыл Вам такого не выдержать, а любоваться еще и на ваш труп у меня нет ни малейшего желания. Ну хватит, вернемся к нашим баранам. Что там такое с Вайхенманном?

— Да, да, — заторопился пан Тадеуш, — я вот что подумал… может, лучше пока это дело отложить? Вы ведь сами понимаете, идет следствие, и для сотрудников отдела убийств самое главное — мотив. А вы, пани Иоанна, извините, слишком громогласно и всенародно выражали свое мнение о покойном и пожелания, чтоб его черти побрали, и хотя вряд ли кто зафиксировал ваши пожелания и проклятия, существует такая вещь, как действие в состоянии аффекта…

— Да у меня это был слишком постоянный, можно сказать, непреходящий аффект, — усмехнулась я.

— Вот я и говорю! Действие в непреходящем аффекте… то есть… не то я хотел сказать… А теперь добавится еще и материальная выгода…

— Вы сами до этого додумались или кто подсказал? — не слишком вежливо поинтересовалась я.

— Не мне подсказали, а полиции! — обиделся Тадеуш. — Кто-то подсунул им вашу кандидатуру.

— И вы отнеслись к этому со всей серьезностью?

— Возможно, во мне вдруг пробудилось мое юридическое образование. Точнее, его остатки, — ответил мой поверенный.

— Остатки и во мне имеются. А в чем состоит материальная выгода? Ведь убивая Вайхенманна, я, по-вашему, преследовала какую-то материальную для себя выгоду? Какую?

— Учтите, это не мое мнение и не я его распространяю, — с нажимом сказал пан Тадеуш, не желая, по всей вероятности, чтобы я его считала совсем уж идиотом. — Я лишь рекомендую вам вести себя осторожнее и в высказываниях соблюдать сдержанность. Береженого бог бережет… и так далее… Так вот, этот участок…

— Ну конечно, он не хотел мне его продать, так я поспешила его прикончить, чтобы потом купить у кого-то по дешевке. А откуда мне было знать, что дочь решит продать землю, да еще недорого? Уж не говоря о том, кто участок этот унаследует? Ведь я эту дочь знать не знаю и в глаза никогда не видела!

— Трудней всего доказать то, чего не было. Попадется какой-нибудь въедливый и упрямый прокурор, ухватится за этот предлог… А уже сейчас треплют ваше имя…

— И наемного спеца тоже удастся мне приписать? Я имею в виду киллера. Ведь убить на расстоянии лишь силой воли мне бы никак не удалось. Жаль, но это так.

— Очевидно. Но, возможно, я преувеличиваю грозящую вам опасность. После допроса я понял, что из дома покойного ничего не украли. Значит, грабитель исключается. По-моему, есть несколько мотивов. Точнее, один мотив в разных плоскостях. Вот вы, скажем, вполне подходите к версии о мести… к сожалению.

— Нет, в эту версию я бы идеально вписалась лишь после «Крестоносцев»! — опять не удержалась я. — А теперь месть была бы несколько запоздалой, вы не находите?

— Но если прибавить к мести еще и выгоду… Этот мотив наиболее очевиден для значительной части нашей общественности, а особенно для представителей закона и работников прокуратуры. Он намного понятнее, чем разница в подходе к трактовке литературных произведений при их экранизации. И вообще, там чувства, а тут деньги. И такой мотив мог бы стать последней каплей…

— Да плевать мне на капли, даже если это капли крови! — взорвалась я. — Чаю хочется страшно. Будете?

— Спасибо, охотно…

Я отправилась в кухню. И, пока возилась с чайником, пан Тадеуш продолжал развивать тему:

— А теперь пани меня совсем расстроила с этим Држончеком. Расскажите мне, пожалуйста, поподробнее, хотелось бы услышать.

Почему не рассказать, пусть послушает. Истории, во всех подробностях, как раз хватило на все время приготовления чая и наполнения стаканов, которые мы перенесли в гостиную.

За чаем мой литературный поверенный принялся на все лады прикидывать, каким образом мне может навредить пребывание на улице Нарбутта в критический момент. Тем более что Држончек жил вовсе не там и вообще не в Варшаве, а в Лодзи, хотя в столице проводил больше времени, чем дома. Что там у него было, на Нарбутта? Конспиративная квартира? Малина? Девушка? Родственники? Верный помощник? Приятели?

— Вы так любите Интернет, вот и проверьте! — раздраженно бросила я. — Или порасспрашивайте знакомых. Лучше всего знакомых девиц. Я могу поприставать к Мартусе или Магде, но не хочется. Как вам известно, к Држончеку я не испытывала столь явственно выраженных отрицательных чувств, как к Вайхенманну, просто слегка презирала. Для преступления этого недостаточно.

— Но тогда тем более участок пока следует оставить в покое! Поменьше о нем говорить.

— А я что, неумолчно только о нем и болтаю? Ладно, хватит о земле. Вы что-нибудь еще узнали? Как оно там вообще все происходило? Кого они всерьез подозревают? И кого подозреваете вы?

Как минимум полгорода, заявил пан Тадеуш. Молодых, да хватких конкурентов Вайхенманна. Его сотрудников, которыми он жутко помыкал. Отвергнутых актеров и актрис. Сценаристов, беспощадно раскритикованных и отодвинутых от кормушки. Продюсеров, которых недооценил. И еще несколько социальных групп и слоев народонаселения.