Ребекка

— Нет! — пронзительно закричала я. — Нет, нет! Мы уедем в Швейцарию! Полковник Джулиан сказал, что мы должны уехать в Швейцарию!

Я почувствовала руку Максима у себя на щеке.

— Что с тобой? — сказал он. — Что случилось?

Я села, откинула с лица волосы.

— Я не могу спать, — сказала я. — Это бесполезно.

— Ты спала, — сказал он. — Ты проспала два часа. Сейчас четверть третьего. Через четыре мили будет Лэньон.

Стало еще прохладнее. Я дрожала во мраке машины.

— Я сяду рядом с тобой, — сказала я.

— К трем будем дома.

Я перелезла через сиденье и села возле Максима. Поглядела на дорогу сквозь ветровое стекло. Положила руку ему на колено. Зубы у меня стучали.

— Ты замерзла? — сказал он.

— Да.

— Который, ты говорил, час? — спросила я.

Перед нами поднимались холмы, уходили вниз и вновь поднимались, дорога шла то в гору, то под уклон. Было совсем темно. Звезды скрылись.

— Двадцать минут третьего, — сказал Максим.

— Странно. Мне показалось, будто там, за холмами, занимается заря. Но ведь этого не может быть. Слишком рано.

— Ты смотришь не в ту сторону. Там запад.

— Я знаю. Это-то и странно, правда?

Он не ответил. Я продолжала смотреть на небо. Оно светлело на глазах. Точно за горизонтом всходило солнце. Мало-помалу розовый свет залил весь небосвод.

— Ведь северное сияние бывает только зимой, да? Летом его не бывает?

— Это не северное сияние, — сказал Максим. — Это Мэндерли.

Я повернулась к нему, увидела его лицо, увидела его глаза.

— Максим, — сказала я, — Максим, что это?

Он гнал машину на бешеной скорости. Мы поднялись на вершину холма, и внизу, у наших ног, показался Лэньон. Налево вилась серебряная дорожка реки, расширяясь к устью у Керрита, в шести милях отсюда. Впереди уходила дорога к Мэндерли. Луна зашла. Над головой небо казалось черным как смоль. Но на горизонте оно не было черным. Его пронизывали багряные лучи, словно растекались струйки крови. Соленый морской ветер нес золу и пепел нам в лицо.